Немного погодя, когда уши привыкают к тишине, начинают различаться другие звуки: свист ветра в такелаже, плеск и шуршание воды за бортом и шипение вкатывающейся на палубу подветренного борта и стекающей в шпигаты воды. Иногда высокий всплеск брызг поднимается над полубаком и, гонимый ветром, несется через все судно, смачивая паруса, палубу и приятно освежая лицо.
Круто уходящий к востоку берег Калифорнийского полуострова дает обширный простор для маневрирования, и мы продолжаем идти к чуть виднеющимся на горизонте очертаниям далеких гор на берегу. По мере приближения к берегу в море возникает жизнь: большая стая крупных тунцов быстро приближается к нам со стороны ветра. Они высоко выпрыгивают из воды, спасаясь от какого-то преследователя, и только у самого борта снова уходят на глубину. Вскоре обнаруживаем и того, кто напугал стаю тунцов. Слева по корме, в непосредственной близости от судна, показывается на поверхности воды сине-черный треугольник плавника акулы. Акула почти целый час идет за нами, то приближаясь почти вплотную к борту, то отставая. Сквозь прозрачную воду видно ее огромное туловище.
Быстро снаряжается «кошка» на стальном тросе с насаженным на нее большим куском кожи от окорока, но акула не голодна и не обращает внимания на предложенное «угощение». Затем она внезапно исчезает и больше не показывается.
Вскоре появляются чайки и дельфины, охотящиеся за какой-то мелкой рыбешкой, от косяков которой иногда рябит поверхность воды. То и дело показываются тунцы, но акул больше нет, и наши охотники разочарованно выбирают «кошку» на борт. К всеобщему удивлению, кожи на ней нет…
Перед заходом солнца показываются один, а потом еще два американских рыболовных бота, вроде тех, что мы видели в Салина-Крус. Они спокойно ловят рыбу в мексиканских территориальных водах.
На закате, когда солнце уже скрывается за чистым горизонтом, ложимся на другой галс и удаляемся от берега в океан. Быстро наступает ночь, и в полной темноте среди слабо вспыхивающих фосфором гребней волн «Коралл» продолжает свой путь. Кругом огромная темная морская пустыня, и только яркие звезды мигают в окружающем мраке.
Следующий день не приносит ничего нового. Все так же лавируем против ветра, через каждые шесть-семь часов меняя галсы. Так же при приближении к берегу в море возникает жизнь, и при удалении от берега мертвой и необитаемой кажется морская пустыня.
Девятнадцатого августа, с утра, когда на очередном галсе мы приближаемся к берегу, перед нами возникает стена тумана. Входим в нее, и сразу все делается серым и блеклым. Чуть просвечивает сверху солнце, тревожно и тоскливо делается на душе. Минут через пятнадцать туман редеет, и мы снова выходим на освещенную солнцем воду. Впереди, милях в пяти, видна следующая полоса тумана. Не доходя до нее, начинаем поворот на другой галс, так как идти в тумане к берегу опасно. Только что заканчиваем поворот, как где-то раздается рокот авиационного мотора. Внимательно смотрим во все стороны и, наконец, видим, как из-под солнца к нам быстро идет самолет. Когда он приближается и, снизившись до бреющего полета, начинает делать над нами широкие круги, мы опознаем в нем разведчика военно-морского флота США. Что делает он здесь, в мексиканских водах, у берегов суверенного государства?
Самолет кружит над нами минут двадцать, производя фотографирование, и только когда мы вновь входим в полосу тумана, он оставляет нас в покое.
Остаток дня 19 августа и весь день 20-го продолжаем лавировать против ветра, беспрестанно пересекая густые полосы тумана. К исходу дня ветер начинает слабеть и после заката прекращается совершенно. Убираем паруса и вступаем под мотор. Сейчас мы на параллели, по которой проходит граница между Мексикой и штатом Калифорния Соединенных Штатов Америки и на подходах к заливу Санта-Каталина, в котором лежит порт Лос-Анджелес.
Незадолго до рассвета показывается обширное зарево огней над городом и портом Сан-Диего, являющимся военно-морской базой и находящимся уже на территории штата Калифорния.
Медленно светает. Слева сквозь легкий утренний туман проступают обрывистые скалы гористого острова Сан-Клементе. Еще дальше впереди и слева чуть виднеется темное пятно острова Санта-Каталина. По мере того как мы приближаемся к нему, в море появляются многочисленные рыбачьи суда самой различной конструкции и величины. Это — ловцы тунца. Некоторые из них проходят от нас очень близко, и мы можем наблюдать способ лова. С каждой стороны судна, идущего под мотором, торчит по длинной гибкой удочке, которые за леску буксируют вращающуюся от хода судна блесну. На эту блесну и ловят тунца. На поверхности штилевого моря видны десятки таких судов, в различных направлениях бороздящих залив.
Наконец равняемся с островом Санта-Каталина и по широкому проливу Сан-Педро между островом и берегом материка поворачиваем в сторону гавани. Справа на холмах возникает целый лес нефтяных вышек — там находятся нефтяные промыслы.
Над берегом, прямо по носу, висит громадное расплывчатое облако пыли и дыма; по сравнению с белесой синевой неба оно имеет серо-фиолетовый оттенок. Такие облака, хорошо видимые в ясный солнечный день, всегда висят над большими городами. Люди, находящиеся в городе, не замечают этого отравленного облака, но стоит отъехать пять — десять километров от города, и его очертания уже делаются ясно различимыми.
По мере нашего приближения из тусклой мглы начинают возникать огромные строения. Это небоскребы Лонг-Бича. Немного погодя проступает линия волноломов. За волноломами возвышаются огромный белый маяк и холмы, покрытые белыми невысокими строениями. Это и есть цель нашего перехода — порт и город Сан-Педро.
Идем под острым углом к волнолому, держа курс на маяк. Около маяка открывается проход в гавань, и мы медленно входим внутрь аванпорта, оставляя маяк слева. Обширное пространство гавани Сан-Педро пустынно, правее входа высокий мол отделяет ее от следующей гавани, в которой виднеются мачты и силуэты крупных военных кораблей. Недалеко от ворот в гавань на якорях стоят три наших китобойца. Подворачиваем вправо и, немного не доходя до них, даем ход назад. С плеском падает в воду якорь. Переход закончен. За кормой осталась 1391 миля, пройденная от порта Салина-Крус за одиннадцать суток при непрекращающемся встречном ветре и противном течении.
Переход был очень утомителен, и мы с нетерпением ждем посещения портовых властей, чтобы затем как следует и спокойно отдохнуть. Минут через двадцать после отдачи якоря из левого угла гавани показывается катер. Он быстро бежит к нам, двумя белыми гребнями разбрасывая воду. Вот он уже швартуется к нашему борту, и два полицейских офицера в сопровождении врача поднимаются на палубу. Повторяется надоевшая и бессмысленная процедура проверки списка команды с многочисленными нелепыми графами. Проверка продолжается около двух часов, и когда она наконец кончается, я чувствую себя совершенно разбитым. Так же чувствует себя и команда. Все очень устали, и всем хочется отдохнуть, а вместо этого приходится терпеливо ждать, когда представители порта удовлетворят свое любопытство. Но вот наконец катер фыркает, делает плавный поворот и удаляется в том же направлении, откуда он прибыл.
Медленно ползет вниз поднятый нами при входе в гавань желтый карантинный флаг, судно имеет разрешение на общение с берегом. И сейчас же к борту подходит другой катер, который уже с полчаса дрейфует у нас за кормой. На этом катере прибыл шипчандлер, чтобы принять от нас заказ на продовольствие. В продовольствии мы нуждаемся очень, так как переход из-за встречных ветров неожиданно затянулся, и мы уже несколько дней сидим на консервах.
Шипчандлер — немолодой, худощавый мужчина в сером, хорошо сидящем на нем костюме, поднявшись на борт, здоровается на чистом русском языке. Передавая ему заявку на продовольствие, я интересуюсь, русский ли он. Да, русский. Его фамилия Петров. В Америке живет с детства, семья переехала сюда еще задолго до Первой мировой войны. Россию, говорит, очень любит, хотя никогда ее не видел.
Взяв заявку и пообещав достать все необходимое завтра утром, он уезжает. Обхожу судно, оставляю вахту и с удовольствием иду отдыхать.
Около десяти часов утра следующего дня катер Петрова подходит к борту, и двое рабочих в светло-коричневых комбинезонах начинают перегружать на «Коралл» привезенное продовольствие. Когда они заканчивают, я, собрав судовые документы, еду в агентство оформлять наш приход.
Раскачиваясь и поднимая тучи брызг, катер бежит в левый, дальний угол гавани. Здесь открывается длинный широкий канал, идущий в глубь материка и являющийся собственно гаванью порта Сан-Педро.
— Гарнизонная гауптвахта, — говорит Петров, указывая на мыс, прикрывающий вход в канал.
Действительно, весь мыс обнесен высокой оградой из проволочной сетки, поставленной в два ряда. За оградой видны многочисленные бараки военного образца. По углам ограды возвышаются вышки для часовых. Пройдя довольно значительное расстояние по каналу между, в большинстве пустых, причалов, катер подходит к одному из них, и мы сходим на берег.
Сам город Лос-Анджелес, первый по величине и по значению город Калифорнии, находится на некотором удалении от побережья. Расположенные вдоль побережья города Санта-Моника, Сан-Педро, Уильмингтон, Лонг-Бич и другие слились друг с другом, и разделение осталось чисто номинальным. Также слились они и с Лос-Анджелесом. Весь этот комплекс городов имеет несколько миллионов жителей.
В Сан-Педро много зелени, на улицах всюду пальмы. Дома окрашены преимущественно в светлые тона и своим видом и архитектурой больше подходят к Испании, чем к Америке. Однако Сан-Педро — это уже настоящая Америка с ее богатством и нищетой, так тесно переплетающимися друг с другом.
Блестящие витрины магазинов, где, если верить рекламам, можно купить все что угодно, и здесь же, рядом с этими магазинами, множество так называемых «уличных торговцев», то есть, попросту говоря, нищих. Эти безработные, добывающие себе на пропитание нищенством, как, впрочем, и большинство тех, кто имеет работу, не могут покупать то, что выставлено в блестящих витринах.