— Такое впечатление, что они не развлекаются танцуя, а выполняют какую-то работу, — говорю я.
— Билет на танцы стоит дорого, и взявший его, конечно, не хочет терять ни минуты времени даром, — поясняет Блэк.
В это время недалеко от того места, где мы стоим, останавливается одна пара. Молодой человек в каком-то невероятного покроя спортивном пиджаке перламутрового цвета берет у подбежавшего «боя» две бутылочки «кока-кола». Одной тотчас завладевает его дама, принимаясь пить прямо из горлышка, другую он держит в руке и вынимает бумажник. Пока он достает несколько мелких монет из бокового отделения, я успеваю заметить в бумажнике довольно толстую пачку новеньких долларов. «Спортивный» молодой человек держит бумажник демонстративно открытым, стремясь, чтобы его содержимое было замечено возможно большим числом людей.
Пока я смотрю на эту пару, Блэк говорит мне на ухо:
— Обратите внимание на эти доллары. Вы можете купить почти в каждой лавчонке такой вот новенький бумажник с такой же или еще более толстой пачкой долларов, всего за пятьдесят центов. Доллары имеют только одну сторону и, конечно, деньгами не являются. Эти бумажники покупают, чтобы хоть самому себе казаться богатым, и с наивным расчетом, что и другие также подумают, что вы достаточно зажиточны. Смотрите, как он выворачивает бумажник для всеобщего обозрения и с каким сожалением наконец прячет его. Я уверен, что и покупка «кока-кола» была затеяна им только для того, чтобы вынуть и открыть бумажник. Наивно и глупо, и ведь парень-то, кажется, хороший, если судить по его лицу.
Немного погодя мы выходим из этого веселого «Дансинга ковбоев». Вслед нам несется все та же однообразная музыка и шарканье подошв, как будто работает какая-то неведомая машина: «джи… джи… джи». И даже когда мы пересекаем Уилмингтон, направляясь в Лонг-Бич, в моих ушах еще стоит этот однообразный и размеренный звук, а перед глазами мелькают пары с сосредоточенными лицами и непрерывно, в такт музыке, жующими челюстями.
«Отдать швартовы!»
Седьмого сентября назначен спуск «Коралла» на воду. Все работы закончены. Обойма ахтерштевня надежно, так, по крайней мере, кажется, укреплена, гребной вал приведен в порядок. Винт установлен на место. Подводная часть заново очищена и окрашена ослепительно зеленой краской. Закончена также и покройка парусов.
С утра на тележке возятся рабочие во главе с Джеком, убирая леса и все лишнее, что там находится. Затем начинает работать лебедка, лязгая, медленно ползет толстая цепь, и тележка двигается вниз. Все ближе и ближе вода, вот она касается основания кильблоков под кормой, затопляя палубу площадки. Вот она уже плещет, омывая корпус, подходит к ватерлинии, и наконец легкое движение, натягиваются и сразу ослабевают тали, проведенные на башни, — «Коралл» всплыл.
Еще некоторое время продолжается движение тележки, и наконец отданы тали, «самый малый назад», и «Коралл» выходит на чистую воду, навстречу катеру, который спешит подхватить нас, чтобы развернуть и поставить к стенке. Спуск на воду продолжался один час десять минут.
Нас меняют местами с «Кальмаром», и начинается длительная кропотливая работа по выверке линии гребного вала.
Эту работу делают двое: Джек и пожилой высокий рабочий в потертом комбинезоне, с сильной проседью и большими мозолистыми руками. Иногда к ним присоединяются еще один-два человека. Почти ежедневно заглядывает Джервсон. Остальные работают на тележке около «Кальмара».
Всем нам уже изрядно надоела затянувшаяся стоянка, команда рвется скорее в море. Очень выручает близость «Кальмара» и возможность ходить друг к другу «в гости». Первое время всю команду занимала мысль наладить «товарищеские отношения» между Васькой и небольшой обезьянкой Игнашкой, собственностью и гордостью «Кальмара». Но все попытки знакомства не привели ни к чему. Когда Ваську выносили на палубу, он вырывался и царапался, а Игнашка при виде его поднимал невероятную трескотню и стремился удрать в безопасное место.
Другие развлечения команды проходили вяло. Домино, традиционный морской «козел», всем уже надоело.
Во время одного из таких вечеров Ильинов рассказал, что, когда он сегодня был в большом универсальном магазине, на его глазах была задержана вполне прилично одетая женщина, которая стащила с прилавка какую-то широко рекламируемую дрянь.
Собралась толпа, очень долго составляли протокол, бесчисленные корреспонденты щелкали затворами фотоаппаратов и здесь же интервьюировали задержанную. Странным Ильинову показалось то, что эта «воровка» отнюдь не выглядела удрученной. Наоборот, она все время что-то оживленно говорила, блестя глазами, и, как видно, старалась попасть в поле зрения возможно большего количества объективов. Перед концом этой истории появился кинохроникер, который, с жонглерской ловкостью владея маленьким ручным киноаппаратом, быстро запечатлел на пленку «преступницу», блюстителей порядка, толпу, магазин, полки с товарами, особенно теми, которые явились предметом покушения, а заодно и управляющего, и главного приказчика, и внешний вид здания, в котором помещается магазин, и крупным планом вывеску магазина с указанием названия фирмы, и так далее.
Присутствующий на вечере старший помощник с «Кальмара» Авдеев с улыбкой достает сегодняшнюю газету и, переводя на русский язык, читает:
— «Сегодня в известном универсальном магазине, принадлежащем отлично себя зарекомендовавшей старинной фирме „Сирс энд Робок“, магазины которой имеются во всех городах Соединенных Штатов и отличное качество товаров которых неизменно привлекает бесчисленное множество покупателей…»
Ну, дальше в том же духе, восхваление фирмы, товаров и низких цен, — говорит он и, пропуская полстолбца, читает: — «…произошла кража с прилавка новейшей модели дамской сумочки (патент принадлежит фирме „Сирс энд Робок“), широко известной дамам Соединенных Штатов и зарекомендовавшей себя как самая изящная, недорогая и практичная вещь сезона. Подобные сумочки (патент фирмы „Сирс энд Робок“) широко распространены в самых известных кругах Соединенных Штатов…»
Ну, здесь опять на полстолбца о «величайших» достоинствах этой сумочки, посмотрим дальше. — Авдеев пропускает еще больший кусок столбца и читает: — «…задержанная с поличным миссис Стенлин, в возрасте 28 лет, мать двух детей и супруга врача мистера Джемса Стенлин (282, Калифорния-стрит) при первом допросе ее шерифом мистером Гладсон призналась, что желание обладать замечательной сумочкой было настолько велико, что она не могла устоять и, не имея при себе денег, решилась на кражу. Зоркие глаза старшего приказчика мистера Гоби немедленно обнаружили кражу, и несчастная была задержана. Однако спешим сообщить, что мистер Джемс Стенлин уже полностью уплатил штраф и выкупил причину несчастья — сумочку».
В газете помещен и снимок, на котором изображены мистер и миссис Стенлин, выходящие из полицейского участка со счастливыми улыбками на лице, причем злополучная сумочка уже болтается на руке сияющей миссис Стенлин, — добавляет Авдеев и продолжает: — Каждый крупный магазин, заинтересованный в сбыте того или иного завалявшегося товара, время от времени прибегает к этому избитому номеру. Женщина или женщины, иногда это бывают и мужчины, состоят на службе магазина. Им точно указывается, что и когда они должны «украсть». Соответственно об этом заранее знает и главный приказчик, и приказчик, продающий товары непосредственно в отделе, где произошло хищение. Похититель задерживается. Собирается толпа, щелкают фотоаппаратами репортеры, составляется протокол, даются показания, в газетах печатаются длиннейшие статьи, снабженные фотоснимками. Цель достигнута, внимание публики привлечено к магазину и к завалявшимся товарам. А имя «похитительницы» не имеет никакого значения. Завтра, когда ее «задержат» в другом магазине, она, конечно, назовется другим именем.
В этом фарсе участвуют и полиция, получающая «за беспокойство» от фирмы известное вознаграждение, и корреспонденты газет, также зарабатывающие построчно и от газеты, и от фирмы.
— Вот это здорово, — говорит Ильинов, — а я, признаться, пожалел было ее даже, думал, безработная, да и кто знает, что она там утащила. Ну, а если разговор идет о сумочках, которыми завален весь отдел, то я их видел. Дрянь первосортная: клеенка низкого качества и сделаны совсем неважно.
— Слушаю я, — говорит Решетько, — и как-то даже не верится, а расскажешь дома, так и вовсе не поверят. — Он разводит руками и продолжает: — Представьте себе, что заведующий сельпо, для того чтобы сбыть с рук плохо идущий ситец, договаривается с какой-нибудь колхозницей, что она украдет у него кусок этого ситца и, будучи задержана, скажет, что не могла удержаться при виде такого хорошего ситца. А тут и милиция будет писать липовый протокол, и в газете напечатают статью о краже и о благополучном конце всей истории. Нет, такие вещи у нас лучше и не рассказывать, засмеют и скажут: вконец забрехался.
— Да, чтоб не попасть впросак, ты лучше и не рассказывай об этом, — отзывается Шарыгин и продолжает: — Раз стояли мы в Сиэтле… — И он начинает рассказывать аналогичный случай с «рекламной воровкой», виденный им там.
На одном из вечеров вопросов, на котором присутствовал Блэк, зашел разговор о воздушной рекламе.
В последние дни ежедневно около полудня в небе над центром Лос-Анджелеса регулярно появляются два самолета. Разойдясь в разные стороны, они начинают описывать всевозможные кривые, по временам выпуская длинные, устойчиво держащиеся в воздухе полосы дыма. Из полос образуются буквы, из букв — слова, из слов — фразы. Таким образом рекламируется то дешевая распродажа автомашин, то какие-то «сверхпитательные» консервы, то новый фасон шляп или еще что-нибудь. Вчера, например, рекламировалась новая марка пива.
Вышивая в небе целые фразы, летчики выполняют самые замысловатые и трудные фигуры высшего пилотажа. К тому же они ежеминутно рискуют сломать себе шею или столкнуться в воздухе, когда выписывают две соседние буквы, заканчивая слово. Такая работа требует высокого летного мастерства.