а, действительно пытавшегося создать изображение королевы океана. Фигура сделана из бронзы и сильно потускнела. Местами она густо покрыта, как лишаями, зелеными пятнами. Но даже в таком запущенном виде она прекрасна.
Еще раз окидываем взглядом высокие стройные мачты, окутанные паутиной снастей, и направляемся к себе на «Коралл».
В течение всего следующего дня погрузка продолжается.
Наконец к восемнадцати часам приняты последние бочки компрессорного масла. Погрузка закончена. Завтра, 17 сентября, мы наконец выходим в море. Короткий заход в Сан-Франциско — и курсом через Гавайские острова к берегам Родины. Настроение у команды приподнятое.
Около 11 часов следующего дня на борт «Коралла» поднимается высокий, сухощавый, загорелый мужчина в большой морской фуражке, с маленьким чемоданчиком в руке. Это девиатор, который будет производить уничтожение и определение остаточной девиации на «Коралле». Эта работа сейчас необходима, так как «Коралл» принял на борт большое количество железных бочек с маслом. Сидящие у нас в кают-компании капитан Блэк и Петров с женой долго прощаются и оба высказывают уверенность о встрече на нашей земле. Ровно и четко начинает работать двигатель, и провожающие выходят на стенку. Одновременно с ними на стенку выпрыгивают несколько рабочих, вчерашних грузчиков, которые прощались с командой. На них косится стоящий неподалеку полисмен.
— Отдать швартовы! Малый вперед! Полборта вправо. — И «Коралл», отделившись от стенки, направляется к выходу в аванпорт.
Аванпорт пустынен, военные суда, наводнявшие его в день нашего прихода сюда, отсутствуют, и мы, по указанию девиатора ложась на различные курсы, пересекаем створы.
Через полтора часа, закончив все работы, подходим вновь к воротам гавани и сдаем девиатора на подошедший катер. Он сухо прощается и, только подав руку для рукопожатия, поднимает глаза. Глаза у него, выглядывающие из-под густых бровей цвета ржи, оказываются неожиданно добрыми и мягкими, с тем оттенком скрытого юмора, который бывает у хороших, умных и несколько философски настроенных людей.
— Удачного рейса, капитан, — говорит он, — попутных ветров до самых берегов вашей страны. Привет!..
И снова глаза скрываются за морщинистыми веками, он холодно приподнимает фуражку и спускается в катер.
— Право на борт!.. Полный вперед!.. Так держать!
Пересекаем аванпорт, минуем оградительные волноломы и выходим в море.
Скрывается за кормой высокий белый маяк у входа в порт Сан-Педро, справа — высокий, покрытый зелеными кустарниками и лесом мыс, о который разбиваются валы тяжелой мертвой зыби. Ветра под прикрытием высокого берега почти не чувствуется, и поверхность моря гладка. Но вот пройден высокий мыс, справа залив Санта-Моника, на побережье которого белеют вдалеке строения курортов. Они очень далеко, и рассмотреть их трудно. Слева в легкой дымке на горизонте чуть угадываются очертания островов Санта-Барбара и Сан-Николас.
Миновав мыс Дьюм, которым заканчивается залив Санта-Моника, и пройдя немного вдоль гористого, покрытого зеленым кустарником берега, входим в узкий проход, образуемый берегом и тремя остроконечными скалами — островками Анакапа. Отсюда начинается пролив Санта-Барбара между берегом Калифорнии и тремя довольно большими островами: Санта-Крус, Санта-Роса и Сан-Мигель. Пролив широк, и никаких опасностей в нем нет. Миновав узкость у скал Анакапа, «Коралл» направляется к выходному из пролива мысу Консепшен, за которым уже лежит открытый океан. Теперь можно спокойно любоваться окружающими берегами. Справа от нас тянется берег, покрытый зеленью и невысокими горами. Скоплением плохо видимых из-за дальности расстояния домов проплывают на нем небольшие городишки: Санта-Барбара и Вентура. Острова слева, разделенные узкими проливами, как стеной, отделяют пролив от океана. Они высоки, гористы и тоже покрыты зеленью. Наконец пройден мыс Консепшен, и «Коралл», склонясь вправо, выходит в океан.
Крупная мертвая зыбь покрывает холмами его серо-синюю поверхность. Легкая дымка висит над горизонтом. Навстречу нам с севера тянет прохладой.
Начат очередной переход нашего длинного пути…
Город «Золотых ворот»
Рассвет 20 сентября — серый и мглистый. Гладкая вода, вздымаемая пологой мертвой зыбью, только местами подернута густой рябью. Сыро и холодно. Впереди нас медленно дрейфует изящная двухмачтовая яхта с поставленными парусами. Когда на нее налетает пятно ряби, она чуть кренится и двигается вперед, но порыв ветра проходит, и она снова выпрямляется и неподвижно застывает на гладкой поверхности, медленно раскачиваясь в такт зыби. На борту яхты вдруг вспыхивает и сейчас же гаснет белый огонь. Теперь все понятно, это лоцманское судно, и мы подворачиваем к нему. Переход Лос-Анджелес — Сан-Франциско подходит к концу. Мы у входа в бухту Сан-Франциско. За кормой осталось 365 миль, пройденных под мотором против встречного холодного течения при преобладании маловетрия или при легких встречных ветрах. Скучный, ничем не примечательный короткий пробег. Берег справа от нас тонет в густом утреннем тумане.
Между нами и лоцманской яхтой качается большой красный буй. Это начальный буй входного фарватера в бухту.
Поравнявшись с буем, стопорим машину. На лоцманской яхте начинает стрелять мотор, и она, не спуская парусов, приближается к нам, разворачиваясь так, чтобы пройти вплотную по нашему левому борту. Мне этот маневр не нравится, но на яхте неплохой рулевой, и, пройдя в расстоянии около полуметра от нас, яхта режет нам нос и снова ложится в дрейф. По нашей палубе, направляясь к корме, уже идет лоцман, перескочивший к нам с яхты.
Лоцман, пожилой мужчина среднего роста с грубым обветренным лицом, здоровается и спрашивает название судна. Получив ответ, что советская шхуна называется «Коралл», он удовлетворенно говорит:
— Все правильно. В гавань Ричмонд. Нас уже предупредили, — и просит дать ход.
«Коралл» разворачивается и направляется в сторону невидимого берега. Один за другим из тумана показываются фарватерные буи, и мы, следуя вдоль них, идем вперед.
По мере приближения к берегу начинают смутно вырисовываться очертания входных мысов пролива «Золотых ворот». Высоко над проливом возникает четкая прямая линия знаменитого подвесного моста, переброшенного через пролив с мыса Лайм-Пойнт непосредственно в город. Мост кажется тонким, узким и хрупким, однако это не мешает ему пропускать по нескольку рядов автомашин в обе стороны. Две огромные колонны поддерживают это колоссальное подвесное сооружение на тросах по 80 сантиметров в диаметре.
Длина подвесного пролета, под которым проходят суда, 1,3 километра при высоте над уровнем воды в 73,2 метра. Общая длина моста 2,8 километра.
Навстречу нам из-под моста идет какой-то, как нам кажется, крохотный пароходишко. Однако когда он равняется с нами, то оказывается, что он раза в четыре больше «Коралла».
Уже совсем светло, и солнечные лучи освещают мост, когда мы проходим под ним. Справа, сразу за мостом, начинаются бесконечные доки и пристани Сан-Франциско, за ними, еще подернутые предутренней мглой, возвышаются силуэты небоскребов. Бухта впереди курится легким, чуть розоватым туманом, и противоположный берег совершенно скрывается в нем. Напротив входа лежат Окленд и Беркли — пригороды Сан-Франциско. Левее их, почти у входа в бухту Сан-Пабло, расположен Ричмонд.
Когда мы равняемся с крайними пристанями Сан-Франциско, от них отделяется большой мощный буксир, и лоцман просит застопорить машину. На мой вопрос, в чем дело, он говорит, что в районе входа в бухту Сан-Пабло очень сильные течения и без буксира вести шхуну он не рискует. Буксир сближается, швартуется к нашему правому борту и ведет нас в глубь бухты. Вскоре мы вступаем в обставленный буями канал и, войдя в узкую длинную гавань, швартуемся к стенке напротив большого складского помещения.
Первыми на борт поднимаются полицейские, которые на этот раз довольно бегло проверяют списки команды, очевидно руководствуясь соображением, что вышли мы из американского порта и шли все время вдоль американского побережья.
Погрузка должна начаться сейчас же и, как сообщает сотрудник Амторга, встречающий нас, всего нужно принять сорок тонн сизальского троса.
Едва успеваем открыть трюмы, как из широких, словно в товарном вагоне, откатывающихся в сторону ворот склада начинают выезжать электротележки, груженные бухтами сизальского троса. Очевидно, нас уже здесь действительно ждали. Однако этим механизация погрузки и заканчивается. Дальнейшее делается только вручную. По двум толстым доскам бухты вручную скатываются на палубу, которая ниже стенки, и затем также по двум доскам спускаются в трюм, где укладываются поверх бочек.
На машине агентства с сотрудником Амторга направляюсь в Сан-Франциско оформить документы на груз.
Машина быстро несется между рядами складов, небольших контор с толпящимися около них кучками безработных докеров и моряков, таких же худых и в такой же потрепанной одежде, как и у тех, которых мы видели в Плимуте. В порту удивительно тихо. Редко, очень редко где видны работающие люди; в большинстве склады заперты, и только группы людей у контор напоминают, что мы находимся в не совсем еще мертвом городе. Но вот кончаются склады и конторы, машина вылетает на шоссе, огибающее бухту.
Справа вдоль берега тянется широкая полоса обнаженного отливом морского дна, от которой доносится резкий, терпкий запах йода и гниющих водорослей. Слева холмы, покрытые постройками, с кое-где разбросанными среди них островками зелени. В быстрой последовательности мелькают Олбани, Беркли, Эмеривилл. За ними должен находиться Окленд. Далеко впереди, там, где дома сгущаются и растут в высоту, видна гигантская арка громадного моста, перекинутого с берега на высокий скалистый остров Иерба-Буэна, торчащий посреди бухты, и с него дальше на противоположный берег, туда, где синеют в дымке небоскребы Сан-Франциско. По сторонам шоссе мелькают щиты с рекламами. В их крикливой пестроте совершенно теряются немногочисленные скромные дорожные знаки.