На палубе, вытравливая толстый манильский трос, остаются Александр Семенович, вынырнувший откуда-то Александр Иванович, Сергеев и Олейник. Шхуна, лишенная бизани, отступая назад, то и дело покрывается водой, но они, крепко держась за ванты и друг за друга, продолжают работать. С потерей поступательного движения вперед «Коралл» меньше берет воды на полубак, и работать сейчас немного легче.
Через пятнадцать минут все закончено, и, придя на плавучий якорь, шхуна, рыская из стороны в сторону, продолжает бороться за свое существование.
Медленно, прихрамывая, поднимается на надстройку Сергеев, еще через десять минут показывается и Александр Семенович.
— Благополучно отделались! — кричит он мне в ухо. — Только у Рогалева разбита голова довольно сильно.
— Перевязку сделали?
— Да, все в порядке, — отвечает он.
— Как вельбот? — кричу я.
— Лопнули носовые грунтовы и повалило кильблок! Подкрепили, сколько можно! Думаю, выдержит!
Последующие часы приносят некоторое облегчение, и после уборки обрывков бизани отпускаю людей вниз в надстройку. К 15 часам ветер, не уменьшая своей силы, начинает отходить к западу. Это опять ставит нас в чрезвычайно невыгодное положение, так как разворачиваемая ветром шхуна вновь начинает попадать бортом к волне. Снова необходимо менять положение судна, и мы, посоветовавшись с Александром Семеновичем, решаем вновь лечь по волне, подрабатывая самым малым ходом, только чтобы судно слушалось руля; одновременно переводим плавучий якорь за корму, с тем чтобы, буксируя его, уменьшить поступательное движение судна вперед. Если к ночи ветер не стихнет, то положение шхуны, загнанной в заминированный район моря, может стать чрезвычайно опасным.
Маневр перевода плавучего якоря за корму проходит довольно удачно. Теперь восстанавливается прежнее положение, но править уже легче, плавучий якорь прочно держит корму на ветре, не давая ей рыскать.
Во всех этих работах незаметно пролетает день, и уже с наступлением темноты на надстройку поднимаются Пажинский и Шарыгин, неся в руках пару банок разогретых мясных консервов и чайник кофе.
Кое-как перекусив, мы с Александром Семеновичем подменяем друг друга, и пока один стоит на надстройке, внимательно следя за поведением судна, второй, укрепившись в углу рулевой рубки, курит и пытается отдохнуть.
Сухетский связывается с нашими советскими судами, находящимися в данное время в южной части Японского моря. Около 3 часов ночи, когда я только что усаживаюсь в угол рубки и закуриваю папиросу, удовлетворенно замечая, что ветер немного начинает слабеть, вдруг резко свистит переговорная трубка из радиорубки. Сухетский докладывает, что курсом в Корейский пролив, милях в ста от нас, идет пароход «Десна». Его капитан, товарищ Олькин, готов оказать нам посильную помощь и уже развивает полный ход. Он просит нас уточнить место и связаться с Владивостоком для получения разрешения на его задержку в пути.
Не отходя от переговорной трубки, диктую радиограмму на имя главного диспетчера владивостокского порта и затем ответ «Десне». Свое место мы, конечно, совершенно не знаем. Ориентировочно можно сказать, что мы где-то на северо-востоке от северной оконечности островов Цусима. Примерно определяю по карте границы квадрата возможного нахождения шхуны в данное время и сообщаю их Сухетскому для передачи на «Десну».
Так, меняясь через каждый час, коротаем ночь. На рассвете замеряем силу ветра, он значительно ослабел со вчерашнего дня, но все еще достигает силы почти в десять баллов. Какой же он был прошлой ночью? Поглощенные борьбой за сохранение судна, мы не измеряли его силу. По мере того как светлеет, видимость значительно улучшается, и среди быстро несущихся туч появляются широкие разрывы. Солнечные лучи, прорываясь сквозь них, освещают темно-зеленую, испещренную белыми гребнями и покрытую громадными движущимися холмами поверхность моря. Около 10 часов налетает снежный заряд, и, когда он проносится дальше, уходя влево от нас, справа по носу, в расстоянии около десяти — пятнадцати миль, показывается силуэт северной оконечности северного острова Цусима.
Теперь наше место можно определить достаточно точно, и, взяв пеленг острова, устанавливаем, что мы находимся в одиннадцати милях к северо-востоку от него. За 33 часа дрейфа нас снесло к югу более чем на 100 миль. Широта и долгота точки немедленно сообщаются «Десне», а мы начинаем маневр по подъему плавучего якоря на борт судна, с тем чтобы потом лечь на сближение со спешащим к нам пароходом. Ветер уменьшился уже до девяти баллов и продолжает стихать. Соответственно делаются более пологими волны.
Подобрав весь вытравленный трос, сталкиваемся с неожиданным препятствием: мы не в силах поднять тяжелый плавучий якорь на борт.
Плавучий якорь изготовлен из запасного брифок-рея, правда, бракованного и имеющего глубокие трещины. К брифок-рею подвязан большой треугольный кусок парусины, сложенный вдвое. На нижнем его конце укреплено несколько плотных парусиновых мешков с песком. Все наши старания не приводят ни к чему. Тяжелый рей, подбрасываемый волнами, уже несколько раз ударялся о борт судна, правда, плашмя, но если он ударится торцом, то свободно может пробить борт. Жалко бросать столько дерева, но я все же вынужден отдать приказ перерубить конец. Взмах топора — и плавучий якорь, фактически спасший судно от гибели, остается за кормой.
Машина работает полным ходом и с трудом справляется с восьмибалльным ветром. Идем на сближение с «Десной», с помощью которой хотим выйти в залив Уонсан и берегом Северной Кореи прикрыться от возможных усилений ветра.
До встречи с «Десной» отпускаю измученную команду отдыхать. Прошу Александра Ивановича вызвать меня, когда покажется «Десна», и сам тоже иду отдыхать. Переодеваться нет времени, да и нет силы. Мокрое белье вроде уже немного просохло на теле, и я, в чем был, валюсь на диван.
Когда меня будит Пажинский, я не сразу могу сообразить, в чем дело.
— «Десна» на горизонте.
Наконец его голос доходит до сознания, я вскакиваю с дивана и смотрю на часы. Без десяти двенадцать, значит, я спал часа два с половиной.
Через несколько минут, стоя на надстройке, в бинокль наблюдаю за приближающейся «Десной». Небо почти чисто от туч, отдельные рваные клочки которых разрозненно несутся по ветру. Сила ветра семь-восемь баллов. Зыбь значительно улеглась, но все еще довольно крупная. Далеко-далеко на горизонте, на западе, чуть виднеется серая, подернутая дымкой полоска. Это берега Кореи. Позади уже ничего не видно. Острова Цусима вторично скрылись из виду. Машина работает полным ходом, вновь выпущенный лаг изредка щелкает, отсчитывая кабельтовы. Ход четыре с половиной узла. Собственно, в данный момент ничто не угрожает шхуне, но ряд соображений все-таки заставляет меня утвердительно ответить на запрос капитана Олькина: «Будете ли принимать буксир?»
Во-первых, долго работать полным ходом опасно, может повториться история с затоплением машины, что при настоящих обстоятельствах будет грозить гибелью судна. А чтобы добраться до Уонсанского залива под укрытие берега таким ходом, нужно идти не меньше трех-четырех суток, если погода не изменится в худшую сторону. Лавировка под парусами удлинит это время до пяти-шести суток. Во-вторых, при усилении ветра шхуна снова начнет дрейфовать, а отступать больше некуда, мы и так уж далеко снесены на юг. Сейчас вторая половина ноября, и сильные северо-западные штормовые ветры — вполне закономерное явление. Если бы берега Кореи были чисты от мин, то, конечно, ни в какой буксировке необходимости не было бы и мы сейчас шли бы вдоль берега. Но этого сделать нельзя, следовательно, лучше принять буксир.
Посылаю вызвать наверх Александра Семеновича. И когда он поднимается на надстройку, прошу его отклепать правый якорь от якорной цепи и приготовиться к приему буксира. Однако не успевает он спуститься на палубу, как на полуюте показывается странное шествие. Первым идет Сергеев, крепко прижимая к груди Ваську одной рукой и во второй держа чашку с молоком. Васька, не смущаясь необычностью положения, жадно лакает молоко на ходу. За Сергеевым идет Рогалев с забинтованной головой, дальше хромает Быков, потом Шарыгин, Решетько, остальных не видно, они скрыты надстройкой. Обычно суровое, угрюмое лицо Сергеева сияет доброй улыбкой.
— Нашли Ваську, — говорит он, обращаясь к нам, — спрятался под бухты троса на втором трюме. Обнаружили случайно, звали — не выходит. Пришлось перевернуть бухт десять, пока до него добрались. А какой голодный, даже похудел.
Стоящие за ним моряки кивают головами, подтверждая его слова.
— Сначала даже в руки не давался, совсем одичал, — говорит Рогалев.
— Одичаешь, когда двое суток один, без пищи и кругом такое грохочет. Ну, сейчас быстро выведем его на поправку, — улыбается Быков.
Я молча смотрю на них. Они не спали две ночи, работая в адских условиях, мокрые, голодные, ежесекундно рискуя погибнуть. Большинство из них имеет довольно серьезные ушибы и даже ранения. И все же, вместо того чтобы воспользоваться сравнительно спокойной минутой и отдохнуть, потому что кто знает, что принесут последующие часы, они ворочают тяжелые мокрые бухты, разыскивая общего любимца, жертвуя отдыхом.
— Очень хорошо, — говорю я, — что не позабыли его. — И мне делается стыдно, что я спал эти два часа, пока они трудились с бухтами на палубе, заливаемые водой и пронизываемые холодным ветром.
— Как можно, — за всех отвечает Сергеев, — ведь это судовой кот. Это все равно, что товарища бросить.
— Теперь смотрите за ним как следует, — советует Александр Иванович.
— Полный порядок, — отзывается Сергеев.
И шествие двигается вниз. А через пять минут, обдаваемые потоками воды, все они снова напряженно трудятся на полубаке, поднимая на палубу правый якорь и отклепывая его от якорной цепи.
«Десна» быстро приближается и заходит с наветра. На надстройке показывается Сухетский с радиограммой в руке. Капитан Олькин спрашивает, сможем ли мы подойти к борту для приема буксира. Подходить на такой крупной волне опасно, можно поломать рангоут, и я прошу его в ответной радиограмме передать нам буксир при помощи проводника, выпущенного на анкерке. Развернувшись носом против волны и сильно раскачиваясь, «Десна» выбрасывает с кормы железную бочку, с прикрепленным к ней тонким манильским тросом. Медленно продвигаясь вперед, она постепенно выпускает трос и все дальше отходит от бочки. Отойдя метров на триста, она останавливается. Теперь мы должны подойти к бочке, поймать ее, поднять на палубу и, подбирая тонкий проводник, закрепленный на ней, подтянуть буксир, который начнут выпускать с «Десны», закрепив его за проводник, как только мы поймаем и поднимем бочку.