Очень трудно на крупной зыби и при свежем противном ветре подойти так, чтобы бочка прошла вплотную по борту и ее можно было бы поймать, тем более что при приближении к ней ее закрывает полубаком от рулевого и вообще от всех находящихся на корме. На носу становится Александр Семенович, и мы начинаем подходить на малом ходу. С трудом удается подойти, и бочка медленно скользит вплотную по левому борту.
Команда баграми ловит ее, но все неудачно, пока наконец Решетько не зацепляет багром за привязанный к бочке трос. Шхуну сильно качает, и бочка то показывается около самого фальшборта, то глубоко проваливается вниз. Сам он не учитывает этого и, когда бочка уходит вниз, пытается удержать ее. Багор вырывается у него из рук и исчезает в воде, а Решетько едва не вылетает за борт, удержавшись на палубе только при помощи Сергеева и Рогалева. Случай неприятный и поучительный. Мог погибнуть человек, и безвозвратно утерян багор. Дождавшись, пока нас ветром отнесет от троса, мы снова даем ход, разворачиваемся и начинаем подходить вновь.
На этот раз, по совету Александра Ивановича, моряки выстраиваются вдоль борта с длинными тросами. Каждый держит оба конца троса в руках, на середине каждого троса надета железная скоба, для того чтобы трос не всплывал, а шел бы под воду. Этими своеобразными арканами они должны поймать бочку. Снова приводим бочку под левый борт. Несколько арканов не попадают на бочку, но вот Рогалев, а за ним и Сергеев накидывают тросы и сейчас же крепят их концы. Теперь поднять бочку уже не представляет труда, и через десять минут лебедка подбирает проводник. За проводником медленно ползет буксир. Проходит еще минут двадцать, и буксир закреплен за якорную цепь. Мы выпускаем достаточное количество цепи, чтобы она своей тяжестью не давала буксиру выскакивать из воды и дергать шхуну. После этого сообщаем «Десне»: «Можно буксировать». «Десна» дает сначала малый ход, вытягивая буксир, затем средний и полный. «Коралл» послушно трогается с места.
В течение дня буксировка идет нормально, и измученные люди отдыхают и сушатся. К вечеру, когда на горизонте показывается освещенный заходящим солнцем конус острова Улльгадо, около которого мы начинали свой дрейф, ветер опять свежеет и быстро достигает силы девяти баллов. Появляются снежные заряды, и я с удовлетворением думаю, как хорошо, что я не поддался минутной слабости и не отказался от буксира, соблазнившись стихшим ветром и почти ясной погодой.
Двигаемся вперед мы медленно, так как «Десна» сама с трудом выгребает против ветра, беря много воды на полубак. Нос «Коралла» тоже изрядно ныряет в воду, но буксир имеет хороший провес, и все идет нормально. То же продолжается и следующие два дня. Ветер то немного стихает, до семи баллов, то опять, взметывая гребни, ревет с силой девяти-десяти баллов.
К концу дня 21 ноября зыбь, однако, делается значительно меньше, и впереди в вечерних сумерках показываются очертания верхушек сопок. Мы подходим под прикрытие корейского берега в районе острова Гончарова. «Десна» спрашивает, когда будем отдавать буксир. Я отвечаю, что готов отдать его немедленно, и прошу застопорить ход.
Уже в полной темноте буксир отдан, и я по радио искренне благодарю капитана «Десны» за оказанную нам помощь. Затем мы расходимся в разные стороны. «Коралл» поворачивает направо вдоль берега, «Десна» — влево, вглубь Уонсанского залива.
Мерно стучит мотор. Небольшие гребешки волн, ударяясь о левый борт судна, бросают султаны брызг на палубу. Команда возится в темноте, приготовляя к постановке новую бизань вместо изорванной. На рассвете, уточнив свое место, будем ставить паруса.
После полудня 22 ноября, когда мы уже под всеми парусами двигаемся вперед, ветер снова начинает свежеть. Один за другим налетают густые снежные заряды. Метеостанция Владивостока настойчиво передает штормовое предупреждение, сообщая о шторме с северо-запада, силой свыше десяти баллов, на всей акватории Японского моря. Сейчас под прикрытием занесенного снегом берега волна некрупная, и мы продолжаем двигаться вперед, но за мысом Болдина, когда мы выйдем из-под прикрытия берега, положение, конечно, изменится, и повторится история, разыгравшаяся несколько дней назад у острова Уллындо.
Лучше переждать, и мы поворачиваем в обширную и довольно удобную бухту — Сёнчжин. Под прикрытием одной из сопок, второй по счету от входа в бухту, отдаем якорь. После долгого, очень долгого перерыва привычно грохочет якорная цепь, увлекаемая якорем в воду. В последний раз вот так же грохотала она в аванпорту Сан-Педро в Лос-Анджелесе, по ту сторону океана.
Оставив на палубе вахту, расходимся отдыхать. Но мне не спится. До конца долгого пути остается всего каких-нибудь двести сорок миль, и очень обидно стоять сейчас здесь, когда самое большее через двое суток мы могли бы стоять уже в бухте Золотой Рог. Поднимаюсь на надстройку. Ветер дует порывами, но как будто немного слабее. Иногда налетают снежные заряды. Напротив нас, под сопкой, приютилась корейская рыбачья деревушка. В бинокль отчетливо видны теснящиеся на каменистом скате деревянные домики, их немногим больше десятка. Вид у них жалкий: полуразвалившиеся крыши, покосившиеся стены.
Кое-где над этими домишками поднимаются дымки. Слева от нас, в дальнем конце бухты, мигает маяк-мигалка на волноломе — там находится порт и городок Сёнчжин. В вечерних сумерках очертания кранов в порту и домов на берегу видны довольно ясно. За ними смутно чернеют высокие силуэты нескольких заводских труб. Корея, Чосион, страна Утренней свежести — страна площадью в 220 792 квадратных километра с населением 30 миллионов человек. Страна древнейшей культуры, соседка огромного Китая, страна, чьи мудрецы и ученые были известны всему миру за две тысячи лет до начала нашего летосчисления, долгие годы была японской колонией.
С давних пор стремились японские феодалы подчинить себе Корейский полуостров, но их неоднократные попытки терпели поражение: свободолюбивый, мужественный корейский народ сбрасывал захватчиков в море. В конце XVI века во время одного из вторжений японцев в Корею три четверти территории страны оказались в руках захватчиков. Но народ не сложил оружия, ожесточенная борьба продолжалась. Талантливый корейский флотоводец Ли Сун Син быстро и скрытно подготовил эскадру, чтобы разить врага на море. Эскадра состояла из судов совершенно нового типа. Ли Сун Син первым из флотоводцев Восточной Азии построил корабли с толстыми палубами, покрытыми к тому же железом, и похожие на черепах. Западные и южные берега Кореи окаймлены шхерами, и, учитывая особенности этого театра военных действий и специфику ведения боя в стесненных проливах и узкостях, Ли Сун Син создал именно такой тип судна, который был бы наиболее выгодным и боеспособным в этих условиях.
Заманив японский флот в пролив Мен, у «скалы смерти» Ульдор, Ли Сун Син с эскадрой из 12 «черепах» потопил более 50 японских судов с четырьмя тысячами захватчиков. Это поражение японцев сыграло крупнейшую роль в их последующем разгроме и изгнании из Кореи.
Ли Сун Син погиб, защищая свободу и независимость своей родины. Корейский народ свято хранит память о славном патриоте-флотоводце и сложил много замечательных легенд о его жизни и боевой деятельности.
Однако японские самураи предпринимали все новые и новые попытки утвердиться в Корее. Японская экспансия на материк усилилась, и в 1876 году Япония заставила Корею подписать первый неравноправный договор, положивший начало закабалению страны.
Вслед за этим после русско-японской войны 1904–1905 годов Корея была захвачена и превращена в японскую колонию. А после Второй мировой войны на смену японцам в Южную Корею пришли американцы.
Около меня появляется Решетько и начинает разбирать снасти бизани.
— Почему вы не отдыхаете?
— А что-то не хочется, — отвечает он. — Снежком пахнет, да и до дома, говорят, чуть больше двухсот миль осталось. Дома отдохнем.
Немного погодя на палубе появляются Сергеев с Шарыгиным и Рогалевым. Они проверяют крепление спасательного вельбота.
«А может быть, попробуем?.. Прижмет — закончим, отстоимся в другой бухте, — все ближе к дому. Ветер стих», — мелькает в голове. Повернувшись к Решетько, прошу его пригласить наверх Александра Семеновича.
По тому, как быстро он появляется, без ошибки определяю, что он тоже не отдыхал, очевидно поглощенный мыслями о доме.
— Давайте попробуем пробежаться вдоль бережка, может быть, и пройдем, — говорю ему.
И он сейчас же кричит Сергееву:
— Пошел все наверх, с якоря сниматься!
С радостным видом бросается Сергеев к выходу в носовые помещения команды и повторяет:
— Пошел все наверх, с якоря сниматься!
Через несколько секунд вся команда уже наверху, нет никаких сомнений, что никто из них не отдыхал.
Что же, попробуем, может быть, в море стало немного тише. Конечно, обидно стоять в двухстах сорока милях от дома.
Снимаемся с якоря и, поставив паруса в уже сгустившихся сумерках, несемся с попутным ветром к выходу из бухты. На подходах к выходному мысу нас догоняет густой снежный заряд, видимость тотчас исчезает, и молочная пелена окутывает все вокруг. Только красное завихрение снега у бортового красного фонаря слева и зеленое справа видны впереди. Начинаем давать туманные сигналы. Вдруг впереди, слева, раздается крик, и не успевает «Коралл» броситься носом вправо, как почти вплотную по левому борту мелькает силуэт небольшой корейской рыбачьей лодки, идущей под веслами. Тускло вспыхивает пятно разложенного на корме, на глиняной кладке, костра, и снова все пропадает в столбах крутящегося снега.
— Впередсмотрящим смотреть внимательнее! — кричит в мегафон Александр Семенович.
— Есть внимательнее! — отзывается голос из снежной пелены, и снова «Коралл» несется вперед.
Минут через десять заряд проходит, и, обогнув мыс, мы идем вдоль берега. Нет. Не утих здесь ветер, он зло свистит в такелаже, ухая и завывая в парусах. Уже совсем темно, снежные заряды налетают один за другим. Нет, не стоило выходить. Конечно, обидно стоять у порога дома, но еще обиднее будет посадить шхуну на камни около этого порога или быть снесенными ветром опять к островам Цусима. Лучше вернуться. Бессмысленно рисковать не стоит.