Под покровом дня — страница 31 из 52

Там, где заканчивался балкон, находилось широкое венецианское окно пентхауза с затемненным стеклом, для защиты от солнца. Из него открывался панорамный вид на океан и крыши других домов. Двойные двери пентхауза были сделаны из темного дуба. Рядом с ними красовался медный дверной молоток в форме ковбойской шляпы.

Грейсон открыл дверь, когда Торн постучал во второй раз. Он не удивился, увидев футболку Торна, его металлическую трость.

На Грейсоне не было рубашки, на безволосой груди висела золотая цепочка. Он был одет в вылинявшие джинсы с заутюженными стрелками, на шее был повязан платок-бандана. Ура, Торну повезло.

Грейсон выглядел моложе, чем в тот вечер, когда выступал в начальной школе Ки-Ларго перед собравшимся сбродом. Ему было чуть за тридцать. Скорее всего он еще недостаточно пожил на этом свете, чтобы испытывать сентиментальные чувства к чему бы то ни было.

— Служба борьбы с насекомыми, — объявил Торн.

— Что?

— Служба борьбы с насекомыми, — сказал Торн. — «Пришлепни паразита».

— Ты ошибся дверью, морильщик.

— На самом деле я не собираюсь тут никого морить, — сказал Торн. — Я хотел бы побеседовать с вами. У нас есть один общий знакомый.

Грейсон взглянул на потемневшее небо, потом снова на Торна.

— Я слушаю, — сказал он.

— Его зовут Эймос Клей.

Торн наблюдал за его реакцией. Грейсон наклонил голову и пристально посмотрел на Торна. Его лицо ничего не выражало.

— Эймос Клей, — повторил он. — Ну, продолжай.

— Не здесь, — ответил Торн. — Я не собираюсь вас обманывать. Я на вашей стороне. Просто так получилось, что я наткнулся на кое-какую информацию, которая может быть вам полезна.

Грейсон еще секунду колебался, затем отступил назад и жестом пригласил Торна внутрь.

Торн шагнул в комнату и подождал, пока Грейсон закроет дверь. Торн разглядывал обстановку. Стены покрыты грубой лепниной, в углу — камин из необожженного кирпича. На каминной полке выставлен белоснежный череп какого-то животного с длинными рогами. Строгая мебель, обитая темной кожей с каким-то сложным узором. Коллекция кактусов в глиняных горшках.

В одном углу комнаты стояла кадка с огромным кустом перекати-поле. В венецианском окне, которое Торн видел с балкона, был витраж, изображающий сцену из жизни Дикого Запада. Сквозь него просвечивало здание «Сэндпайпер Бэй Клаба», за которым виднелась Атлантика. Группа апачей атаковала какие-то повозки. Поселенцы прятались за колесами составленных в круг повозок, стреляя из своих ружей по дикарям, лошади которых вставали на дыбы. Снаружи, за окном, с криками носились чайки. Кто-то на пляже кормил их хлебом.

— Скучаете по Техасу? — спросил Торн.

— Я из Филадельфии.

Торн уселся в одно из кожаных кресел с жесткой спинкой. Грейсон стоял, засунув большие пальцы в петли пояса своих джинсов.

— Ты назвал имя, — напомнил Грейсон.

Торн сказал:

— Я хотел, чтобы вы знали. Думаю, вам нужно об этом знать, ведь я слышал ваши выступления на собраниях.

— Кто ты такой?

Торн уселся поудобнее в мексиканском кресле. Скрестил ноги.

— Я тот, — сказал он, — кому приходится работать в чужих домах, и кто слышит вещи, не предназначенные для его ушей.

— Ты назвал имя, — сказал Грейсон. — Я заинтригован.

— Я, как и все, хочу, чтобы «Порт Аламанда» был построен, — произнес Торн. — Знаете, почему?

Грейсон нахмурился.

Торн, продолжая ходить вокруг да около, сказал:

— Здесь появится целая толпа янки, разъезжающих на лимузинах, которые будут жить среди мангровых деревьев. Первое, что они сделают — заплатят кому-нибудь, чтобы избавиться от пальмовых жуков. Там, в Миннесоте, у них есть тараканы, но они понятия не имеют об этих гигантах. Эти насекомые, когда вы пытаетесь их прихлопнуть, летят вам прямо в лицо. Когда вы пытаетесь раздавить их ботинком, это все равно, что наступить на карамель в шоколаде. Они прилипают к подошве, к полу. Должен сказать, это чертовски противно.

— Послушай, у меня масса свободного времени. По субботам я обычно приглашаю морильщиков, чтобы выслушать историю всей их жизни. — Лицо Грейсона чуть порозовело. Он наклонился в сторону Торна, все еще сохраняя дистанцию. — Не спеши, ничего не пропускай. Понимаешь, о чем я толкую?

— Этот человек, имя которого я назвал, мистер Клей, — произнес Торн. — Насколько я понимаю, до недавнего времени он собирался продать свое тараканье ранчо женщине по имени Кейт Труман. Это имя о чем-то вам говорит?

— Да, — ответил Грейсон.

— Ну, так вот, теперь она мертва, как вы, наверное, знаете. Я сам только вчера об этом узнал. Я был в это время на кухне Эймоса Клея, в этом почти развалившемся старом доме. И именно там я услышал еще кое-что, чем вы, возможно, заинтересуетесь.

Грейсон смотрел на него как сквозь дым.

— В игру вступает еще один человек. Будем называть его родственником покойной. Насколько я слышал, этот парень собирается устроить там комариную плантацию. Он фанатичный любитель зверушек, этот парень, почище Кейт Труман. Из тех, чей девиз — «Пускай олени и антилопы резвятся на свободе».

— О господи, — сказал Грейсон. Он прищурился, глядя на Торна. — Да кто ты в конце концов, такой?

— Я морильщик. Я слышу много всякой всячины. Не люблю сплетничать, но некоторые вещи, которые я слышу, приводят меня в ярость.

— Не стоит скрывать некоторые вещи, если они приводят тебя в ярость, — сказал Грейсон. — Так и язву желудка получить недолго. Понимаешь, о чем я?

— Да, — ответил Торн. — Иногда становится трудно жить, нося их в себе. Если ты не можешь с кем-нибудь поделиться.

Грейсон продолжал:

— В наши дни трудно найти благодарного слушателя. Поэтому-то папа римский и преуспевает.

— Но у людей есть свои потребности, — сказал Торн. — Некоторые готовы говорить часами, совершенно бесплатно, и им трудно заткнуть рот.

— Грейсон оборвал частичку сухой кожи с губы, изучая Торна еще некоторое время. Затем сходил в другую комнату и принес оттуда пачку новеньких купюр. Положил их рядом с собой.

Торн расслабился, осознав, что он может впарить этому умнику ядовитый плющ вместо туалетной бумаги, и сказал:

— Так вот, стою я, значит, на этой кухне, опрыскиваю тараканов Эймоса Клея, и слышу, как этот парень в соседней комнате говорит, что он собирается продолжить то, что начала Кейт, вступить в игру и купить эту землю. Парень по имени Торн. Сделка должна состояться до конца месяца, вечером тридцать первого.

— Послушай, — сказал Грейсон, протягивая Торну деньги, — ты ведь не стал бы обманывать меня, играть в глупые игры? Ты же не из этих любителей древесных крыс?

Торн возмутился:

— Вы шутите? Мне платят за то, чтобы я избавлял людей от подобных тварей. Чем больше здесь янки, тем мне лучше.

Грейсон посмотрел через свое ковбойское окно на грузовое судно, огибающее рифы.

— Понимаешь, тут поневоле станешь параноиком. Начинаешь думать, что все ополчились против тебя. Семь дней в неделю меня выставляют каким-то злодеем. Я тот, кто захватывает вашу землю, убивает ваших животных.

— Вы не похожи на злодея, — сказал Торн. Потом он улыбнулся и добавил. — Но если приходится каждый день смотреть на паразитов, как мне, возможно, моему мнению нельзя доверять.

Грейсон неуверенно улыбнулся и сказал:

— Все, что я слышу от этих людей — это то, что я в одиночку разрушаю Кис. Они живут здесь, всю свою жизнь наслаждаясь солнечным светом, вдыхая морской бриз, смешивая коктейли с ромом, а когда кто-нибудь появляется и говорит: «Ребята, мне это нравится, и я знаю кое-кого, кому это тоже понравится», — они объединяются в небольшие армии, приходят сюда и заявляют, что любят эту древесную крысу или ту бабочку, и что больше никто не имеет права здесь жить, потому что бабочка вдруг становится важнее, чем люди. Они заколачивают дверь гвоздями.

Если бы не люди вроде меня, этот штат все еще зарабатывал бы деньги, устраивая шоу уродов на обочинах. Да, я зарабатываю пару-тройку баксов на том или этом. Но скажи мне, когда в последний раз эти люди брали свои мачете и шли прогуляться по этой земле, которую они так жаждут защищать? Когда в последний раз они отправлялись на болота и любовались бабочками? Да им плевать на бабочек и мышей. Они просто такие же эгоисты, как и все остальные. Например, эта Кейт Труман. Она была хуже всех. На этих собраниях разглагольствовала насчет «Порта Аламанда», насчет того, как всем будет плохо, а к самой денежки ручьем текли с острова Отдохновения. Разве это не лицемерие?

— Тридцать первого июля, — повторил Торн. — В районе пяти часов.

— Послушай, парень. — Грейсон сделал шаг назад, когда Торн встал. — Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Здесь все же есть умные люди, которые понимают, что такое прогресс.

— Я всего лишь травлю паразитов, — сказал Торн. — Если речь идет о чем-то крупнее паука, мне этого не понять.

— Значит, Торн?

— Да, парень приятной наружности, примерно с меня ростом. Большинство местных жителей его знают. Может, вы захотите с ним встретиться.

— У него есть еще какие-нибудь имена?

— Нет, насколько мне известно.

— Скажи-ка мне одну вещь. — Грейсон подошел к двери и отодвинул засов. — Как тебе удается сохранять чувство собственного достоинства в этой идиотской футболке? — и улыбнулся ему на прощание. Торн ответил улыбкой.

— Это непросто, — сказал он.

Торн еще немного побродил вокруг «Сэндпайпер Бэй», погулял по белому намытому песку пляжа, пытаясь представить себе, как выглядел бы старый «Сэнд Пьяно Бар» на фоне этого нагромождения бетонных плит. Он прошел вдоль пирса и оглянулся на судно. Послушал, как позвякивают стальные канаты.

Грозовые тучи ушли на северо-запад, в сторону Нейплс и Форт-Майерса. Торн понаблюдал за тем, как седой джентльмен в красных брюках пытался загнать мяч в лунку на грине с покрытием «Астротурф». Он неправильно держал клюшку, вцепившись в нее, как будто это была швабра. Когда-то давно, летом, доктор Билл брал с собой Торна в качестве кэдди, и он кое-чему научился. Старик оглянулся на Торна, и Торн понял, что тот вряд ли в настроении выслушивать чьи-либо советы.