а его шейных позвонках, чуть пониже крупной волчьей головы.
Лукич опустил карабин, зажал его под мышкой, а освободившейся левой рукой поднес к глазам бинокль и стал внимательно осматривать местность — в такое время года волк редко ходит один.
На выстрел прибежали Гроза и Угба, и Лукич увидел каплю крови, которую уронила на снег Гроза.
«Вот так дела! — расстроенно покачал головой он. — Но почему в этом году так рано?» — и, подняв шапку с рукавицами, пошел к убитому волку, чтобы снять шкуру и взять волчьего мяса на корм собакам.
Сделав дело, Лукич развел костер, чтобы вскипятить чай и подсушить одежду, которая намокла от пота. Когда от костра пошел жар, Лукич расстегнул маскировочный халат, телогрейку и, придвинувшись к костру, стал сушить мокрый шарф, свитер, ворот телогрейки. Жар быстро испарял влагу, Лукич вытянул из-за пояса штанов свитер, задрал его к подбородку, подставил костру мокрую рубаху — сначала грудь с животом, потом по очереди бока. Когда рубаха на груди и боках просохла, он снял маскхалат, повернулся спиной к костру, задрал телогрейку, просушил рубаху и свитер на спине, потом, спустив телогрейку к пояснице, высушил одежду на лопатках.
Занимаясь своей привычной работой, Лукич удрученно думал о той большой проблеме, которая может сорвать охотничий сезон. Проблема — сука по имени Гроза, вихляя задом, почти как ленивая Угба, томно не спеша шагом ходила между костром, хозяином и разделанным волком, а за нею, как привязанный, ходил Самур, тыча свой широкий в шрамах нос то в снег, куда роняла капли крови Гроза, то ей под хвост.
В другой бы раз Лукич бы вышел из тайги на недельку, оставил бы Грозу дома, в вольере, а сам бы вернулся в тайгу, но сейчас на этот вынужденный отпуск времени не было.
Придя в избушку, Лукич посчитал трофеи, которые он сумел добыть за неделю: пару собольков, которые он должен отдать Гришке, сорок две белки, ну и за волчью шкуру он получит премию. И все. Не хватит ни на лечение Татьяны, ни на жизнь. Жить-то надо на промысловые деньги целый год.
«И обидно то, что этот сезон обещает быть удачным: в этом году был хороший урожай кедровой шишки, а когда есть орех, то и зверь плодится и не кочует по тайге в поисках пищи, а значит, и добыча будет стабильной, — Лукич провел пальцами по меху собольей шкурки: качество хорошее, и все шкурки, кроме первых двух беличьих, подпадают под высшую категорию — самую дорогую. — И что делать? — опять крутилось в голове Лукича. — Выходить из тайги? Идти до дороги, где можно сесть на попутку, нужно будет идти пешком либо по кромке тайги, либо через стойбища чабанов — а это дополнительные пятнадцать километров. Напрямки, через голые пригорки, за день можно, конечно, отмахать, но по ночам попутные машины практически не ездят, и придется ночевать в поле без костра — поле не тайга, дров там нет. А без костра зимой ночевать нельзя — замерзнешь»…
Лукич сложил шкурки пушных зверьков назад в целлофановые пакеты, волчью шкуру, свернув мехом внутрь, засунул в брезентовый мешок из-под продуктов. Целлофановые пакеты сложил в железный ящик, в неотапливаемой пристройке, плотно закрыв его железной крышкой, а мешок с волчьей шкурой подвесил там же, под крышу.
Взяв ведро и топор, Лукич сходил на родник за водой, ковшом налил воду в котелки и стал готовить ужин: себе и собакам. Себе он решил сварить рисовую кашу из сухого молока с добавлением соли и столовой ложки сахара, а собакам поставил варить волчью заднюю часть бедра, которую в пристройке он разрубил на три равные части. Беличьи тушки, добытые сегодня, он положил в большой пакет, в котором уже лежали замороженные, ранее добытые и не съеденные собаками излишки беличьих тушек, опять подвесил пакет.
Ужинал Лукич уже в темноте — свечку почему-то зажигать не хотелось. Может, он так интуитивно пытался спрятаться от навалившихся на него проблем?
Каша была очень вкусной, и Лукич, с двойным аппетитом от домашнего, съел две глубокие алюминиевые тарелки. На утро в котелке оставалась почти такая же порция. Но, чтобы компенсировать все энергозатраты организма — постоянное, в течение светового дня, движение и нахождение на морозе, — требовалось мясо, но белку и, тем более, волчье мясо Лукич не ел, хотя в юности они со своим другом Ламой перепробовали всякого мяса — от этого воспоминания Лукич улыбнулся.
«Но завтра, наверное, придется идти на охоту за глухарями», — подумал Лукич.
На ночь Лукич отправил спать Самура в пристройку, а Грозу завел в избушку. Накинув крючок в петлю, сказал:
— Вот и будешь сидеть здесь, пока течка не закончится.
6
Следующая Вовкина смена выпала на субботу и воскресенье — самые хлопотные для охраны дни. Начиная с вечера пятницы толпы отдыхающих, устав от будничных проблем, устремлялись в кинотеатры, рестораны, многочисленные кафе, фуд-корт, детские кафе и игровые зоны. Тысячи покупателей шли, ехали на бесплатных маршрутках, на автомобилях — все парковки, и подземные, и уличные, были забиты до отказа — за продуктами, за одеждой, за обувью…
Продукты покупали целыми тележками, запасаясь на неделю. И так целый день — с открытия торгового центра и до закрытия.
В десять часов вечера, когда закрыли магазины и другие заведения на минус первом и втором этажах, Вовка вместе с другими охранниками спустился для усиления на первый этаж, где продолжал работать ресторан и гипермаркет «Ашан». Ресторан имел второй вход с улицы и поэтому с ним особых проблем не было — вход из торгового центра ровно в десять закрыли. А вот в «Ашане» были большие очереди в кассы, да и новые покупатели все еще подъезжали.
Вовка с Иваном Ивановичем стояли у эскалатора на второй этаж, не пропуская наверх опоздавших покупателей. Со второго этажа по отключенному эскалатору спускались сотрудники закрывающихся магазинов, зрители окончившегося сеанса, доедающие свои бутерброды клиенты фуд-корта.
Минут пятнадцать одиннадцатого, когда массовые попытки прорваться наверх были отбиты, Иван Иванович сказал:
— Все, теперь сам справлюсь. Иди отдыхай — тебе ведь через два часа опять заступать на пост.
Вовка пошел в служебное помещение охраны, которое находилось на минус первом этаже, в дальнем конце здания. Пройдя мимо гипермаркета «Ашан», он встретил другого охранника, с которым начал поддерживать приятельские отношения. Этот охранник был ненамного старше его, был родом из соседнего района, звали его Виктор.
— Пойдем курнем, — сказал он.
— Не курю, но подышать воздухом можно, — согласился Вовка.
Они из центрального входа вышли на улицу и буквально в двух шагах остановились. Мимо проходили толпы людей с тележками, забитыми доверху продуктами, с сумками, с детьми, которые в руках держали игрушки, разноцветные шарики. Люди шли на остановку, которая была в десяти метрах от входа, к своим автомобилям, стоявшим на большой уличной парковке, раскинувшейся на всей большой площади вдоль длинного здания торгового центра. По проезжей части, вдоль узкого тротуара медленно двигалась масса автомобилей, отъезжающих посетителей, таксистов, развозящих сотрудников торгового центра. Такси останавливались, включая аварийки, чтобы загрузить пассажиров. Этим создавали пробки. Были слышны звуки клаксонов, мигали желтые поворотники, слепили красные стоп-сигналы. Был обычный торгово-развлекательный час пик.
Вовка с интересом смотрел на этот невероятный хаос, удивлялся тому терпеливому отношению сограждан друг к другу. Ведь поводов поругаться и даже подраться было предостаточно.
Виктор прикурил сигарету:
— Будешь?
— Нет. И так дышать нечем, — улыбнулся Вовка. Он оглянулся по сторонам и чуть в стороне увидел парикмахершу Катю. Она была в коротком легком плаще, и когда подняла руку, останавливая такси, плащ приподнялся вслед за рукой, оголяя еще выше стройные ноги.
Виктор перехватил Вовкин взгляд:
— Краса! Только у нее брат есть. А пацан он не простой.
Вовка ответить не успел. Все произошло в считаные мгновения.
Вовка даже не заметил этих совсем молодых парней, которые вышли из торгового центра. Он увидел только стайку таких же молодых худых, но высоких парней в спортивных костюмах, кроссовках, легких ветровках, которые с автомобильной стоянки легким быстрым шагом подлетели к этим двум — Вовке даже показалось, что они из одной компании. Но он ошибся. Началась драка. Эти двое пытались сопротивляться, но были мгновенно повержены точными резкими ударами. Особенно выделялся один из нападавших — он бил высоко вскинутой ногой прямо в голову.
У Вовки мелькнула в голове мысль: «Ну, надо же, красиво, как в кино», но в следующее мгновение нападавшие начали запинывать упавших. И Вовка, ни о чем не думая, чисто инстинктивно рванулся вперед.
Для него все стало происходить, как в замедленном кино. Он плечом ударил в спину одного пинающего, оттолкнул рукой второго. Двое других, которые были лицом к нему, уже среагировали. Один ударил его кулаком. Удар должен был получиться хлестким, нокаутирующим, но нападавший не учел одного — Вовкиной ловкости. Вовка поднырнул под руку и ударил по касательной локтем по печени. Удар был не сильным, но, учитывая встречное движение, резким. Парень, скрючившись, упал на асфальт. Вовка на мгновение отвлекся, глядя, как он падает, и пропустил жесткий боковой удар ногой в скулу. Большинству бы хватило одного этого удара, чтобы быть сбитым с ног. Но Вовка лишь отшатнулся, сделав три коротких шажочка в сторону и на разворот, повел шеей в ту сторону, откуда пришелся удар, услышав легкий хруст хрящей, и был готов к новой атаке.
Нападавший на миг был удивлен — от такого удара никто бы не устоял, но в следующее мгновение нанес еще один, отвлекающий удар рукой, а потом в прыжке попытался ударить опять ногой, вложив для этого все силы.
Вовка успел отступить в сторону и, когда тело-пружина пролетало мимо, ладонью добавил ускорения, изменив траекторию полета. Нападавший со всего маха ударился об асфальт. Он больше не двигался. Одна рука и нога его лежали на проезжей части, другая нога и рука на тротуаре. Лишь некоторое время спустя Вовка сообразил, что тело и голова нападавшего лежали на бордюре. Двое других нападавших отскочили подальше в сторону, начали кому-то названивать по мобильным телефонам.