На ферме всегда много работы, и сегодняшний день не был исключением. На прошлой неделе в курятник выпустили две сотни свежевысиженных цыплят. За шесть недель молодые курочки подрастут, нагуляют жирок и будут готовы к забою. Ее сегодняшняя работа была грязной, но необходимой. В известном смысле даже философской. Это называлось отбраковкой. В каждой партии цыплят попадались больные. И неразумно ждать неделю, пока заразятся здоровые. Каждый день кому-то приходилось спускаться в курятник, отбирать слабых и сворачивать им шеи. Звучит банально, но с цыплятами действительно можно было справиться одной левой. Пушистое тельце без труда умещалось в ладони. Небольшое трепыхание, короткий невинный писк. Один быстрый рывок – и все кончено.
Сначала Флора ненавидела это, но потихоньку привыкла. Самым неприятным для нее уже были не убийства. Вонь. Нет запаха хуже, чем в курятнике.
К ее чести, она по крайней мере могла войти и выйти, не зажимая нос, – значительный прогресс по сравнению с первым приездом на ферму больше года назад. Разумеется, не мысль о разведении кур или сборе яблок привлекла Флору сюда. Имелся типичный длинный список личных проблем. Неприятности дома. Неудачный брак. Муж, ставший чужим.
Она посетила множество просветительских семинаров и лекций, нигде не задерживаясь больше чем на день. И со временем обнаружила, что ее тянет к семье совсем другого типа, к группам, объединенным неким учением. И работа в саду или на ферме была своего рода терапией. Хотя сначала она вовсе не планировала остаться, теперь об уходе не могло идти и речи…
– Флора? – донесся от дома мужской голос. Мужчина стоял на заднем крыльце дома – почти в четверти мили от курятника.
Она не ответила. Мужчина позвал снова – на этот раз строже:
– Флора!
Во второй раз до нее дошло. Он зовет ее. Несмотря на муштру, она еще не привыкла к новому имени.
Быстро и не говоря ни слова, она бросила последних мертвых цыплят в корзину и послушно побрела к дому. Сейчас начнется самое страшное. Она уже знала заведенный порядок.
Каждый раз, давая ей что-то, например, короткий отдых, он возлагал на нее еще одно бремя. Бремя вины.
С каждым шагом она ступала все тяжелее, зная, чего ожидать, когда вернется в свою комнату. Фотографии. Невинные жертвы. Новые игры разума на ее совести. Когда-то эти женщины были чужими для нее. Однако теперь она знала их имена, их лица и каждую подробность их ужасных смертей. И самое худшее – она знала, что их будет больше. Он все время говорил ей: «Только ты можешь остановить это, Флора. Все в твоей власти».
Понурив голову, она поднялась на крыльцо и вошла в дом, не чувствуя в себе никакой власти. И уж никак не ощущая себя Флорой.
Энди страшно устала. Все утро она выкапывала корни камассии для лепешек. На такой высоте земля еще не оттаяла, что очень затрудняло работу. Однако Энди и ее соседки по комнате ухитрились набрать больше восьми бушелей, работая длинными кривыми ножами. Это были весьма эффективные орудия. Энди не могла не размышлять, насколько эффективными они могут быть в качестве оружия.
Потом женщины большими камнями растирали корни в муку, и к середине дня у Энди заболели суставы пальцев. Она лепила из муки лепешки, пока процесс не дошел до автоматизма. Ближе к вечеру лепешки сохли на солнце. Пришла Фелисия и похвалила «работниц». Две юные соседки Энди и Ингрид вернулись в хижину, чтобы привести себя в порядок. Саму же Энди Фелисия задержала для разговора.
– Ты хорошо работаешь, – сказала Фелисия.
– Мы все очень старались.
– Да нет. Девочкам это кажется лишь забавным. Ингрид… Странно, что она выдержала весь день. Но в тебе есть серьезность и целеустремленность, которые нам нравятся.
– Спасибо.
Они сели на землю, устланную покрывалом из сухих листьев. И, глядя Энди прямо в глаза, Фелисия спросила:
– Зачем ты здесь?
– Ты имеешь в виду, на этом свете или на этом пикнике?
Фелисия улыбнулась:
– Мне нравится твой образ мышления. На этом пикнике.
Энди почувствовала себя на экзамене. И ей хотелось дать правильные ответы.
– Я здесь, чтобы больше узнать о вашей группе.
– И что же ты узнала?
Энди посмотрела на натруженные руки:
– Что возвращение к источнику может вызвать волдыри.
– Что еще?
Энди стала серьезнее.
– Что дело того стоит.
– Откуда ты знаешь?
– Инстинкт.
– Поздравляю, Кира. Ты сделала первый шаг: научилась доверять инстинкту.
– А следующий шаг?
– Это придет к тебе само собой. После того как ты сфокусируешь энергию.
– Как это сделать?
– Через медитацию и размышления.
– Над чем мне размышлять?
Фелисия смотрела Энди в глаза, но в этом пристальном взгляде уже не было холода.
– Позволь мне кое-что рассказать о нас. Мы не интересуемся кометами, концом тысячелетия или другими подобными вещами, привлекающими сотни уфологических групп, появившихся и исчезнувших за последнее время. Мы не верим, что на Землю спустится космический корабль и заберет нас всех на следующий – сверхчеловеческий – уровень. Изменяя свой собственный уровень излучения, мы боремся за подключение к высшему источнику, что требует эмоционального отключения от негативной энергии, удерживающей нас на неправильных жизненных тропах.
– Откуда идет эта негативная энергия?
– Откровенно говоря, обычный источник – это традиционная семья. Контролирующий все родитель, властный супруг. Впрочем, тут у каждого человека свое. Ты должна анализировать и размышлять над источниками негативной энергии в собственной жизни.
Очевидно, Фелисия пыталась выяснить что-нибудь о прошлом Киры. Энди хорошо выучила свою фальшивую биографию, но чем больше говоришь, тем больше риск, что тебя со временем поймают на противоречиях. И Энди ответила уклончиво:
– Похоже, это очень интуитивный образ мышления.
– Да. И все же уверяю тебя, невозможно установить истинный источник негативной энергии в жизни, если вернуться к тому же старому окружению.
– Это логично. Чтобы быть объективным, надо отступить на шаг.
– Именно эту возможность я тебе и предлагаю.
– Не понимаю.
– Пикник заканчивается завтра утром. Большинство новичков вернутся домой. Они никогда не выйдут за пределы своего нынешнего «я». Однако ты, Кира, – другое дело.
– В каком смысле?
– Мы бы хотели, чтобы ты осталась с нами. Возвращайся на ферму и продолжи свой путь.
– А остальные?
– Не беспокойся о других. Избрана была ты – не они.
– Я не знаю, что сказать.
Фелисия сжала ее руку:
– Скажи «да».
Энди помедлила, не желая казаться чрезмерно нетерпеливой.
– Хорошо. Согласна.
– Ну разумеется. – Это прозвучало так, словно другого ответа от Энди и не ждали.
– Спасибо, Фелисия.
– Не благодари меня. Благодари Стива.
– Я не знаю как.
– Узнаешь, – ответила Фелисия тем же ровным тоном. – Это я тебе обещаю.
52
Автобус вернулся в Якиму рано утром в воскресенье. Из шестерых новичков остаться предложили только Энди и одному из мужчин. Остальных высадили у парковки, где они в пятницу оставили машины.
Автобус должен был отправиться обратно на ферму через пятнадцать минут – короткий перерыв, чтобы все могли воспользоваться уборной после трех часов поездки до города. Энди знала, что до отъезда должна успеть позвонить. Ее руководство не санкционировало задание под прикрытием после выходных. Можно было бы просто найти телефон-автомат и позвонить, но ей не хотелось вызывать подозрения. Поэтому она отвела Фелисию в сторону, чтобы продемонстрировать честность – в рамках своей «легенды».
– Мне надо позвонить матери, – сказала Энди. – Я сказала, что уезжаю только на выходные. Если не дам о себе знать, она будет беспокоиться.
– Зачем ей звонить?
– Я же сказала – она будет волноваться. Черт побери, кто знает? Она может даже позвонить в полицию и заявить, что я пропала.
– Понимаю. Именно поэтому, приглашая новичков вернуться на ферму, мы советуем им уведомить семьи о своем решении. Правда, телефонный звонок не лучший способ. Мы предпочитаем, чтобы вы писали письма.
– Ты не знаешь мою мать, – сказала Энди. – Она никогда не поверит, что это решила я, если просто получит письмо по почте. Она захочет услышать это напрямую, от меня самой.
Фелисия осуждающе посмотрела на девушку, словно говоря, что мать Энди – из тех властных членов семьи с негативной энергией, от которых надо отстраниться.
– Ладно. Звони, если должна. Только будь сильной. Не позволяй ей отговорить тебя от решения, которое ты считаешь правильным.
– Спасибо. – Энди пошла к телефону-автомату на другой стороне улицы.
– Кира? – окликнула Фелисия. – Скажи ей, что больше не будешь звонить. Скажи, что последующие вести о тебе придут по почте.
– Скажу, – ответила Энди и поспешила к телефону.
В квартире Андервуда зазвонил телефон. Айзек находился с дочерью на кухне – они готовили завтрак и смотрели «Улицу Сезам». Это был один из двух принадлежащих ему выходных в месяц, одна из всего двух дюжин ежегодных возможностей доказать, что разведенный мужчина сумеет приготовить утренние оладьи в воскресенье. Айзек сделал телевизор потише и поднял трубку, приглядывая за сковородкой.
Услышав голос Энди, он вздохнул с облегчением. Сообщение техников о молчании передатчика в кольце Энди все выходные встревожило Андервуда. Энди рассказала о ритуальном сожжении и прочем, то и дело поглядывая на автобус, чтобы убедиться, что их не подслушивают.
Айзек произнес:
– То, что ты рассказала, сочетается с присланной из Квонтико новой редакцией портрета.
– А что думает Сантос теперь?
– Она вернулась к предположению, что раны на теле жертв вызваны личными мотивами убийцы. Преступником руководит конкретная злость на жертву. Убийства могут и не быть случайными, как Сантос думала вначале. Убийца – или убийцы – могут действовать по весьма специфической программе. Это особенно интересно, когда мы говорим о секте.