– Что почти?
– Почти уехал. Его по моей просьбе задержали на посту ГАИ, по номеру машины.
Гаврилину показалось, что по голове врезали чем-то тяжелым.
– И…
– Можешь с ним поговорить.
Гаврилин оглянулся – возле машины выросло два внушающих уважение силуэта.
– А у меня есть выбор?
– Не особенно.
Графин так и не смог за ночь сомкнуть глаз, дергался при малейшем шорохе. Нож он постоянно держал в руке. Перед глазами стояли Локоть и Сявка. Вот они идут по набережной, вот уходят за девкой, а потом сразу – залитые кровью… нет, не лица, а то, что от них осталось. Особенно врезался в память лунный отсвет на золотой фиксе Локтя. Головы не было, уцелела нижняя челюсть, и среди крови и обломков кости – тусклый золотой огонек.
Графину начало казаться, что солнце не взойдет никогда. Ему чудом удалось в темноте найти какую-то пещеру, всю ночь он сидел в глубине ее, прижавшись спиной к камню и глядя на вход. Вначале там были видны звезды, а потом звезды одна за другой исчезли.
Графин знал, что все это фигня, что никуда не денутся ни звезды, ни солнце. Но ничего не мог с собой поделать. Уже под самое утро он запсиховал. Светящийся циферблат часов показывал, что уже пора этому гребаному солнцу и вставать, а светлее на улице не становилось.
Потом слабый серый свет выманил Графина к самому выходу из пещеры. Все небо было затянуто тучами. Желто-серыми, словно гнойными, тучами. Ветра не было, но они словно перемешивались, опускаясь все ниже.
Графину показалось, что еще немного, и тучи треснут, из них потечет мерзкое месиво желто-зеленого цвета. Графин попятился назад, в пещеру, под прикрытие скалы. И тут услышал, как посыпались камни под чьей-то ногой.
Бежать, все бросить и бежать. Графин застонал, когда вспомнил, что к пещере ведет только одна тропинка. И именно по ней кто-то идет.
Перед глазами блеснула фикса Локтя. А еще он порезал местного. А еще принимал участие в изнасиловании, а еще… Курвы, еще он просто хотел жить, хотел бомбить лохов, харить девок, хотел просто ходить по этой долбанной земле и дышать воздухом.
Лезвие со щелчком вылетело из рукояти. Только суньтесь. Я, блядь, кого угодно порежу. В клочья.
Мент. Мент поднялся на площадку и оглянулся по сторонам. Точно ищет. Откуда же он мог узнать? Просто ткнулся наугад? На часы глянул. Неужели один?
Точно – один приперся сюда мент. Ему же хуже. Графин пригнулся и осторожно шагнул к милиционеру. Под ногами скрипнули камни, но мент не оглянулся. Глухой что ли? Все-таки начал поворачиваться.
Графин прыжком преодолел оставшееся расстояние и сильно ударил ножом в живот, почувствовал, как лезвие с хрустом вошло в тело, и с силой рванул нож в сторону.
Глаза мента полезли из орбит, словно он сильно удивился, что-то вякнул, но Графин не прислушивался.
– Что взяли? Взяли, мусора поганые? – крикнул Графин, увидев глаза мента.
Мент упал лицом вниз, Графин еле успел отступить в сторону. Нож остался в теле. Бежать, делать ноги, как можно быстрее. И Графин побежал. Через несколько секунд сзади послышался крик.
Мусор закричал от боли и от ужаса. Он увидел, что из раны, расталкивая разрезанную кожу, выпирает что-то скользкое на вид. Он видел свои внутренности, и это зрелище заставило его закричать. Он попытался удержать выпадающие кишки, но руки почти не слушались.
Как же так? Этого не может быть. Такого не могло случиться с ним, Игорем Ивановичем Мусоргским. А еще он увидел грязь на своих внутренностях, и первым его желанием было стереть эти черные комки. Может быть заражение крови. А он хотел жить. Жить.
Захрипев от боли, Мусор перевернулся на спину. Кричать он уже не мог, силы уходили быстро. Тучи опустились к самому лицу Мусора. Кто-нибудь! Хоть бы кто-нибудь подошел сейчас к нему. Может быть еще не поздно, может быть еще смогут его спасти.
Пистолет. Мусор нашарил пистолет. Если бы нож ударил всего на несколько сантиметров ниже, то попал бы в пистолет. За что? И кто его ударил ножом? Мусор никогда не видел этого лица.
Пистолет был скользок от крови, его крови. Мусор нащупал предохранитель и испугался, что не хватит сил его отжать. Есть. Предохранитель поддался легко. Мусор не стал поднимать пистолет над собой – сил на это уже не осталось. Он просто отвел ствол чуть в сторону и нажал на спуск. И не услышал выстрела. Так, словно в ладоши хлопнули. Он забыл про глушитель.
Если бы он взял свой табельный пистолет Макарова, гремящий словно пушка. Все рассчитал, все подготовил и теперь это обернулось против него.
Мусор, судорожно сжав пальцы, поднял пистолет. Тяжелый и скользкий. Левой рукой обхватив глушитель, попытался повернуть его, но пальцы только скользнули. Мусор судорожным движением вытер левую руку о рубашку, попытался открутить глушитель снова.
Заклинило. Еще вчера он с трудом привинтил глушитель к стволу, еще даже испугался, что ничего не получится. Если бы у него тогда ничего не получилось!
Если бы… Он бы все равно пошел к Васе и стрелял бы без глушителя. Мусор застонал.
Не может быть, чтобы все вот так кончилось. Не может быть. Сейчас должна прийти Нинка. Точно, сейчас должна прийти Нинка, которую он собирался убить. И она позовет… Кого она позовет?
Симоненко? Подполковник сразу все поймет. Врачей? Опять таки, у него обнаружат деньги и оружие. Все равно, ему теперь все равно. Ему теперь просто хочется выжить.
– Игорь Иванович? – пришла, сука, все-таки пришла.
– Что с вами, Игорь Иванович?
– Иди сюда, – с трудом выдавил из себя Мусор, язык тоже уже не слушался.
Нинка замерла. Голос заставлял ее подчиниться, но она видела, что участковый лежит весь в крови, увидела окровавленные внутренности и страх парализовал ее.
– Сюда…
Нинка попыталась выполнить приказ, но ноги ее не слушались. Нинка выронила сумку. Она так и не отважилась заглянуть в нее. Еще с ночи в голове у нее крутилось одно и то же, отнести сумку и не заглядывать в нее. Что будет дальше – Нинка не задумывалась.
– Сюда… ты, блядь…
– Нет, – еле слышно сказала Нинка.
– Су…ка…
– Нет!
Нинка увидела, как в ее сторону повернулся пистолет.
– По – мо – ги…
– Нет, нет, нет… Не-ет! – закричала Нинка и бросилась бежать.
Мусор несколько раз нажал на спуск. Не попал. Пистолет выпал из руки. Теперь – все. Теперь уже никто не сможет ему помочь. По щеке потекла слеза.
Деньги лежали всего в двух шагах. Таких денег у него никогда в жизни не было. Никогда. И не будет. Никогда. Пересохли губы. Огонь, горевший в животе, высушивал все тело.
Мусор услышал жужжание и понял, что появились мухи, привлеченные запахом крови. Он попытался отмахнуться, но жирная черная муха, проигнорировав его слабое движение, поползла по ране.
Мусор закрыл глаза. Боль, страх и унижение. Мусор вспомнил, как роились мухи вчера в кафе, как облепили они раны убитых. Так и он будет лежать и кормит мух. Жарко. Если он умрет, а его не найдут сразу, то через несколько часов… Мусор вспомнил, как давно присутствовал при обнаружении давнего трупа. Он после этого почти неделю не мог есть.
Сколько времени прошло – Мусор не знал. На сколько минут он закрывал глаза, впадая в забытье – тоже. Боль притупилась, а может быть, он к ней просто привык.
Все-таки он проиграл. Проиграл. Он уже знал, что умрет, оставалось только лежать и ждать, когда смерть наступит. Уже несколько десятков мух кружилось над ним, ползали по ране и по лицу. Мусор уже даже не пытался понять, это шумит у него в ушах, или жужжат мухи.
А потом он открыл глаза и увидел, что кто-то стоит недалеко. Мусор напряг глаза. Симоненко?
– Жарко сегодня, – сказал подполковник, – быть грозе. Ишь, как парит!
Мусор застонал.
– Хреново тебе, наверное, старший лейтенант. Ой, как хреново.
– Я…
– Не повезло тебе, Мусор.
Слабеющим сознанием Мусоргский уловил, что подполковник называет его прозвище. Почему? А, Малявка.
Симоненко толкнул ногой уже открытую сумку:
– Это все из-за них? Много здесь. Из «форда» достал. Ты всех троих из этого пистолета положил? Кто же это тебя так? Не люди Короля часом? Нет?
– Н-не…
– Ну, нет так нет. Нинку зачем сюда звал? Убить хотел? – Симоненко наклонился над Мусором. – Что же ты, падла, ей сказал, что мы с тобой в паре работаем? Зачем? Хотя, с другой стороны, если бы Нинка не думала, что я все знаю, не стала бы меня с утра пораньше искать в управлении. Жаль, что ты подыхаешь. Я бы…
Симоненко выпрямился.
– От тебя воняет дерьмом, – сказал он Мусору. – Ты еще и Малявку убить собирался?
Малявку? Мусор напрягся, пальцы его скользнули по лежащему рядом пистолету. Выстрелить. Поднять пистолет и выстрелить. Мусор попытался, но силы кончились.
– Ты сейчас подохнешь, – сказал Симоненко. – Жаль, что я не могу продлить твои муки. Ненавижу таких, как ты. Ненавижу.
– А сам?.. – прошептал Мусор и глаза его остекленели.
Не нужно было Калачу садиться за тот стол. Пусть за любой другой, тогда, может, Король успел бы сдержаться, остановить ярость. Тот самый стол, за которым они прошлой осенью сидели все вчетвером, и дочки накрывали, как мама. Особенно старалась младшая, Даша.
Если бы Калач… Король сжал кулаки. Калач даже не успел толком испугаться. Завидев подходящего Короля, он встал с лавки и даже улыбнулся. Откуда ему было знать, что всего за пятнадцать минут до этого Король прижимал к груди бьющуюся в истерике Дашу, забрызганную кровью.
Откуда было знать Калачу? Ведь кто, кроме него мог послать этого ублюдка с автоматом? На что надеялся Калач? На то, что Король вначале поедет на встречу и только потом приедет домой. И там обнаружит…