За то время, пока амир воевал с неверными, он успел их хорошо узнать. Русские – словно две разных нации. Кто-то – они жили в городах – представлял собой людей слабых, растленных комфортом, изнеженных – они могли и сдаться в плен, и перейти на другую сторону. Таких он не раз похищал ради выкупа. Но были и другие – в основном в армии, среди казаков, выходцы из деревни. Они были жесткими и непреклонными, они готовы были остаться на верную смерть прикрывать отход своих товарищей, они не сдавались даже раненые, предпочитая смерть позору плена, и даже подрываясь, они старались забрать с собой на тот свет как можно больше воинов Аллаха. Амир был образованным человеком, знал три языка, много читал – таких людей он мог сравнить только с японскими самураями.
Когда ему показали пацана – того самого, который изрешетил из пулемета британского инструктора и нескольких муджахеддинов, воинов Аллаха – сначала он не понял, с кем имеет дело. Даже не поверил, что это – тот самый, что убил его людей. Судя по виду – это был городской пацан, он сразу не понял, что тот из казаков. Амир любил ломать своих пленников – психологически, он считал, что просто убить врага недостаточно, если есть время и возможность – надо его унизить, растоптать, психологически сломать – и только потом убить. Сейчас – пока – у него были и время, и возможность, но пацан не ломался.
Амир перепробовал все, что знал. Сам он играл роль «доброго», его люди – «злых». Они и били парня, и имитировали повешение, и зверски изнасиловали женщину из станицы у него на глазах, а он не ломался.
Последнее средство они испробовали под вечер. Вместе с пацаном удалось взять – еще живым – тяжелораненого казака. Вчера люди амира сказали пацану, что если он не снимет крестик и не скажет слова, которые символизировали принятие ислама, они убьют этого казака. Пацан отказался. Казака убили…
А сегодня – пришло время уходить. Ничего еще не было понятно, но амир своим звериным, отточенным каторгой и долгими годами подполья чутьем понял – дело проиграно. Что-то пошло не так – и пора уходить. Иначе русские замкнут кольцо, и им уже не вырваться. Уходить он собрался только с несколькими, особо приближенными к нему людьми, обрекая остальных на смерть…
Но прежде чем уйти, надо было что-то сделать с пацаном…
– Хватит! Хватит! Пошел вон, сын шакала!
Зайдя в сарай, в котором содержался юный пленник, амир бранными словами прогнал своего подручного. Поднял стул, опрокинутый у дверцы, отряхнул его от пыли, неспешно сел. Несколько пуль проломили стены сарая, и утреннее солнце пронизывало его своими лучами. В воздухе неспешно плавали пылинки…
Амир какое-то время смотрел на прикованного бычьей цепью к стене пленника – потом встал со стула, подошел, посадил его у стены. Вытер белоснежным платком испачканные руки. Подвинул поближе стул.
– Для чего ты упираешься?.. – амир прекрасно говорил по-русски. – Если ты хотел доказать мне, что являешься воином, ты мне это доказал. Мне нужны такие, как ты, воины, но на моей стороне. Прими ислам, стань муджахеддином – и ты станешь хозяином этой земли. Ваше время прошло, это наша земля, и мы не уйдем с нее, но нам нужны воины. Клянусь Аллахом, я даже не обижаюсь на тебя за тех шакалов, которых ты перестрелял. Ты можешь заменить их всех, эти тупые бараны сами полезли под пулемет. Но если ты не примешь ислам, я не смогу оставить тебя в живых, ведь тот, кто отвергает дават[48], оскорбляет Аллаха…
Пацан с трудом поднял голову…
– Ты можешь убить меня, но ты сам уже мертв. Просто еще не знаешь об этом…
И он расхохотался, выхаркивая кровь из переломанного рта. И что-то подсказало амиру, что пацан прав. Словно кто-то – не иблис ли – подкравшись сзади, зашептал на ухо: ты уже мертв, ты уже мертв…
Ты уже мертв…
Отшвырнув стул, амир в гневе вышел…
– Сколотите крест. Если он хочет остаться христианином, пусть и подохнет, как христианин!
Командир головного дозора внезапно остановился – по фронту явно работал крупнокалиберный пулемет. И работал на нем профессионал – не порол длинными очередями, расходуя боеприпасы и уродуя ствол, а стрелял короткими, экономными «тройками»: три-стоп, три-стоп. Точно так же стрелял бы и он, доведись ему добраться до крупнокалиберного пулемета.
Поганое дело… Группа поднималась на террасный, заросший виноградниками холм. Уже рассвело. Пока они не были обнаружены, но если все-таки их обнаружат и начнут стрелять – сверху вниз – перестреляют, как в тире, несмотря на всю подготовку. Скверное дело, однозначно…
Лейтенант показал знак «на землю» – и спецназовцы исчезли, растворились в пышной зелени виноградников…
– Шакал – Немому!
– На приеме!
– Опасность по фронту. Крупняк, визуально пока не наблюдаю!
– Принял!
– Скрытно выдвигаюсь вперед для доразведки!
– Добро!
Лейтенант огляделся – своих он различил – с нескольких метров! – только потому, что примерно знал, где лежат. Молодцы…
– Вперед! И тихо!
– Внимание, наблюдаю цель! Внедорожник, на нем крупнокалиберный пулемет. До пяти объектов. В поле зрения двенадцать объектов! Ведут бой!
– Оставаться на месте, ждать основную группу!
– Принял!
В головном дозоре – два автоматчика и пулеметчик, на случай, если дело пойдет совсем уж хреново. В отличие от обычных мотострелковых частей и даже от десанта, спецназ не пользуется стандартными автоматами. У обоих автоматчиков – бесшумные автоматы «Волк» калибра 9,6x45 – тяжелая пуля от снайперского патрона садится в стандартную автоматную гильзу с развальцованным дульцем. Каждый такой автомат представляет собой гибрид автомата и снайперской винтовки ближнего боя – до трехсот метров баллистика прекрасная, шум от выстрела не громче хлопка в ладоши. Результат попадания тяжелой пули просто ужасающий – смерть или инвалидность, даже если и не задеты жизненно важные органы. Сейчас оба этих автоматчика ползли по террасам, скрытые пышной зеленой растительностью, чтобы накрыть противника одновременно с двух точек. Пулеметчик залег там, где они и вышли на гребень холма, чуть сдвинулся влево, осторожно, чтобы не нашуметь и не демаскироваться, начал выставлять перед собой валик из камней. Камни на террасах были разложены во множестве – ими укрывали землю, чтобы меньше испарялась драгоценная влага, да и просто виноградная лоза любила расти на каменистых почвах. А сзади уже подходила основная группа – предупрежденные головным дозором об опасности, они разбились на двойки и расходились широким клином, чтобы занять как можно более широко позиции по фронту и накрыть противника сосредоточенным огнем.
Террористы расположились ниже по холму, от спецназовцев их отделяло метров двести. И в самом деле – внедорожник «Егерь», явно угнанный. На нем наскоро приварен станок для «ДШК» – пулеметчик ведет огонь, высунувшись в люк на крыше. Еще чуть дальше – трещат выстрелы в винограднике, на противоположном склоне – там тоже суетятся террористы – по кому или по чему стреляют, непонятно. И еще один внедорожник – тот подальше, до него – целый километр. И из него тоже ведется огонь в том же направлении…
Капитан Тихонов, позывной «Немой», занял позицию у самой дороги, прикрывшись небольшим холмиком – сюда сгребали лишнюю землю с террас. Примерился – в принципе, всех, кто у первого внедорожника, может снять любой, до террористов, если постараться – тоже любой дотянется, а вот до второго внедорожника…
Немой щелкнул пальцем по микрофону тактического переговорника, привлекая внимание…
– Немой – всем! Доложить о готовности!
Привычно зазвучали доклады – один за другим спецназовцы занимали позиции для ведения огня, располагаясь широким фронтом по самому верхнему этажу скальной террасы.
– Ближний к нам автомобиль обозначаю как «Большой-один», дальний – «Большой-два». Пешие стрелки – «Агрессоры». Кот, твой «Большой-два».
– Вас понял!
– Сделаешь?
– Без проблем. Они у меня на прицеле.
Кот, лейтенант Котенков, происходил из семьи охотников-сибиряков. Возможно, в его роду были китайцы – при вполне русском телосложении он отличался монголоидным разрезом глаз и странными зрачками – как будто кошачьими, вертикальными. За то и получил прозвище. Кот был уникумом – в учебном центре, где готовили снайперов, не столько инструкторы учили его – сколько он инструкторов…
– Принял! Немой – всем! Делаем по выстрелу Кота! Крот, Дух, Аист, Зверь, Башкир – выстрел плюс один[49], огонь по «Большому-один». Стерх – страхуешь их! Остальные – выстрел плюс пять. Кот, работай!
Снайпер открывает огонь не по команде – снайпер открывает огонь, как только будет готов и как только сложатся благоприятные условия для выстрела. У снайпера нет и не может быть командира, снайпер всегда сам себе командир. Любая попытка покомандовать снайпером до добра не доводит.
Кот выстрелил на третьей секунде – эти три секунды ему понадобились для того, чтобы учесть все поправки – на расстояние, на ветер, на разницу высот, на атмосферное давление – Кот их учитывал по какому-то наитию. Вот и сейчас, прицелившись в воображаемую точку над головой пулеметчика второй машины, он плавно дожал спуск. Винтовка гулко грохнула – для стрельбы на такие расстояния глушитель неприменим – изображение в прицеле на какой-то момент размылось под воздействием отдачи. А когда картинка снова стала четкой, Кот увидел, как пулеметчик недвижно лежит на крыше машины, обнимая свое грозное оружие.
В отличие от тех террористов, что находились вдали, те, что были около первой машины, сразу поняли, что это был выстрел, и даже сообразили, откуда примерно он произведен. Пулеметчик начал разворачивать свое оружие, чтобы вести огонь по снайперу. Ему нужно было развернуть свой пулемет не меньше, чем на сто восемьдесят градусов. Развернуть он успел только на тридцать – пуля Башкира попала точно в цель, голова террориста взорвалась кровавым облаком. Часто захлопали еще четыре автомата, трое упали сразу, как подкошенные, орошая своей кровью придорожную пыль. Еще секунды три пожил четвертый – успел спрятаться от бесшумной смерти за машиной, но сглупил, на мгновение