– Вы объявляетесь задержанным по подозрению в участии в контрреволюционном заговоре!
– Вот как раз об этом, я и хотел с вами поговорить! Проходите в избу, озябли небось.
Тот, слегка оторопел, конечно – но холод не тётка:
– Заходим, товарищи! Понятые – проходим по одному…
Услышав про понятых, интересуюсь:
– Ищите, что-то?
– У вас будет произведён обыск – вот санкция…
Не взглянув даже, удовлетворённо киваю:
– Хорошо, что сами подсуетились, товарищ! Понятые нам с вами сегодня пригодятся. ОЧЕНЬ(!!!) пригодятся!
Озадачено на меня глянув – видать, подумав: а не вызвать ли заодно пару санитаров – имеющих при себе рубашку с длинными рукавами, чекист прошёл в дом.
Вместе с ним туда же вваливается целая толпа – оставляя на полу быстро тающие ошмётки снега, превращающиеся в грязные лужицы. Кроме белобрысого латыша, было ещё трое чекистов – видать из самого Нижнего Новгорода и трое же наших ульяновских милиционера, выглядевших прямо скажем – неважно. Киваю своим давним знакомым и подмигиваю незаметно, типа:
«Не сцыте други боевые, всё будет пучком!».
Среди понятых – кроме Клавдии Николаевны, ещё три личности. Двое из них мне знакомы, но как-то даже не «шапочно» – где-то пару раз видел их мельком, возможно на улице лбами сталкивались, но более-менее близко не соприкасались. Конечно, Ульяновск – небольшой город и на лицо запомнить можно всех, но по фамилии-имени-отчеству – далеко не каждого… Один из этих «мутных» не представлял из себя ничего особенного: мужик – как мужик, чувствующий себя не совсем в своей тарелке. Таких на Руси Великой миллионы.
А вот другой – очень мне ужасно не понравился чем-то неуловимым… Когда мне мельком удалось поймать на себе его взгляд, я непроизвольно весь напрягся:
«А за тобой надо присматривать, волчара!».
Вижу – косяка давит на батюшкин сундук… Так вот ты значит какой – Гринька Старожухин, «птенец Керенского».
Четвёртая же личность из понятых – сам Охрим Косой!
У меня, буквально «матка опустилась» – когда увидел его:
«Продал, чмо одноглазое»!
Видать, с самого начала это была подстава: этот ублюдок предпочел «утку» под кроватью – «журавлю в небе».
Однако, чуть позже я успокоился – Охрим выглядел растерянным и потерянным. Как будто он сладко спал и видел волшебные сны, а его взяв за шиворот – поставили на ноги, забыв разбудить. Теперь, он стоит пошатываясь, кругом озирается и спрашивает сам себя:
«А со мной ли, всё это происходит? Или это – дурной сон и надо ущипнуть себя, чтоб проснуться?».
Должно быть, понятых набирали впопыхах и в великой спешке на «Нефтяном складе» – где Панкрат подсунул чекистам своих родственников-работников.
Хреново!
Вдруг, послышался какой-то одинаковый, повторяющийся с одинаковой амплитудой звук. Все замерли…
– В доме, есть ещё кто? – спросил главный чекист, – домашних животных держите?
– Мой отец – иерей местного православного храма. Но сейчас он выпил лишку с устатку и спит.
Долговязый латыш, опасливо заглянул в спальню из которой раздавался могучий храп и, подумав, сказал с лёгким сомнением:
– Позже придётся вашего отца разбудить, а пока давайте начнём с Вас.
Я с готовностью вывернул карманы галифе и похлопал спереди по гимнастёрке:
– Чтоб до минимума сократить все формальности, предлагаю начать не с меня – а с моей спальни. Кто «за», товарищи?
Латыш строгим голосом меня прервал:
– Сядьте, гражданин! Начнём с этой комнаты…
– Присяду(!), раз Вы так настаиваете.
Сажусь на табуретку за стол. Ко мне тут приставили сзади одного из чекистов поздоровее в кожаной куртке – сразу же вспомнилась моя первая встреча с Ксавером.
Другой чекист, обликом татарин, встал у двери: видимо на тот случай – если я пойду «на прорыв». Товарищи милиционеры с видом сонных осенних мух, начали шмон под руководством третьего чекиста – самым опытным в подобных делах, судя по раздаваемым им распоряжениям.
Товарищи понятые с выражениями различных эмоций на лицах, за этим дело молча наблюдали… Лишь старенькая Клавдия Николаевна, поминутно крестилась и вполголоса повторяла:
– О, Боже… О, Боже… О, Боже ж мой…
Сам Латыш сел за стол напротив меня и принялся составлять протокол, а я ему всецело помогал – отвечая на стандартные в таких случаях вопросы.
– Здесь какой-то ключ, – сказал милиционер, вынув его из-за икон и показавши всем присутствующим.
Те вопросительно обратились на меня и я не заставил товарищей теряться в загадках:
– Ключ от сундука – ты на нём стоишь, Иван.
Боковым зрением замечаю, как заметно напрягся и переступил с ноги на ногу «Птенец» среди группы понятых неподалёку от двери.
– Что в сундуке, гражданин? – вопрошает главный чекист.
– А что может быть в сундуке у православного священника, – переспрашиваю с недоумением, – религиозный дурман, какой-нибудь.
– Открывайте, – командует белобрысый.
Вскоре, вместе с уцелевшим после моего шмона поголовьем моли, из сундука полетело разнообразное семейное шмутьё.
– Здесь, что-то завёрнутое, – наконец раздаётся, когда дошли до дна, – какая-то толстая книга.
– Принесите её сюда, товарищ.
И тут же на столе перед следователем оказывается…
Нет, не «Ветхий» или «Новый завет»!
И, даже не «Пятикнижие», «Талмуд», или положим – «Коран». И, тем более это не «Трипитака» – каноническое собрание текстов буддизма, содержащее откровения Будды в изложении его учеников.
Малость прибалдевший Латыш, поднимет глаза, полные недоумённого ужаса:
– ЧТО ЭТО?!
Беру книгу в руку и читаю:
– Карл Маркс «Капитал», том первый, перевод Н. Любавина, Г. Лопатина и Н. Даниэльсона, издание 1872 года… Что-то не так?
Замечаю, не забываю следить: Птенец конкретно закипешевал, поддался назад пятясь на выход – но наткнулся спиной на чекиста-татарина у двери.
– «Религиозный дурман», говорите?
Главный чекист вырвав книгу из моих рук:
– Откуда он здесь?
Как известно, первым из иностранных языков «Капитал» перевели именно на русский язык – знаковое предзнаменование, не находите? Этот заляпанный свечным стеарином том, я за сущие копейки купил (как-никак раритет!) у какого-то «бывшего» в Нижнем на «блошином рынке». И, не только из-за того, что первое издание может стоит бешенных денег – если найти покупателя: сам хотел прочитать, изучить…
Да всё как-то недосуг, да буков много!
Дошёл до десятой страницы и отложил на самую верхнюю полку.
Признаюсь, хотя понимаю – осудят: что-то напрягают меня с самого детства такие толстые книжки. «Войну и мир» тоже не осилил, кстати. Много раз брался в «той» жизни – да дохожу где-то до тридцатой страницы и, появляется стойкой рвотный позыв ко всей «великой русской литературе»…
Почему-то.
– Думаю, когда-то очень давно, мой отец купил его в свободной продаже и, прочитав положил в сундук как самую ценную вещь – чтоб не украли, невзначай… Здесь много разного народу шастает: то и дело – наши портянки пропадают.
Кошусь в сторону двери, где соляным столбом замер деверь Сапрыкина.
– «Капитал» Маркса – самая «ценная вещь» у священника?! – чекист, явно сбит с панталыку.
– Я разве не рассказывал? Мой отец сочувствует коммунистическому движению с младых ногтей… Не забудьте занести в протокол, товарищ следователь.
Все, так и «сели» на оппу!
Наконец, обыск в светлице-трапезной закончился – кроме раритетного издания Маркса, ничего не принёсший в копилку следствию. До сих пор находящийся под впечатлением, белобрысый латыш командует:
– Теперь переходим на вашу комнату, тов… Гражданин Свешников. Вы ничего не хотите сообщить следствию?
Радостно ощеряясь всеми тридцати двумя, я:
– Ну, наконец-то! Я ж говорил – что с неё и надо было начинать. Там много более интересного можно найти – чем в поповских сундуках!
С готовностью приподнимаюсь:
– …Разреши я покажу?
– Сидеть! Мы сами. Граждане понятые… Пройдёмте.
Однако, все понятые в мою спаленку не влезли – Охрим вынужденно остался посреди трапезной – а Птенец постарался в ней остаться и причём поближе к дверям.
И, минуты не прошло, как «опытный» чекист руководивший обыском вылетел назад, с «шарами» слегка навыкат:
– Вот, посмотрите, тааащ… На столе у него лежали.
Кладёт на стол пред начальником листы бумаги. Тот, глядя на меня:
– Что, это?
– Там написано…
Латыш, поднимает один из листов и читает вслух:
«Начальнику Ульяновского районного отдела НКВД РСФСР товарищу Кацу А.И. … Довожу до вашего сведения, что мною обнаружена группа лиц занимающаяся контрреволюционной деятельностью на территории вверенной вам…».
Не дочитав, хватает другой:
– «Начальнику Уездного отдела ГПУ, товарищу…».
Третий лист, он уже читал слегка заикаясь:
– «Начальнику Нижегородского губернского управления Главного Политического Управления, товарищу…».
Не успел латыш разобраться с этими бумагами, как «опытный» чекист снова выбегает из спальни, осторожно – как взведённую бомбу, неся в руках «заветную» тетрадочку… От одного её вида, Охрим Косой затрясся весь и подобрался – как перед первым прыжком с самолёта без парашюта. Очкует очень сильно, должно быть… Одобряюще ему улыбаюсь, но он меня даже не видит.
Заикаясь от волнения, тот:
– Таащ командир, вот что в столе у него нашли…
Вся толпа из моей спальни последовала за ним и, в трапезной опять стало несколько тесновато.
– Я ж сразу говорил: у меня в спальне вы найдёте что-то более интересное – чем среди подштанников моего престарелого отца…
– ЗАТКНИСЬ!!!
Латыш берёт в руки тетрадь, очень вдумчиво читает обложку написанную моей рукой и затем переворачивает на первую страницу… Рыбьи глаза его, довольно интенсивно выходят из орбит и начинают напоминать таковы ж, у камчатского краба.