Говорят, грязь, мороз и разница в ширине колеи железных дорог – помогла оккупантам в 1941 году застрять на «ближних подступах»… Сказать по правде, не уверен: ведь это же обстоятельство, не помешало нам дойти до Берлина и взять его штурмом, правильно? Рельсы, достаточно быстро перешивались на нужную колею железнодорожными войсками – что мешало высокотехнологичным немцам, поступить также?
…Однако, возвращаясь к «нашим баранам»: вакханалия с шириной ж/д колей по стране – продолжалась ещё достаточно долго!
Первая по-настоящему коммерческая железная дорога «Верховье – Ливны», построенная частной компанией в 1971 году в Орловской губернии, была шириной полторы русской сажени или 3,5 английских фута (1067 мм). Короче, что ни ветка – то своя железнодорожная колея!
Так вот, история Выксунской УЖД Приокского горного округа – как бы повторяет общую историю железных дорог России, застывшую на определённом этапе своего развития. Лишь в конце 19 века в стране ввели стандарт для узкоколейных дорог – 750 миллиметров, но к тому времени каких только их разновидностей, здесь было не встретить! От «сверх узких» 630 миллиметров – до «стандартных» 750 мм, но попадаются и 700 мм и даже те же самые – «полторы русских сажени».
К чему я это?
Да, есть у меня кой-какие интересные прикидки насчёт, как самого Приокского горного округа – так и его сети узкоколейных железных дорог. Вот потому-то, я здесь стою сейчас и, с хозяйским прищуром осматриваю ближайшие окрестности и еле-еле виднеющийся на горизонте посёлок Владимировка Лукояновского уезда:
– Мда… Непорядок!
Глава 13. «Рояль» который утонул, а потом всплыл
…Подходя к кузнице и дому Клима, ещё издали учуял характерный тухлый запах: вяленная рыба сушилась на его дворе где только можно и даже там – где никак нельзя, а вокруг неё роились полчища мух.
– Фу, фу, фу… Какая вонь, – зажимаю нос, – Клим! Да, куда ты её столько наловил?!
Хотя и представлял масштабы – Кузька рассказывал и изредка что-нибудь передавал «от дядьки Клима», но…
Вот заставь ду… «Альтернативно одарённого», Богу молиться!
Во дворе, куда не кинь – везде чехуя, чехуя, чехуя… Плавательные пузыри… Кот на крыльце растянулся – поперёк себя толще, как будто задрав ему хвост – его через задницу насосом надули.
Тот, скалит весело нетронутые кариесом зубы:
– Хахаха! Видать, в тебе глист какой есть – раз рыбьего духа не переносишь!
Однако, экземпляры какие… Лещи со сковородку, сазаны – ё-моё… Даже обычная плотва и та – с кирпич размером! «Там», только по «Дискавери» таких видел – самому не ловилось.
– Нет, ну зачем ловить – если сожрать всё одно не можешь?
– Да, чтоб ты понимал… Азарт, понимаешь!
– Не, я всё понимаю… Но это уж, слишком! Ну раздал бы соседям, что ли.
Из дверей выходит жена Клима и:
– Соседи от тебя скоро разбегутся, Ирод чешуйчатый!
– Молчи, баба – тебя никто не спрашивает.
– Да, чтоб ты околел – вместе с твоей поганой рыбой! – плюнула та и ушла снова в дом.
Посмеявшись, Клим пригласил в дом «на уху»:
– Не смотри – что ругает: готовит моя Глафира Петровна, просто – язык проглотишь!
Действительно, уха мне понравилась – густая, аж ложка стоит как в студне. Далее была рыба жаренная – тоже неплохо, потом ещё что-то рыбье…
– А вот смотри – икра сазанья, – нахваливает хозяин, – да с чесночком!
– А как же «головы щучьи с чесноком», – вспоминается бессмертное, – «хищник» разве в ваших краях не водится?
Отмахивается с досадой:
– Не… На твои крючки и леску щука не ловится – здесь блеснить надо или жерлицы ставить. Ешь, что дают и не привередничай!
– Да, нет уж – спасибо! Я уже как садок во время жора – «полный» твоей рыбы… Посмотри – из зада у меня хвост не торчит ещё? Хахаха!
– Хахаха! Нет, всё же есть в тебе какой-то глист. Чёрт с тобой, не хочешь – уговаривать не стану… Глафира!
– Чего тебе, судак белоглазый?
– Не лайся, глупая баба, а тащи самовар.
По прошествии времени на столе «материализовался» исходящий паром самовар, с фарфоровым заварником сверху и вновь появившимся на столах у населения колотым сахарком. Сахар в эти времена потребляли «вприкуску», а продавался он «колотым» – большими кусками то есть и, приходилось перед индивидуальным употреблением специальными щипчиками откусывать от них маленькие кусочки. Это скажу вам – занятие не из лёгких… Иногда, в полумраке было заметно – что аж голубоватые искры летели!
За чаепитием, я не стал долго тянуть кота за хвост и перешёл к цели своего визита:
– Как мои крючки, целы?
Сокрушённо вздыхает:
– Один уже сломался – даже не представляю, что там за «Титаник» зацепился!
– Может – коряга?
– Да, нет – если за корягу, я ныряю и отцепляю… А тут…
Клим выпучил и без того слегка выпуклые глаза:
– Как вдруг повело… Да, как дёрнет – у меня чуть удилище из рук не вылетело! Потом вдруг, как отпустит – я ж на жоп….пу сел… Глядь – МАТЬ ТВОЮ(!!!), а жало крючка обломано.
– Ну, не беда – у тебя ещё есть.
– Ну и то верно…, – помолчав, спрашивает, – а у тебя? У тебя, что есть ещё, Серафим Фёдорович?
– У меня много чего есть. Зимние блесны, например – по льду в отвес хищника ловить.
– А леска потолще?
– Есть и леска – почему бы ей не быть?
Сглатывает слюну и молчит, зависнув.
Итак, наконец под чаёк «вприкуску» – как бы невзначай, «закидываю удочку»:
– Хочу вот сам попробовать порыбачить…
Тотчас оживает:
– Так в чём же дело?! Хоть счас пошли… Или поехали – телегу свою возьму.
Конкретизирую:
– Завтра с утра отвезёшь на Лавреневский карьер, Клим?
Изумляется, чуть глаз не выпал:
– На «Лавреневский карьер»? …Почему там?
– Я так хочу. Так, отвезёшь завтра утром или мне кого другого попросить?
Тот, руку положив на сердце:
– Да, я не прочь… Но ты пойми, Серафим – там рыбы НЕТ(!!!) и, отродясь никогда не бывало! Там никто не рыбачит…
Со всей убедительностью, разуверяю:
– Наоборот – там рыбы столько, сколько тебе и не снилось.
– Да, кто тебе такое сказал?!
– Один знающий человек, – еле-еле сдерживая гомерический хохот, – просил тебе не рассказывать, а то ты всю рыбу там выловишь.
– Да, плюнь ему прямо в его очи! – горячится Клим и, чуть ли не рубаху на пузе не рвёт, – да, кругом столько мест – хоть на наш заводской пруд ступай или на Грязной ручей и, то – там рыбы будет больше, чем… А в Тёще – во «лапти», места только надо знать! А в Серёже…
Однако, я настаиваю:
– А я хочу, порыбачить на Лавреневском карьере!
Жена Клима меня поддержала с изрядной ехидцей:
– Съездите, съездите – всё меньше во дворе тухлятиной вонять будет!
Клим, по столу кулаком – «бабах», аж самовар подпрыгнул:
– МОЛЧАТЬ, ДУРА!!! Не твоё бабское дело в мужицский разговор встревать… Пшла на кухню и греми там своими чугунками!
Не сильно то и испугавшись, та поджала губы и надменно на мужа глянув, не спеша удалилась на свою «территорию».
– Так, что? Отвезёшь на Лавреневский карьер или не уважишь?
Помолчав сколько то, тот с досады чуть не плюнул:
– Чёрт с тобой! Завтра, ещё затемно буду ждать тебя возле плотины…
Уже попрощавшись, услышал за спиной еле слышное:
– Ну, что с него – с контуженного, взять?!
– Разве дороги туда нет?
Где-то с полпути, еле заметные признаки цивилизации кончились – от слова «вообще» и, приходилось временами продираться сквозь густые кусты и объезжать довольно толстые деревья. Иногда, без топора и шагу проехать было невозможно! Клим, потихоньку зверел и отвязывался на мне – как на виновнике злоключений:
– А это и есть дорога – аль повылазило?! Просто по ней, лет сто уже не ездили.
Действительно, хоть и сильно заросшая, но ровная – без бугров и ям, дорога. Насыпи, выемки… По сторонам, даже виднеются остатки кювета.
– Ну, положим не «сто» – а лет семьдесят…
– «Семьдесят…». Хватай вон топор и прорубайся, счетовод хренов! Ох и, это надо ж было с ним связаться…
Хотя, чаще всего он «отвязывался» на лошади – хлеща её без особой надобности и обзывая всякими обидными для любой животины словами.
Клим, был несколько неправ: рыба в заброшенном песчаном карьере – заполненном водой, конечно же была.
Вон, как она плещется, какие круги по поверхности водоёма расходятся!
Да и так – визуально, с берега были видны проплывающие в слегка мутноватой воде тёмные, вытянутые хребтины. Однако, обитатели водной стихии упорно игнорировали абсолютно все привады и насадки – что подсовывал им под самый нос заядлый ульяновский рыбак.
К обеду, изрядно достав меня уже своим нытьём, Клим поймал всего лишь пару небольших с ладошку карасиков – да с пяток плотвичек и окуньков и, того меньше:
– Ничего не хочет брать: ни на червя, ни на опарыша, ни на кашу или распаренное зерно…
– На жёванное гов…но попробуй, – даю дельный совет.
– Тебя вот, – психует, аж слюной брызжет, – самого заставить бы гов…но жевать, за такую «рыбалку»!
Чтоб не разругаться вконец, отхожу от него подальше и, идя вдоль берега иногда закидываю удочку, меряя глубину. У меня вообще, ни разу даже не клюнуло – но в отличии от Клима, я ничуть не расстраивался.
Когда-то, ещё очень задолго до братьев Баташёвых – построивших близ Ульяновки чугуноплавильный завод, здесь была балка – небольшая долина с пологими заросшими склонами. Затем, на дне балки нашли песок и стали его добывать, используя для разнообразных нужд – так и получился Лавреневский карьер. Однако, чем глубже рыли – тем сильнее мешали скапливающиеся в нём грунтовые воды, не успевали откачивать «конными» насосами. Наконец, после техногенной катастрофы 1861 года – прорыва дамбы водохранилища где-то в верховьях реки Тёщи, карьер затопило «по настоящему» и его окончательно забросили.