ество ткани и после нескольких примерок, переделок… Мне со второго раза «зашло», а для Лизы раз десять переделывали и, даже испортили три комплекта ткани!
Название стиля придумал сразу, долго не заморачиваясь ломая голову: «Пролетарский», или просто – «Пролетарка»… Типа:
«– Смотри, Колян – какая деваха!
– Это какая из них?
– Да, вон та – в «пролетарке».
– Ух, ты… Вот это краля!
– Эх… Хороша Маша, да не наша».
Среди всех соображений, как и при выборе названия танца, самым главным было такое: назови как-то иначе – обязательно обзовут как-нибудь по-буржуазному и похерят саму идею на корню.
А так, только попробуй слово против-поперёк вякнуть!
Это было нечто среднее между джинсовым костюмом и полевой формой армии ГДР, от которой пошла наша «афганка». Сравнительно дешёвая и качественная ткань – но не такая грубая как «джинса», множество карманов, ложных заплаток, просроченных суровой ниткой… Медные заклёпки я вставил сам, как и кожаные «лейблы» с выжженными советскими символами.
– Много материала уходит и работы, – сомневалась хозяйка швейного предприятия, когда я поделился с нею своими далеко идущими планами, – дорого будет – не будут покупать.
– Вы, несколько неправы, Анна Ивановна. Сейчас среди молодёжи модны кожаные куртки, а наш с вами костюм в любом случае – дешевле её на порядок будет. В случае же расширения вашего дела и постройки фабрики «готового платья» – такая одежда будет по карману для молодёжи из семей среднего достатка и даже возможно студентам…
Это я закидываю удочку на дальнюю перспективу.
– Ну, а кому надо совсем дёшево – пусть в простыню заворачиваются, наподобие индейских йогов или египетских мумий.
Эта одежда первое время будет брэндовой, а «бренд» дешёвым не бывает… Зато, потом! «Бренд», это всего лишь реклама перед массовым потреблением.
Женский вариант «пролетарки» получился несколько проще в плане карманов, накладок и заклёпок – зато сразу было видно, что он именно женский! Приталинность, «кокетка», декольте – то да сё…
Короче, в курсе, да?
Прикид для Лизы обошёлся мне гораздо дороже мужского, да и ко всему прочему, он был в двух вариантах – брючный костюм и «классический» с юбкой.
Головным убором в мужском варианте была стильная кепка с отворачивающими «ушами» и большим козырьком – несколько похожая на «будёновку» без «шпиля», или скорее – на самурайскую армейскую кепку. В женском же варианте – пилотка с козырьком…
Лиза по ней, ну просто – без ума!
Сразу после представления я забрал у Лизы обновку, отдал постирать и вместе со своей спрятал куда подальше:
– Пока нечего нам с тобой форсить!
Есть у меня одна задумка – касаемая августа месяца 1923 года.
Как бы там не было, после того спектакля – швейное предприятие «Игла» заработало без выходных и, этой весной-летом, на улицах Ульяновки можно было довольно часто встретить парня или девушку из более-менее обеспеченной семьи – в модном прикиде «от кутюрье Свешникова».
Хахаха!
Анна Ивановна была женщиной честной и, с каждого пошитого и проданного изделия – не забывала отстёгивать мне долю за авторские права.
Другой, животрепещущий и схожий с предыдущим вопрос – обувь.
Я уж не про «стиль» – не до жиру, быть бы живу. С обувкой в России в те времена была просто беда, а в нашем Ульяновске – сущая катастрофа.
Пошить сапоги или ботинки очень дорого: даже наше волостное руководство в тёплый период времени предпочитало ходить босиком, что тогда про простых смертных говорить? Последнего нормального сапожника городок Ульяновка лишился в 1916 году, когда по распоряжению губернатора в уездном Ардатове попытались организовать пошив сапог для армии. Нижестоящие местные полицейские чины, получив распоряжение о привлечении сапожников-кустарей к работе в земских и военных мастерских, в безмозглом служебном рвении – приказали собрать «по градам и весям» всех сапожников и, как арестованных – под конвоем доставить в уездные города. Это обернулось бунтами и массовыми драками населения с полицией. Вот во время одной из таких потасовок, единственный стоящий ульяновский сапожник – был ненароком убит городовым…
Оставшиеся в волости представители это ремесла, могли осуществить лишь ремонт обуви – заменив подошву или сшив разошедшиеся голенище, но ничего более. Так что, если надо кому пошить обнову – приходилось ехать как минимум в уездный Ардатов.
Среди эвакуированных в 1918 году из Петрограда заводов, были не только крупные предприятия – но и небольшие национализированные частные мастерские. Досталось и мне такого добра пара-тройка вагонов. Так… В основном ничего ценного, представляющее для меня интерес: оборудование уровня середины-конца 19 века, если ещё не демидовских времён. Потихоньку-помаленьку, в течении зимы, втихаря сдал его в аренду местным кустарям от имени владельца – волостного Совета и, имел весьма весомый приварок к своим двум окладам.
Однако, была буквально парочка приятных исключений!
Когда мои бойцы-агенты выбирали себе добро из свезённого на полустанок имущества, мой заместитель Чеботарёв, нацелился на какое-то – мне незнакомого предназначения, оборудование и инструмент. Хотя, вот это – вроде швейная машинка:
– Почему такая большая?
– Прошивочный станок для кожи, – пояснил мой начальник команды по охране грузов, – а это – гвоздевая машина для прибивки каблуков. Винтовая машина, доппельная и весь струмент к ним… Видать, сапоги солдатские тачали.
Несказанно удивился:
– Ты откуда всё это знаешь? Сам – сапожник, что ли? Почему раньше молчал?!
– Да нет – вовсе никакой не сапожник, я…
С его слов дело было так.
Возвернувшись осенью 1915 года после излечения в госпитале в свою часть, Чеботарёв обнаружил её – как бы не на половину босой:
– Сам то, я свои сапоги по дороге пропил: думал – на фронте другие дадут, а тут вон оно как…
Часть находилась на Юго-западном фронте – под началом самого генерала Брусилова, а тот с подобными «босяками» особо не церемонился.
– Прописали мне за утрату имущества пятьдесят «горячих»… Выпороли розгами, то есть – но сапоги оттого на ногах не выросли, – смеётся, – это на следующий год, лишь летом – англицкие ботинки с обмотками стали давать, а той осенью-зимой – каждый ходил, кто во что горазд! Кто мешки на ноги наматывает, кто лапти себе плёл, кто куски шкуры забитого скота или павших лошадей… Возьмут такого «воина» австрийцы в плен и потом показывают из своего окопа и смеются: «Не стреляйте в свои лапти!».
Представляю такую картину и ржу не могу:
– Ну, ну… Слышал, а как же. Хахаха!
– А осень уже на дворе! Хоть и не так в ихней Галиции холодно – как у нас в Расеи, но всё равно – нижние чины стали хворать и дохнуть целыми ротами. Тогда наше полковое начальство думать-гадать начало – как на месте обувку солдатскую шить. Стали искать среди нижних чинов сапожников, вот я и вызвался ещё в лазарете – где мне спину, да задницу после розог лечили…
– Так, ты же говоришь – не сапожник!
– Конечно, не сапожник, – отводит глаза тот, – однако шибко сильно обратно в окопы не хотелось… Убьют не ровен час, а за что?
Вспомнив, с чего началась Первая мировая война, подсказываю:
– За освобождение славянских братушек от австро-венгерского ига…
Недоумевает изрядно:
– Чтоб, те тоже в лаптях – как мы или вовсе босыми ходили?!
У меня донельзя богатое воображение: представив себе алкиного Фильку в лаптях – танцующего и поющего «Зайку» под фанеру на «Голубом огоньке» и, ваще – чуть не упал со смеху.
– ХАХАХА!!!
Стоически дождавшись когда я проржусь, а потом продышусь – Чеботарёв продолжил:
– Меня, как фельдфебеля – старшим над всем взводом поставили, думал – выкручусь как-нибудь. А тут вижу – толку нет! Народу много, а сапог за трое суток – хорошо если один… Без пары. Один всего служивый – из двадцати с лишним, когда-то был в учениках у сапожника – да потом сбёг… А из других – не всяк и шило с дратвой в руках держал!
Опять мне стало весело:
– Хахаха! Вот ты попал – как клоп в рукомойник! Ну и как выкрутился?
Почесав поротую задницу, тот:
– Тебе сейчас смешно – а мне тогда не до смеху было! Начальство ругается – сейчас, мол, в строй вас всех – да на «колючку»… Как раз какое-то наступление готовилось – когда нам австрияки опять кровавую юшку из носу пустили.
– Действительно, – соглашаюсь, – смешного мало…
– Этот, который с волосьями от учёбы дранными, пытался других научить – да толку нет! Как на грех все до одного «безрукие» оказались. Однако, вижу – один хорошо подмётки режет, другой – дратву сучит, третий – подмётку деревянными гвоздями приколачивает. Вот я и разделил их – по способностям: каждый делал что-то своё, а Васька только знай себе – всё вместе собирал.
Ух, ты… Да он до «разделения труда» сам – своим умом дошёл.
Ну прямо – Адам Смит, да и только!
– Сразу дело пошло на лад: сперва пара сапог в день, затем – десять и даже больше… Свой полк обеспечили обувкой, затем дивизию и даже из корпуса и армии стали интенданты наведываться.
У человека определённо – организационный талант!
– Ладно, понятно… А как про оборудование узнал? Ведь, как я понял – в своём сапожном хозвзводе, вы сапоги по старинке вручную тачали?
Тот, лишь удручённо манул рукой:
– Дык, всё опять же из-за этих тыловых крыс – интендантов! Подсунул мне один из таких «земгусаров» бумажку – а я, дурак её и подмахнул… А потом оказалось – большая растрата. Хорошо ещё дружок из писарей вовремя предупредил и я в бега подался – а то бы дисциплинарной роты, или вообще – тюрьмы и каторги не избежал.