– Слушай, Барон! По-моему, пора делать…
Однако вижу, разведка бандитов вдруг забегала-засуетилась:
– Постой-ка, Барон… Ты видишь – то, что и я?
Уцелевшие из её числа, запрыгнули в седла, скачут нахлёстывая лошадей мимо села и вскоре – превратившись в чёрные точки, исчезают куда-то из поля зрения.
Из-за саней бандитского обоза выходят с поднятыми руками и что-то нам кричат. Двое из них махают какими-то белыми тряпками.
– Сдаются…, – как-то несколько разочарованно констатирует Мишка.
– Прекратить огонь, – командую, – отделение Афанасьева со мной, остальные на месте держат бандитов под прицелом!
Мишка-Барон удивлённо рассматривает меня – как будто в первый раз увидел:
– Не, генерал Яша, конечно – но тоже… Это где ты так воевать научился, Серафим? На курсах красных командиров – а, потом за два месяца на польском фронте, говоришь?! Ну, ну…
«Пять лет игры в тактический симулятор «Линия фронта»», – хотелось ответить.
– «Излишние знания преумножают печаль», Миша!
– Ну, тогда извини…, – понимающе качает головой.
По ранее пробитой тропке с Мишкой и отделением моих агентов переходим на другую сторону речки и идём вдоль высокого берега к мостику. Вдалеке вижу – из леса чёрной лентой-колонной выходит конница.
– Кажись, точно – наши, – говорю, вглядываясь.
– Кони у них заморены, подойдут не скоро, – как-то отрешённо буркнул Барон и шёпотом, – может, насчёт трофеев…?
– Миша, это мародёрство – можно раскрутиться на высшую меру наказания… Расстрел!
– Так, тебе бинокль не нужен, что ли? Это будет считаться не мародёрством – а взятием законного трофея.
Видя как я колеблюсь, этот змей-искуситель привёл ещё один убойный аргумент, показывая на приближающуюся ленту красной кавалерии:
– Не мы так другие трофеи к рукам приберут! Вместе с покойниками их добро не закопают, обдерут до исподнего… И где социальная справедливость тогда, спрашивается? Мы воюем, нам лбы дырявят – а пользуются чужие дяди? Ох, не поймут Вас наши агенты, товарищ заведующий оружием…
Поколебавшись несколько долгих секунд, я нехотя согласился:
– Ладно, Барон! Как пленные отойдут от обоза – пробегись по заваленным «фрагам» и собери «лут»…
– ЧЕГО?!
Думал, у него шары выпадут! В моменты особого волнения – а только что закончившийся бой без сомнения заставил меня «поволноваться», у меня нет-нет – да и выскакивают «словечки».
– Пошарь там в санях, говорю… Убитых тоже не забудь, а я посмотрю у пленных. Только, осторожно там – могут быть спрятавшемся под саням недобитки.
– Не боись, товарищ заведующий оружием – не в первый раз!
Подозрительно на него глянув, я погрозил пальцем:
– И, давай там без своих уркаганских штучек-дрючек! Понял меня?
– Так точно: понял!
Залихватски отдаёт честь и стоило мне на секунду отвлечься, вмиг куда-то исчезает.
– Всем перейти реку и построиться, – командую пленным со своего берега, – оружие оставить на месте. У кого найду хоть перочинный ножик – пристрелю на месте без предупреждения!
Большинство перепуганы до смерти, но попадаются и злые лица матёрых вояк – не сломленных духом и, ещё на что-то надеющихся.
– Раненных не забываем, православные!
Хожу, ору, потрясаю оружием… И, подчиняются!
Приказываю своим агентам обыскивать пленных и всё найденное, скидывать в общую кучу.
Тут ещё толпа крестьян из села набежала: орут, шумят, угрожают бандитам расправой.
– Что-то вы с утра такими смелыми не были, граждане мужики, – буром пру на них, – ну-ка отошли подальше от пленных – пока не арестовал всех, нах! Председатель, мать твою так – наведи порядок, или по трибуналу соскучился?!
Мои бойцы тоже шумят, матерятся и отпихивают прикладами от пленных, наиболее осмелевших сельчан.
Когда, все пленные оказались на нашей стороне речки, делаю отмашку всем своим – чтоб выходили из засады и шли сюда.
Вдруг, не заметил когда даже, со стороны мостка подъезжают трофейные сани под управлением Мишки:
– Тпру! Разрешите доложить, товарищ заведующий оружием: трёх тяжелораненых бандитов нашёл – своими брошенных… Куда их?
От окруживших сани крестьян последовало множество интересных предложений на этот счёт и, практически все они – сводились к утоплению бедолаг в ближайшей проруби. Некоторые «активисты», предлагали хоть счас показать – где именно это можно проделать.
Один из раненных лежал посередине безмолвно как бревно, укрытый с головой шинелями, второй – бородатый, несмотря на зимнею пору – в синей казачьей фуражке с красным околышем, нервно вертел головой и злобно скалил зубы. Третий же, самый молодой – возрастом мне ровесник, которого я влёт назвал «юнкером», повторял раз за разом:
– Мужики, мы же за вас! Мы, чтоб избавить вас – крестьян от жидов да коммунистов!
Его чуть из саней не вытащили и не порвали на лоскуты:
– А ты нас спросил, прежде чем «избавлять»? Советская власть строгая к мужику, но эта – НАША ВЛАСТЬ!!! А от вас дворянчиков, нам ничего не надо! Ни хорошего, ни плохого – хватит, покуражились над нами.
«Отношение русского народа к Советской власти – это как почитание каким-нибудь папуасом своего деревянного божка: ругает того за плохую охоту, но в тоже время – истово молится ему и приносит жертвы… И главное: зачастую жизнь готов отдать – защищая своего истукана от «папуасов» из другого племени».
Не сам придумал – читал где-то… Да, согласен: где-то – в чём-то, это действительно так!
Такое отношение новая власть внушила к себе не только массовыми расстрелами и внушениями каких-то фантастических идей – но и тем, что ее представители (по крайней мере в основной массе), в момент нечеловеческого напряжения всей нации не устраивали безобразных оргий, не вели роскошной жизни – как прежняя, имперская элита. Наоборот, они и много и деятельно работали и, первыми шли в бой под пули и на виселицы.
Любая гражданская война – это война двух идей.
Требуя от народа жертв и подвига, большевики призывали массы освободить весь трудовой народ мира от хищника-капитала и обещали создать такую жизнь – при которой не помещик и фабрикант, а они сами будут господами жизни. И поверившие, зараженные этими проповедниками людские массы – с энтузиазмом несли все тяготы военного коммунизма, с твердой верой, что в конечном результате принесенные жертвы будут не напрасны – а дадут начало нового, справедливого мироустройства.
Другая сторона не смогла предъявить народу никакой достойной идеи и проиграла… Так, кого винить?
Горе побеждённым!
Успокоив кое-как разошедшихся мужиков – добрым словом и заряженным револьвером, я приказал Мишке:
– Вези раненых в Сельсовет, пусть найдут фельдшера или кого ещё… Потом разберёмся! Проверь по пути тех убитых разведчиков – может из них, кто ещё жив.
Последнее, маловероятнее всего: по тому месту прошлась толпа крестьян с дубьём и, чтоб после них остаться живым – это надо быть жидким Терминатором и, просочиться сквозь Землю и донбасских шахтёров, в Америку.
– Понял, немедленно исполняю, – и, огрев плетью лошадь, – НО!!! Пшла подлая!
Минут через пятнадцать подошла колонна какой-то кавалерийской части Красной Армии на вусмерть заморенных лошадях. Уже знакомый мне комдив, удивлённо рассматривал место побоища, по-тараканьи шевеля заиндевевшими усами:
– А мы то, торопимся – весь день скачем вам на подмогу: думаю – порубили уже «в капусту» наших милиционеров. Ну, молодцы!
– Служу трудовому народу!
Докладываю: так и так – имеем двоих убитых, семерых легко- и четырёх тяжелораненных, уничтожили столько-столько бандитов, взяли в плен ещё столько. Небольшая группа – сабель в пять, успела скрыться вон в том-то направлении.
Решил воспользоваться добродушным настроением начальства:
– Разрешите обратиться, товарищ комдив?
– Разрешаю…
– Прошу наградить воспитанника Ульяновского отряда военизированной охраны, Гешефтмана Михаила Константиновича – метким огнём уничтожившего бандитского пулемётчика и тем обеспечивающего успех нашего Сводного отряда.
– Конечно, конечно, – оборачивается к кому-то и строго, – запиши этого… Как его?
– Гешефтман Михаил Константинович.
– Запиши в списки представленных к награждению в первую очередь.
Забегая вперёд скажу: ордена «Боевого Красного знамени» мы с Мишкой, конечно, не дождались – да и не рассчитывали наперёд на такую плюшку… Но «награда» всё равно нашла своего героя: уже летом, на Гешефтмана пришла из столицы почётная грамота от Реввоенсовета республики – подписанная… Его председателем и заодно – Наркомом по военным и морским делам, товарищем Троцким Львом Давидовичем!
Ну, что оставалось делать?!
– Давай-ка мы с тобой её сожжём, Миша, во избежание, так сказать… А потом забудем и никому не скажем про существовании этой «награды».
Тот, недоумевает:
– Иногда, я тебя просто не понимаю, Серафим! Не понимаю логику твоих поступков…
– Иногда, я сам себя не понимаю, но поверь: придёт время и, ты мне – ещё спасибо скажешь.
Подумав недолго, соглашается:
– Насколько я тебя уже знаю – так и сбудется.
Засовывая Почётную грамоту от РВСР в печку, я добавил:
– И впредь поменьше выёживайся при посторонних своей сверхметкой стрельбой и прочими боевыми навыками: сыновья типографских рабочих, по определению – так стрелять не могут.
– Согласен! В следующий раз буду ждать – когда нас с тобой убьют, но происхождения не выдам.
Невольно улыбаюсь и, как породистому щенку загривок, треплю рукой его непослушные вихры:
– Не умничай, «происхожденец»…
Без сомнения самой лучшей наградой был почёт и уважение, возникшее ко мне у всех без исключения представителей «силовых структур» Ульяновска и волости, даже у пожарников: