И в самом деле: ни разу не слышал, чтоб отец Ленина в шахту уголёк рубить спускался, а батька Троцкого — в лаптях по пахоте за сохой тусил, или предположим — невод в сине море закидывал! Возможно, я сильно запамятовал — но среди большевистской верхушки, лишь Ворошилов — «чистый» пролетарий, да «дедушка» Калинин. А вот Сталин — уже «ближе» ко мне… Он сын сапожника-кустаря, по марксисткой терминологии — «мелкого буржуя» и, кроме того — недоучившийся семинарист.
— … Ну, а остальные трое большевиков — дети разночинцев да мещан.
Посмотрев по сторонам, он наклонился поближе к моему уху и прошептал:
— Вы главное, делайте как они: побольше болтайте про Маркса, Энгельса и мировую революцию — и будете «в доску» своим.
— Ладно, понял, хорошо…
Это-то как раз, без проблем! Почему-то, «там» на меня по молодости любили вешать «общественную» работу и, хотя от комсорга в школе и институте удавалось отбояриться — но вот с докладами выступать, стенгазеты оформлять, да политинформации вести — мне доводилось регулярно. А в армии сповадился до комсорга роты: приказали — куда мне деваться? Так что, марксистко-ленинской фразеологией я владею в полной мере и, если что — самому Троцкому, смогу по ушам проехаться.
ХАХАХА!!!
Конечно, последнее моё утверждение — просто пустая бахвальба!
Однако, одного умения чесать по ушам партийным словом, определённо маловато чтоб сойти за своего, или хотя бы легализоваться в качестве местного поповича:
— А на лицо как? Неужели, я до такой степени похож на вашего сына — что никто не заметит подмены?
— Схожесть, определённо есть — я это сразу заметил, — задумчиво рассматривая моё лицо, степенно пояснял мой названый отец, — обликом мой Серафим был самым обыкновенным: если издали смотреть — так из четверых трое на него похожи будут. Да к тому ж, с десяти лет он в Нижегородской гимназии учился — здесь крайне редко бывал… Все, поди и забыли уж — каков он лицом!
Помолчав, добавил:
— Да и, моё слово будет решающим: признал Вас принародно — значит, Вы — мой сын!
Ну, что сказать? Всё что не делается — делается к лучшему!
— Хорошо, отец! Тогда переходим на «ты» — даже с глазу на глаз: ибо и, «у стен могут быть уши».
Тот, несколько обескураженно согласился:
— Хорошо, переходим на «ты», Серафим! Хотя я вот, твоего деда — на «Вы» величал до самого…
Он перекрестился на образа в углу и закончил грустно:
— Да, видать новые времена — новые обычаи. Отдыхай пока, Серафим — скоро придёт доктор…
Попрощавшись он удалился, а я опять вырубился.
Сразу заметно, что в этом мире нет, не только Интернета — но и самого простенького чёрно-белого телевизора, хотя бы с тремя государственными каналами!
Пришедший ко мне на следующий день «с утра» доктор, представившийся Ракушкиным Михаилом Ефремовичем (на редкость приятный в общении и словоохотливый человек, должен отметить), завис чуть ли не до обеда. Мне, это было донельзя на руку: слушая его и обратно — сам рассказывая всякие занимательные истории, которых я знал просто немерено — я «переформатировал» свою речь под речь «хроноаборигенов».
Ничего страшного, оказывается!
Нормальный, русский литературный язык, без всяких — привнесённых позже «-измов». С теми двумя бабками, мне общаться было гораздо сложнее — то и дело переспрашивали друг друга… У них какой-то сложный крестьянский местный диалект — которого, я в своём будущем даже и не слышал.
Заметив, что я не знаю некоторых самых элементарных по его мнению вещей, Михаил Ефремович обеспокоенно спросил:
— Извините, а кроме тифа контузии у Вас не было?
К тому времени, я уже в общих четах придумал свою «военную» легенду — содрав её с одной не так давно читанной автобиографической книжки, скачанной в Инете. Поэтому с готовностью:
— Как не быть? С контузией я в госпиталь в Вильно попал, а оттуда прямиком в польский плен. Первое время, я даже как меня звать и кто я такой не помнил! Ну а уже в концлагере подцепил сыпняк…
Затем, я грамотно перевёл разговор на другую тему, а уже в конце беседы, я обратился к доктору с необычной просьбой:
— Михаил Ефремович! Вы не могли бы написать мне справку о моей частичной амнезии — в результате контузии полученной в борьбе за Советскую Власть?
Не помешает если что, хоть как-то — да прикрыть мой «зад»! Ракушкин, видать был такого же мнения. Понимающе приподняв брови, он заговорщическим шёпотом ответил:
— Конечно, конечно… Обязательно выпишу Вам такую справку — чтоб, у «товарищей» возникало меньше вопросов.
Из «процедур» доктор Ракушкин только напоследок пощупал мой лоб, посчитал пульс и удалился, вспомнив про другого больного, из «лекарств» же прописав мне покой и обильное потребление пищи… Особенно высококалорийной — белковой.
Отец Фёдор грустно вздохнул после его ухода и отправился в сарай продолжать истреблять своё ушастое поголовье.
Видать, местный эскулап по всей Ульяновке растрезвонил — что в доме священника появились свободные уши!
С обеда, не успел я часок кемарнуть для более полного усвоения животных и растительных белков, жиров и углеводов, как поток посетителей накатился лавинообразно! И с тех пор, практически ежедневно, по десять — пятнадцать посетителей обоих полов, различных возрастов и занятий. Конечно, большинство — из местной интеллигенции или представителей бывших «имущих» классов и никого не смущало, что я только-только был красным командиром…
Парадокс!
Хорошо ещё, что каждый со своими «подношением» — что несколько попридержало геноцид ушастых пушистиков. Опять же — мне на руку: я как губка впитывал информацию, причём, мне не пришлось за ней бегать — носители информации сами ко мне являлись и сливали «самое ценное» в этом мире. Конечно, в основном это пустой полусельский треп — у кого, что там окотилось или опоросилось, кто с кем подрался или какая баба гуляет от своего мужика, а какая нет… Ну и ещё про литературу, искусство, историю и совсем немного про «политику». Но, попадались и, воистину «жемчужные зёрна»!
Ладно, про это потом…
Главное же, к концу своей болезни я полностью знал весь местный «расклад», что очень пригодилось в дальнейшем.
Не удержались от посещения и представители власти: САМ(!!!) Фрол Изотович Анисимов — Председатель волостной ячейки ВКП(б), Председатель исполнительного комитета волостного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов[2] (волисполкома) — соблаговолил посетить меня на третий день, прямо с утра. Действительно — бритый наголову, низкорослый — но крепенький такой мужичок… Чем то, он мне напоминает Чапаева из ещё не снятого фильма. Нет, не внешне — своими замашками-повадками провинциального фраера.
Сразу видно, любитель косить под «своего» — одет вызывающе по-простонародному, в видавшую виды солдатскую гимнастёрку, шаровары и шинель… Правда, сапоги на нём хромовые — офицерские и картуз того же происхождения.
Изрядно напрягало, что он смолил одну самокрутку с вонючим самосадом за другой, ничуть меня некурящего не стесняясь! Впрочем, здесь у них так принято — предъявлять «свой устав» в чужом «монастыре» не стоит.
С ним мы в основном поговорили про войну: он вспомнил про своё участие на «Германской», а я — прочитанные в книгах или виденные и запомнившиеся эпизоды из фильмов про Гражданскую.
Сразу было заметно, разное отношение — к разным войнам. Его воспоминания, в основном зацикливались темой избиения офицеров — уже после Февраля и особенно Октября… Как будто, солдату — воевавшему с пятнадцатого года и, вспомнить больше нечего — кроме этой мерзости.
Я представлялся, как дослужившийся до командира стрелковой роты РККА и, делая вид — что в истреблении моих «коллег» не видел ничего предосудительного, соловьём пел — рассказывая про «ратные подвиги» своей части под Вильно, Брестом и про последующий «драп» из-под самой Варшавы.
К слову сказать, я не сколько не наглел и обалденного вояку из себя не корчил — по большей части делая акцент на мелкие «бытовые» подробности военной жизни. Фролу Изотовичу, это ужасно понравилось! Он сам, войдя в азарт, перестал донимать меня рассказами о том, как стрелял в спины офицеров — поднимающих их полк в атаку во время Июньского наступления и, сам вспомнил великое множество «солдатских хитростей».
— Товарищ Анисимов, — внезапно меня торкнуло гениальной идеей, — а почему бы тебе не написать про это книжку?
— Зачем? — удивился тот.
— Как это, «зачем»⁈ Аполитично рассуждаете, товарищ! Впереди ещё не одна война с мировой буржуазией — молодые красноармейцы должны знать все премудрости старых бывалых солдат, которые помогут им выжить и победить.
Вижу, это показалось тому очень заманчивым предложением, хотя несколько смущаясь он признался:
— Хм… Гкхм… Да я и, писать то… Толком не умею!
Понятно: с тремя классами — редко кто становится писателем. Разве, если классиком объявят — как Максима Горького…
— Неужели, у тебя — как у главы волостного Совета, председателя волостной партячейки, — делаю как можно более выпуклые глаза, — уж и, секретарши с пишущей машинкой нет⁈
— Ну, почему «нет», — он скромненько так, отвёл глаза в сторону, — есть! Секретарша есть и пишущая машинка при ней.
Мне уже «доложили», что с секретаршей из дворянок — привезённой им в голодном восемнадцатом году вместе с «машинкой» из самого Нижнего, местная власть «гуляет». Что ужасно не нравится его законной — ещё «дореволюционной» супруге, нажившей с Фролом Изотовичем троих детей. Как бы не половина всех местных новостей, про эту «Санту-Барбару»!
— Ну, так диктуй ей, что мне сейчас рассказал — а я потом литературно обработаю и, вместе пошлём в какое-нибудь издательство.
Я, несколько заговорщически подмигнул:
— Вся слава тебе — как автору, а гонорар — пополам… Всё «по-честноку»! Ну так как, Фрол Изотович?
Вижу — «загорелся», но ответил уклончиво — мол, подумать надо. Напоследок спросил — умею ли я ремонтировать автомобиль. После, такого же — уклончивого ответа: мол «посмотреть надо, что там за лохматина», председатель местного Сельсовета… Извиняюсь — Волисполкома, пожелал мне скорейшего выздоровления и попрощавшись удалился, пыхтя недокуренной «козьей ножкой».