Недоумённо выпученные глаза, в них «шок и трепет»:
— Да, как же я смогу… Один…
Кажется, слухи про его «авантюризм» были сильно преувеличены. Кулаком по столу:
— СМОЖЕТЕ!!!
Я встал и походил по кабинету…
— Ваш «старт» мы тоже предусмотрели — но, Вы не должны быть при этом всего лишь статистом!
Сажусь обратно в кресло и, смотря прямо в глаза — стремясь «запрограммировать» на успех, чётко, раздельно говорю:
— Слушайте внимательно: через два дня произойдёт закрытие «Первой Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки». На этой официальной церемонии будет митинг, на котором выступят некоторые члены Правительства. Достоверно известно, что среди них будет и ваш полный тёзка — Бухарин Николай Иванович…
— … Он будет говорить речь, в том числе и о тех самых — «ста тысячах железных коней, пашущих наши бескрайние поля, нивы да степи». Вы должны, воспользовавшись благоприятным моментом и царившим после этой речи всеобщим благодушным настроением, подсунуть ему вот этот договор об преобразовании «Приокского горного округа» в государственно-частное «Акционерное Общество Российского Среднего Машиностроения» — АО «Росссредмаш»…
— … Если это получается, Вы становитесь Председателем Правления Совета директоров АО, получите крупный государственный кредит и, надеюсь — частные инвестиции. Тогда, Вы сможете приступить к попунктному выполнению Пятилетнего плана.
После довольно продолжительного молчания тот:
— Товарищ Бухарин «наш»?
Подумав хорошенько, отвечаю:
— Ничего не могу определённого сказать… Ваш «полный тёзка» — человек настроения и, как «лепесток сакуры» в проруби — болтается туда-сюда…
Напоследок, говорю как можно более строго:
— Сюда ни в коем случае не приходите, связь с нами не ищите: если надобно — мы сами Вас найдём. Насчёт конструкции и технологии изготовления трактора «Мужик» — все вопросы к разработчику в ульяновское «Особое проектно-техническое бюро № 007», адрес имеется в документах.
Встаю и, прощаясь протягиваю руку:
— Удачи Вам, Николай Иванович!
Проводив до двери, кричу:
— Купетман! Отвези товарища куда ему надобно.
— Слушаюсь!…Вы где остановились, товарищ?
Когда Мишка вернулся, мы же с Лизой переоделись и прибрались — убрали таблички с дверей и прочий антураж-декорации. Разумеется, я забрал все бумаги из сейфа, спрятав туда телефон, канцелярские принадлежности и собирался положить пишущую машинку… До следующего раза.
— Отвёз? — спрашиваю.
— Отвёз…
— «Форд» вернул?
— Вернул…
— Молодец! Давай переодевайся и, возвращаемся на место «постоянной дислокации».
Стягивая гимнастёрку, Миша спросил:
— Серафим! А для чего мы всё это делаем?
— Ульяновск серийный выпуск «Мужиков» не потянет… По крайней мере в ближайшей перспективе. А нам дорог каждый год!
— Нет, это-то как раз понятно… А, вообще?
Тут прибежала Лиза:
— Серафим! Можно я возьму пишущую машинку с собой? Кажется, у меня хорошо получается — хочу научиться печатать «по-настоящему».
— О чём разговор? Конечно, бери…
— «Пассажир» прибыл, — доложил вынырнувший откуда-то из толпы Мишка, незадолго до открытия официального мероприятия по закрытию Выставки.
Окидываю взором просторы: возле павильона машиностроения — где будет проходить митинг, уже собралось порядочно народу.
— Локтями работать умеешь? — спрашиваю.
— Ну, а то!
Осмотревши внимательно Мишку — без грима Дыренков его не узнает, особенно в толкучке и, даю последние «предполётные» инструкции:
— Держись неотлучно рядом и следи, чтоб какая-нибудь шпана из толпы в карман ему не залезла и, самое главное — папку у него из рук не выхватила… Человек, всё же провинциальный: привык в своей Тмутаракани — ушами как эфиопский слон хлопать. Когда же он будет протискиваться к трибуне — подсоби ему, пробей «дорогу» если надо.
Глянув по сторонам и убедившись, что никто не подсушивает, говорю сбавив громкость до минимальной:
— Ежели он, не пробьётся… Ты хорошо понимаешь, что надо сделать?
— Ага… — Мишка красноречиво погладил левый рукав, — даже испугаться не успеет.
— Ты главное — мою папочку не «пролюби».
— Обижаешь!
Если я сэкономлю государству миллионы рублей — потраченные на дыренковские «дырявые» вундерваффли, это тоже будет положительным результатом моего прогрессорства. Хотя и самым минимальным…
Жестоко, скажите?
Не более жестоко, чем миллионы трупов — в результате «заклёпкотворчества» таких вот неудачников. Возможно в новой реальности, его будущее КБ возглавит кто-то более способный или удачливый.
Где-то ещё минут сорок и, по прибытию вождей — среди которых я безошибочно и сразу определил лишь Троцкого, митинг начался. Мы с Лизой находились достаточно далеко и очень плохо слышали, что говорится с «высокой трибуны».
Однако, понять можно!
Главный коммитерновец Григорий Зиновьев тёр электорату по ушам про революционную ситуацию — сложившуюся в Великобритании в связи с объявлением лордом Керзоном ультиматума СССР… Мол, возмущённый этим возмутительным фактом, братский английский пролетариат вот-вот восстанет и снесёт на хер власть своих лордов, сэров да пэров.
Председатель Ревоенсовета Лев Троцкий — фактически Нарком обороны, втирал в эти же уши — о вот-вот грядущей Мировой революции и, готовности Красной Армии — хоть прямо сейчас «омыть копыта будённовский коней в Индейском море-океяне»…
«Пиплу» это ужасно нравилось — он «хавал» влёт, кричал «ура!» и, с азартом бил ладонями о ладонь.
Я слушал и потихоньку куел: тоже соврать люблю… Но чтобы так нагло перевирать факты…
Это обязательно надо быть будущей жертвой кровавого сталинского режима!
Рисунок 94. Словами Ленина — «Любимец партии», иногда изрекал умные вещи!
Наконец, речь берёт товарищ Бухарин.
Николай Иванович сейчас на самом пике славы и карьеры!
Правда, «недолго музыка играла», но думаю мне хватит времени — пока «фраер танцует», поднять Приокский горный округ с колен — запустив в нём массовое тракторное производство. Главный расчёт на то, что Буханин — человек увлекающийся, с чрезмерно богатым воображением, любящий пофантазировать и, с периодически случающимися «заскоками». Увидев бесподобно красиво и грамотно оформленный «проект» — он не удержится от искушения и «подмахнёт не глядя».
«Практическая психология», мать её!
Всё произошло, как и было задумано: «Бухарчик» жевал народу не о «Всемирной революции», а о своём — о наболевшем. О развитии промышленности и сельского хозяйства… Вот до нас с Лизой доносится отрывками:
— … Стальной конь придет на смену крестьянской лошадке!
Это вовсе не Ильф и Петров в своём «Золотом телёнке» придумали, а словами Ленина — «Любимчик партии»!
— … Сто тысяч железных коней будут пахать бескрайние поля!
И опять же, это вовсе не Ильич такую историческую фразу обиходил — реалист до мозга костей (тот, в основном «электроплугами» бредил), а именно его «любимчик» — именно сейчас брякнул не подумавши.
Ну и далее о том, как трудовое крестьянство — станет вровень с пролетариатом, обзаведясь эдаким «стальным табуном» и, обогатится при этом духовно — передовыми идеями Маркса и Энгельса.
Эх, хорошо говорит!
Ещё, точно так же — умел бы делать, претворяя в жизнь свои прожекты…
Однако, вижу у трибуны происходит какая-то заметня! Какой-то человек прорывается сквозь довольно редкое оцепление и обращается к докладчику… Вот, он ему что-то горячо говорит. Отчаянно при этом жестикулируя руками… Вот, что-то передаёт Бухарину из рук в руки…
— Наш «Пассажир», — замечает более остроглазая Лиза.
— Наш, однозначно — наш.
Дальше ничего не видно, происходящее заслонила толпа народу.
Снова о чём-то говорят… Куда-то вместе уходят, чуть ли не рука об руку…
После окончания митинга и закрытия Выставки, в условленном месте встречаемся с Мишкой.
— Всё нормально, «операция» прошла успешно, — ответил тот на мой молчаливый, но нетерпеливый вопрос, — подписал товарищ Бухарин твой документ. Потом, они поехали с «Пассажиром» в Кремль гербовую печать ставить…
ФФФУУУФФФ!!!
Как будто тяжкий грех с души свалился и, на сердце стало легко-легко…
— Пожалуй, это событие надо обязательно как-то ознаменовать, мои юные друзья, соратники и соучастники! А не пойти ли нам с вами посидеть в какой-нибудь классный ресторан?
— Если угощаешь — почему бы не пойти? — Мишка красноречиво вывернул перед нами карманы, — я свой месячный оклад воспитанника, давно уже на московское мороженное извёл.
— Я угощаю, — с тайной гордостью говорит Лиза, — надо и мою первую картину «обмыть».
— Нууу, как всё по-мещански… А мы с Серафимом думали — ты самолёт Саньке да Ваньке купишь. Или — танк.
Смеётся:
— Больно малы они для самолёта — ещё колокольню ненароком снесут. Отец Фёдор ругаться будет и с кадилом за нами бегать…
Предлагаю консенсус:
— Ладно, тогда раскидаем на троих: за Мишей долг запишем — отработает как-нибудь на разгрузке чего-нибудь тяжёлого. Так, что…? Идём?
— Но только не в нэпмановский ресторан! Обмывать там мою картину — это пошло.
— Хорошо, тогда вечером идём в «Стойло».
Лиза, слегка расширив прелестные глазки:
— Это — где Есенин?
— Где Есенин, где Есенин…
Без пяти минут Роксолана, заскакала как Попрыгунья-Стрекоза:
— УРА!!!
Самому интересно посмотреть на поэта — пока тот не повесился…
— Миша, посмотри — извозчика нигде не видно?
Глава 30Бомонд, еще бомонд!
Описывая эпоху НЭПа и не упомянуть поэтов этого периода — это наверное, было бы самым страшным прегрешением в моей новой жизни!
Начало XX века в России было временем смерти и поэзии. Все три революции, Гражданская война и военный коммунизм вкупе — не смогли отбить охоту русских людей писать и слушать стихи.