В пятницу поздним вечером, из Ульяновска прибыла наша основная ударная группа и Кузьма с сотней «американских» бит. Кроме того, приятно порадовал наш Домовёнок:
— Смотри, Серафим, что я придумал!
— Ну, смотрю — что там у тебя? Во…! А что он такой тяжёлый?
Разобравшись, обнаружил — что в карманы привезённых с собой жилетов-разгрузок, он положил по тонкой металлической пластине:
— Это листовое «лопаточное» железо. Уже проверяли: удар — даже самого тяжёлого и острого ножа держит.
— Ай да Кузька, ай да — сукин сын, — просто кипятком писцаюсь от его ума и сообразительности, — как хорошо придумал, а?!.
Тут же примерил один такой импровизированный бронежилет и остался доволен: стальные пластины хорошо защищали наиболее уязвимые места — район груди и живот.
— Слушай, Домовёнок, — верчусь пред зеркалом, — живы останемся — надо будет патент на изобретение оформить.
— На кой?
— Чтоб был.
— Аааа… — ковыряет в носу, — ну, как скажешь — надо, так надо.
«Акция» была назначена на вечер субботы и к этому дню всё было практически готово. Предварительно небольшими группами, средь бела дня совершали разведывательные вылазки — знакомясь с местностью и повадками противника. Заодно, я кое с кем познакомился дополнительно и продумал всё до мелочей…
Кажется «всё».…Или?
— Да нет, — успокаиваю сам себя, — всё должно получиться как надо.
Наскоро инструктирую напоследок бойцов:
— Товарищи! Враг многочисленнен, коварен и очень хорошо вооружён… Поэтому, когда начнём — бить надо долго не думая: увидел хулиганскую рожу с чёлкой или другими какими «особыми» приметами и, врезал битой — чтоб с копыт его! Иначе, он вас порежет или череп проломит.
С Бароном у нас состоялся отдельный разговор:
— У тебя особая роль, Миша: в общей свалке не участвуешь и бдишь — пока не увидишь кого с огнестрелом. Как только такая гнида материализуется: вот тебе неучтённый ствол — дальше сам знаешь, что делать.
Тот, со знанием дела осмотрел со всех сторон солдатский «Наган» — заначенный после ликвидации бандформирования с Дона, посмотрел ствол, проверил патроны в барабане провернув его:
— Эх, как я тогда мечтал о таком… Конечно, знаю.
— После применения, не дай Бог, конечно, — трижды сплёвываю через левое плечо, — не забудь выбросить — лучше в сторону беспредельщиков.
Наконец, начало темнеть — решающий час настал и, мы с Елизаветой одетые в «пролетарки» — по-пионерски взявшись за руки, заходим в парк в котором находился «Рабочий клуб» — под изумлёнными взорами прогуливающейся на свежем воздухе одиночной шпаны.
— Глядь, какие чоботы!
— Надо бы снять — фраерку, они кажись жмут…
— Чё твои «чёботы» — ты на евойную деваху глядь!
— Ух, ты… Вот бы ей вдуть!
Всем приблатнённым — предлагавшим «поменять» мои берцы на кирпич, или пытающимся «подкатить на гнилой козе» — отправив меня «погулять», познакомиться с Лизой то бишь, я с вежливой улыбкой говорил:
— Мы артисты — идём к Колчаку (другим я говорил, что идём к Большому Ивану)… Хочешь лишних проблем со здоровьем, братан?
«Проблем» никто не хотел, тем более со здоровьем — но в дверь Рабочего клуба вслед за нами ввалилась целая толпа. Даже, выясняющие отношения сразу за двумя углами, прервали это своё — безусловно весьма увлекательное своё занятие до следующего раза и, последовали туда же — не желая пропустить возможно зачётное зрелище.
Пока, всё шло по «сценарию».
— Кто такие? — то и дело слышалось, — смотри какие штиблеты на фраерке лысом!
— Вот, это шмара! Чья она, с кем гуляет? С этим сморчком, чштоль?!.
— Клещ! Врежь ему «краснофлотского»!
— Охолонь, паря! Говорят — артисты. Мол, идут к Колчаку…
— Не бреши! К Ивану Большому.
— Сам не бреши!
Внутри, стандартная ситуация — виденная много раз в «своё» время на дискотеках в колхозных клубах: дамы вдоль стеночки ждут приглашения кавалеров, редкие парочки томно танцуют «медляк» под барабан Страдивари… Извиняюсь — под баян.
Однако, есть и свои нюансы: обе враждующие группировки тусуются каждый на своей стороне — а на возвышении сцены точь так же, сидят их главари с ближайшими «шестёрками» и разукрашенными подругами.
В танцевальном зале клубами висел табачный дым, смрадно смердело пивом и сивухой, а по облику и поведению некоторых «культурно проводящих досуг» — можно было понять, что они уже пьяны в дупель…
Музыка как-то «сама-собой» замолкла, остановились танцующие пары и все присутствующие — раззявив зевальники, уставившись на нас с Лизой. Та, поневоле поёжилась… Шепчу ей:
— Всё будет хорошо, моя девочка. Я с тобой и все наши ребята рядом…
Меня б, кто успокоил! Внутри, всего колотит — как центрифугу у советской стиральной машины.
У подножья сцены сидит на лавочке безногий баянист в драной тельняшке и бескозырке с выцветшим названием корабля — с коим я не так давно познакомился, имел некий конструктивный разговор — закончившийся перераспределением в его пользу моих денежных знаков и, пару репетиций перед намечающимся «бенефисом»:
— Маэстро! Зажги-ка нам «пролетарочку»!
Тот, прищурив один глаз как от Солнца на пляже, посмотрел снизу вверх:
— А, «горючку» принёс — чтоб я тебе «зажёг», что?
— Держи вот, братишка — залей трюм!
При всеобщем гробовом молчании, тот берет протянутую ему мной полулитровую бутылку ульяновского самогона, открывает, несколько брезгливо нюхает… Затем хорошенько взболтнув, буквально высасывает с горла весь пузырь до дна — только кадык, как поршень насоса — туда-сюда ходит.
Крякнув и закусив поднесённым Лизой солёным бочковым огурцом с горбушкой черняшки, музыкант выдыхает — прежде чем растянуть меха:
— «Пролетарочка с выходом»: кто не танцует — тот пида…раст.
Конечно, я понимаю — рок-н-ролл на баяне… Не, а… Смеяться будете!
Но, в данном случае — «зашло», как надо. Баянист был — от самого Господа Бога, без всякого преувеличения.
Ноги, приученные к ритму — сами пошли в пляс. Мы с Лизой выскочили на сцену меж двух групп остолбеневших от происходящего и нашей наглости главарей отморозков и:
— Хоп, хоп, хоп! АССА!!!
В танцевальном зале — ни одного «пида…раста»: все без исключения задрыгали ногами, рожами не отворачиваясь от сцены… Какое-то «броуновское движение»!
У находящихся на сцене топ-блатарей, выпали папироски из зубов: моя партнёрша, как летала — только юбка парашютом развивалась, да голые коленки мелькали. Я еле успевал её ловить да подхватывать — в свою очередь, носясь вокруг неё «мелким бесом».
Вхожу в раж, вопя во всю Ивановскую:
— ВАУ, ОЙЕ!!! МЫ ПОРВЁМ ЭТОТ ГОРОД!!!
Увы… Но человечий язык слишком скуп и беден, чтоб описать всё это.
…Увлекшись танцем, я не видел всего происходящего и не понял, отчего смолкла музыка — как заткнули чем. И как вдруг рядом с нами очутился худой и длинный как жердина из плетня, Гришка Колчак — про которого я знал только, что он кокаинист и сексуальный маньячила. Красная фуфайка, высокие сапоги, лихо заломленная набекрень фуражка, приблатнённая чёлочка — как грязный крысиный хвостик спадающая на замаслившиеся похотью крохотные глазки с сузившимися зрачками.
Взгляд у него, да… Как у обдолбавшегося до зелёных соплей серийного маньяка при виде беззащитной жертвы в глухом переулке.
Чёрт, это несколько не по моему «сценарию»!
— Отдохни на лавочке, фраерок, — перекинув папироску из одного стороны рта, в другой, — дальше, я — с твоей кралей танцевать буду!
Колчак пытался поймать Лизу за руку — да та, увернулась, прижавшись ко мне.
— Спокойно, девочка, — шепчу, — я с тобой.
Правила поведения при общении со шпаной мне хорошо известны: смотреть ему в глаза — значит бросить открытый вызов. Опустить глаза вниз — показать слабость и вызвать немедленную агрессию.
Дерзко говорю ему, глядя мимо — как сквозь пустое место:
— Слышь, «танцор» — тебе чё? Собственные яйца жмут⁈ Сядь на место — не мешай людям культурно отдыхать.
Тот, явно озадачен или возможно даже — растерялся на минуту от такой борзоты.
— Эй, Колчак, — выкрикнули из «публики» знакомым мне голоском, — эту тёлку тот фраерок привёл Большому. Убери заготовки, жердяй, пока тебе их не отломали!
Группировка Ивана Большого, гулом голосов поддержала говорящего.
Тут же, возле нас оказался вышеупомянутый персонаж — похожий на самца-гориллу в период гона за западным интуристом. Материализовавшийся с шустростью жидкого стула, Иван Большой буром попёр на Колчака:
— Ты, чё? Не слышал, чё те народ говорит? Вали отсель, «танцор»!
Однако, из зала послышалось опровержение:
— Не бреши! Он её Колчаку привёл — фраерок лысый сам так сказал!
И этот голосок мне знаком… Почему-то.
Гул голосов сторонников длинного обдолбыша с адмиральским прозвищем — используя общепринятые в подобной среде идиоматические словосочетания, поддержал его.
Народ в танцзале уже был достаточно разогрет ещё до нашего прихода спиртным, кокаином и нашим с Лизой «номером». Страсти понемногу накалялись:
— Сам не бреши, сука!
А, это уже истошно орёт воняя гландами, незнакомый кто-то.
Ну, дальше знаете, да⁈ Слово за слово и, срач в танцзале, стал разгораться «обратным палом» — без пожарной машины с брандспойтом, уже не погасишь:
— Падла, я тебя порву!
— Урою тебя, мразь!
Изучив местные порядки, я предполагал что оба лидера соперничающих группировок «культурно» выйдут подраться из-за Елизаветы «за угол». Но из-за одного неадекватного обдолбыша — придётся импровизировать, раз всё пошло не по сценарию.
— Вообще-то мы с моей девушкой сюда потанцевать пришли, — вежливо улыбаясь, сообщил я обоим вожакам, — разрешите, мы уйдём?
— Можешь идти — тебя никто не тронет, — не глядя сплюнув мне под ноги, ответил Большой, — а девка останется. Она, уже не твоя…