Но сперва немного предыстории.
Конечно, Императорская Россия была ещё тем «отстоем» (потеряли её — да и хрен с ней!) и, во время Первой мировой войны её промышленность — аблажалась практически по всем пунктам. Однако, как говорится: и в куче вонючего навоза — можно найти блестящую жемчужину, если хорошенько поискать конечно.
К этой «жемчужине» можно отнести, создание буквально «с нуля», в самый короткий срок — перед самым развалом Империи, достаточно развитой собственной химической промышленности — производящей даже боевые отравляющие вещества.
С началом войны 1914 года производство пороха и взрывчатых веществ в России и, без того убогое, попало в исключительно катастрофическое положение: часть заводов химической промышленности — расположенных в Царстве Польском была потеряна, другая часть работала исключительно на заграничном сырье — которого было крайне недостаточно.
Пожалуй, единственный раз за всё время Великой войны — царское правительство поступило экономически разумно, решая эту проблему: химическая отрасль не была отдана на откуп обнаглевшим от полной безнаказанности ворам из Военно-промышленных комитетов (ВПК[1]) могильщика Империи либерала Гучкова[2]. По инициативе Начальника Главного Артиллерийского Управления (ГАУ) генерала Маниковского была создана специальная комиссия под началом выдающегося специалиста — генерала Игнатьева, позже преобразованная в «Химический комитет» при ГАУ.
Не особо надеясь на поставки пороха, взрывчатки и компонентов для их изготовления из-за рубежа, генерал Игнатьев сделал выбор в пользу создания собственных производственных мощностей и не прогадал. Строительство химического предприятия в среднем занимало около года и, с января 1916 по май 1917 года, было пущено 33 сернокислотных завода — причем с сентября по ноябрь 1916 года, их количество увеличилось более чем в два раза, с 14-ти до 30-ти.
В результате за один только год — с 1915/16 год, производство взрывчатки увеличилось немногим менее — чем в 15 раз, а всего за весь период войны — в 50 раз! К началу Февральского переворота, в распоряжении Комитета работало около 200 заводов, производивших не только различные виды взрывчатки, но и отравляющие вещества — хлор, фосген, хлорпикрин.Причем не только для газобалонных атак — но и для артиллерийских снарядов.
— … Сложнее всего было добиться 90-процентной чистоты бензола производящегося в Донецком районе. Для этого, 50-ти процентный бензол везли в Петроград для очистки, только затем в Москву для производства пикриновой кислоты. Ну, а когда в середине апреля 1915 года взорвался Охтенский завод взрывчатых веществ (200 погибших!), уже к концу августа удалось построить и запустить бензоловый завод в Кадиевке (Южно-Днепровское общество), который сдавал по 200 000 пудов чистого бензола в год по довоенной германской цене…
Этот человек, которого мне удалось разговорить — был довольно молод и резко выделялся среди других. Просто до фанатизма следит за своей внешностью: любит тщательно и со вкусам одеваться — на первые же деньги «от меня» приоделся во всё «заграничное». Это вполне объяснимо: после начала Первой мировой войны — он вернулся из Италии, где учился на инженера-химика и, по его настроению и разговорам чувствую — скоро туда опять уедет… И в этот раз, как говорится — «с концами».
В «Химическом комитете» при ГАУ, он занимался как раз тем про что рассказывает — очисткой бензола. Вполне понятно тогда, почему я его спросил:
— Качество нашего керосина вызывает лишь обильное «слезотечение» — как ваш хлорпикрин, Игорь Станиславович. Не подскажите, как это дело можно исправить?
Тот, само собой удивляется:
— Вам на что, извиняюсь конечно…?
— А надоело, видите ли, воняющей копотью из лёгких харкать… А Вам, я уверен — надоело быть без денег. Мы не могли бы друг другу помочь, как сами считаете?
Тот, недолго думая:
— Наш керосин коптит из-за более тяжёлых фракций в своём составе — что указывает на пренебрежении технологией перегонки. Кроме того, из-за плохой очистки в нём много сернистых, азотистых или кислородных соединений и, даже механические примеси и вода…
— Весьма познавательно, Игорь Станиславович. А вот как бы, нам с вами…
— Не вижу особых препятствий для очистки керосина и улучшения его качества, методом вторичной перегонки при точном соблюдении требуемой температуры и давления — было бы подходящее оборудование. Не на мужицком самогоном же аппарате это проделывать, уважаемый Серафим Фёдорович… Хахаха!
— Хахаха! Пойдёмте я покажу Вам, что у меня есть…
Как я уже говорил, среди «добра» эвакуированных петроградских предприятий — доставшегося мне мошенническим путём, имелось и какое-то жутко воняющее хлором оборудование химической промышленности. Возможно, это — химические реакторы для приготовления боевых отравляющих веществ.
— Да, это они… — подтвердил Игорь Станиславович, — откуда это у Вас?
— Они не «у нас», — осторожно поправляю, — а в собственности у Ульяновского волостного Совета рабочих и крестьян, который предоставил их в аренду кооперативу «Красный рассвет».
— Понятно… — усмехнулся тот, — что тут непонятного?
Умный человек, понимает буквально с полуслова.
— Игорь Станиславович, Из этого оборудования можно сделать установку по очистке и вторичной переработке керосина?
— Ммм… Мдаааа, — задумчиво гладит подбородок, — конечно можно, но придётся кое-что хорошенько переделать… Но, как Вы собираетесь добиться герметичности соединений? Сто раз извините, но этого не представляю — я «чистый» химик…
— Вы ещё не видели мой электросварочный аппарат?
— Не видел, но местные просто чудеса рассказывают!
— С герметичностью особых проблем не будет, заверяю Вас.
К ноябрьским праздникам установка заработала — я оптом закупал на ульяновском «Нефтяном складе»…
Нет, не керосин!
Теперь «это» можно смело назвать своим именем — «сырьё». И из этого сырья производил…
Нет, опять же — не керосин!
Когда я в первый раз принёс продукт переработки сырья домой на пробу, Отец Фёдор воскликнул:
— Что ж ты воду в лампу льёшь⁈
Я думаю, в тот момент он сильно испугался за моё душевное здоровье. Ведь, если «на старуху бывает проруха», вполне конкретная «шиза» — вполне может снизойти и до рядового ангела божьего.
Однако, вопреки его опасениям керосиновая лампа вспыхнула и ярким пламенем разгорелась пуще прежнего, без всякой копоти и вони.
— Чудеса, да и только!
Мой названный отец креститься немногим менее истовее, чем когда в первый раз меня увидел — вышедшим из «портала» с надписью «КРЫМ НАШ» на спине. Вдруг, когда я принялся заправлять «водой» ещё и примус, его осеняет:
— Неуж спирт, сынок⁈
Думал, тот час же я его «потеряю» — его преподобие хотя и крайне изредка, но крепко «употреблял». Для здоровья — его словами. Думал, что проклянёт и изгонит из дома, аки блудного сына и не посмотрит — что «ангел»!
— Нет, не спирт, — успокаиваю, — спирт бы вонял сивухой на весь дом, а этот почти не пахнет.
Принюхивается к поднесённой 20-ти литровой канистре, и:
— Истину молвишь — это не спирт… А что же тогда? — окунает палец и растирает жидкость меж пальцев, — на ощупь вроде что-то маслянистое…
— Это — «Стандарт-Ойл», отец.
— Извиняюсь, сынок — со слухом в последнее время что-то… Как ты сказал?
— «Стандарт-Ойл», говорю — американская универсальная жидкость. Используется как очиститель жирных пятен на одежде, растворитель лаков и красок, средство от вшей…
Думаю, Рокфеллер ни на грош не обеднеет, если я воспользуюсь его брэндом. Тем более его «Standard Oil» не совсем идентично моей «Стандарт-Ойл» — у него чёрточки между словами не хватает. И сами слова — составлены не из наших букв. Такой приёмчик использовали в «моё время» китайцы — почему бы и мне им не воспользоваться⁈
Короче, как только установка заработала — тут был оформлена самостоятельная артель «Стандарт-Ойл», которую возглавил наш химик-органик Игорь Станиславович Лемке.
— … Так зачем же ты его в лампу?
— Как горючее для ламп и примусов, тоже можно использовать — горит лучше, разве не видишь?
Почему так по-хитромудрому назвал, спросите?
Так я же не только для себя керосин очищаю… Я собираюсь им торговать и, иметь с этого прибыль. И здесь я сталкиваюсь с интересами монополиста, причём не частного — а государственного.
Как известно после революции всё нефтедобыча, нефтепереработка и торговля нефтепродуктами в стране была национализирована. С началом НЭПа всё это хозяйство перешло в ведение сперва «Главного управления по топливу» (ГУТ), затем могущественного монополиста — «Нефтесиндиката», спрутом протянувшего свои щупальца в каждый уголок — не только нашей страны, но и далеко за её пределы.
Все без исключения монополисты страшно не любят конкуренции — из-за прибылей они войны развязывают, а меня схавать им вообще — на один зубок… Даже не заметят, кто там вошкой хрустнул! Назвав же, на всякий случай, очищенный керосин другим брендом — я смогу иметь «фиговый листок»: чтоб в случае конкретного наезда этого монстра — хотя бы попробовать прикрыть свою задницу…
И «всякий случай» не заставил себя долго ждать!
Одно из «щупалец» могущественного «Нефтесиндиката», находится у нас в Ульяновске на Базарной площади, что на Пролетарской (по старому — Торговой) улице. Раньше это была просто керосиновая лавка купца Королькова, сейчас это так называемый «Нефтяной склад» — на который централизовано завозят нефтепродукты, в основном керосин и, затем рознично торгуют ими по волости.
Формально во главе его числится так называемый «красный директор» — один из местных коммунистов, но фактически «правят бал» Сапрыкины — семья приказчика прежнего владельца, не пережившего революционного лихолетья.
На «Нефтяном складе» царит откровенно клановый дух. Чужих, они к себе