Сперва рылся в архивной «пыли» сам. Однако, не преуспев особенно (каждое дело своих — особенных навыков требует!), я нанял за вознаграждение в размере трёхмесячного жалования двух тамошних совработников, из «бывших» архивариусов:
— Меня интересует всё о эвакуации петроградских заводов 1918 года. ВСЁ(!!!) — вплоть до маршрута движения и самое главное — о нынешнем местонахождения каждого вагона и каждой баржи с заводским оборудованием. Срок — три месяца: если сведения будут исчерпывающим и для меня полезными — можете рассчитывать на дополнительный бонус.
— Извините… — подслеповато щурятся, — на что может рассчитывать?
— На материальное вознаграждение, хотел сказать.
Одновременно, проверял сведения полученные от Барона. Это занимало достаточно немного времени — когда и как каждый из «Бразье» выезжает утром и, когда и как возвращается обратно на стоянку в гараж. Сведения оказались достоверными, но к сожалению — совершенно бесполезными…
Сперва я планировал просто поговорить с шофёрами насчёт покупки запчастей. Ведь, существует же какая-то база централизованного снабжения? Иначе, как оба «Бразье» до сих пор ещё на ходу? Однако, позже — увидев с крыши соседнего дома кладбище автотехники за забором, понял — в Советской России запчасти на автомобили добываются методом «каннибализма». Тогда, я всё больше и больше стал склоняться к «криминальному» способу решения проблемы: удастся ли договориться и приобрести нужное неизвестно (да и маловероятно, из-за редкости нужной мне модели) — зато я лишний раз «засвечусь».
Как говориться «выбирая между Сциллой и Харибдой» решил угнать «Бразье-кабриолет»: шофёр автомобиля ГубГПУ имел при себе ствол и решительный вид вдоволь повоевавшего бойца…
Да и вообще, с чекистами связываться — себе дороже!
Могут в случае моей оплошности, вместо банального «гопстопа» — «контрреволюцию» припаять, с них не заржавеет. А мне оно надо, где-нибудь на лесоповале под Архангельском — за баланду чалиться⁈
Выбору варианта угона способствовали новые сведения, полученные в среду вечером от Барона:
— Как-то не посчастливилось лично лицезреть какой рукой он «стряхивает» — но каждый полдень шофёр «Бразье-кабриолета» ездит обедать к себе домой.
— Ага… Использование государственного транспорта в личных целях! А, конкретнее?
— Ставит авто во двор, дворник следит — чтоб всякая шпана внутрь не нас…рала, за что имеет на водку — кою и потребляет в умеренных количествах, сразу же по отъезду онного.
— Эге… Так значит, дворник у нас — сильно пьющий?
— Был бы «сильно пьющим» — если бы было на что.
— Семейный?
— Кто? Дворник или шофёр? — наморщил Барон высокий лоб, — у шофёра определённо есть краля — раз так долго «обедает», а дворник — кажется один в своём подвале живёт… Да и, «мятый» он весь какой-то! Семейные — даже «сильно пьющие», такими не бывают.
Ну, что сказать? Молодец!
Вручив чем-то обеспокоенному беспризорнику обговоренную ранее сумму совзнаками, я сказал:
— Последняя наша встреча будет в понедельник вечером — тогда и сполна рассчитаюсь, как договаривались. Пока же продолжай наблюдать: возможно, ещё какие сведения сплывут.
— Слушай Поп! Дай мне на шпаллер прямо сейчас, — он перекрестился на виднеющиеся неподалёку купола, — ей-богу не обману!
Видать, у него какие-то проблемы… Ну, это его проблемы — не мои же⁈ Если каждому встречному «на шпаллер» давать…
Хлопнув себя по карманам, с обескураженным видом:
— Извини, Барон — таких денег с собой не ношу! Ты уж перетерпи как-нибудь…
Конечно же я его «кину»: информацию я получил вполне исчерпывающую — а полученные от меня деньги и такое их «целевое предназначение», боюсь — не доведут Барона до добра.
Уходя, долго ещё чувствовал спиной его взгляд волчонка — определённо, уже вкусившего тёплой человеческой крови.
До субботы, кроме всего выше перечисленного — чем продолжал заниматься, провёл кое-какую подготовку к намеченному на понедельник «мероприятию».
В субботу утром простился с семьёй Головановых, пообещав навестить их при первом же случае приезда в Нижний… Кстати, за неделю моего у них квартирования, Александр заметно «округлел». Надо будет пореже у них бывать, а то — как бы не изменить «реальную» историю в нежелательную для моих планов сторону.
До обеда с группой комсомольского актива был на субботнике в детском доме: весело, шумно, бардачно и практически — без хоть какой-то реальной пользы, как и на подобных мероприятиях в моё время. Порадовался: хоть и без излишеств и изысков, но дети в учреждении были более-менее сыты, одеты и с ними хоть как-то — да занимаются педагоги. Вспомнил Барона и его «банду» и, мне стало несколько морально дискомфортно за обман…
«Ничего! И этих когда-нибудь поймают и определят в подобное учреждение», — утешил себя, усыпляя совесть.
После субботника и последовавшего за ним обеда, добрался до снятой ранее комнаты в частном доме на окраине города и переоделся в полусельско-гражданское: нижняя рубаха-вышиванка на выпуск ремешком подпоясанная, заношенный до лоска и заплат на локтях пиджак, картуз с когда-то лакированным козырьком. Посмотрелся в зеркало: ну, дурак дурачком — как только вчера из какой-нибудь Жмеринки!
«Наган» сзади за пояс, фанерный чемодан, перевязанный верёвкой в руки и на выход.
Заранее, ещё вчера со стороны и издалека, «визуально» познакомился с объектом и субъектом. Подхожу, уже практически вечером к знакомому двору, смотрю — «субъект» сидит себе на лавочке при воротах, дымит самосадом и явно скучает по выпивке…
Проходя мимо, останавливаясь передохнуть и поставив на землю отчётливо звякнувший стеклотарой чемодан, вытираю со лба пот. Вдруг, типа, замечаю дворника и, прямо по «Остапу Бендеру» спрашиваю, внутренне прикалываясь:
— Отец! Невесты в городе есть?
Вместо ильфовского-петровского «кому и кобыла невеста», из уст нижегородского работника метлы и совка лениво прозвучало:
— «Невесты»? Руки я вижу не отсохли — «гуся потеребить» и сам смогёшь!
Осталось только причмокнуть с досады, что с классикой не обломилось и перейди сразу к существу вопроса:
— Уважаемый! Хочется закурить — аж выпить не с кем, да так — что переночевать негде! Подсобил бы кто…
Пинаю красноречиво ручную кладь: «Дзинь, дзинь!».
Тот, поглаживая бороду, заинтересованно смотрит на чемодан:
— Ну, прям и не знаю — как помочь такому горю… Как звать то тебя, мил человек?
— Грицько, я…
Насторожился:
— Хохол, что ли⁈
— Никак нет… Их бин украинец.
— Вот, как⁈ — удивился тот, — беглый петлюровец, штоль?
— Та, ни — я з Харькива…
Почесав в затылке, дворник наконец принял решение:
— Ну, заходи что ли, Гриня. Меня зовут Тихон…
Ну, хоть в чём-то с «12 стульями» срослось! Хоть с именем дворника.
В полуподвальной коморке дяди Тихона, нарисованного на холсте камина не было — зато до рези глаз фонило канализацией, кошками, остатками еды и вчерашней сивухой.
— Так я заночую у тебя? — спросил я, ставя на расшатанный стол четверть самогона.
— Да, ты хоть всю жизнь живи — лишь бы в стакане что булькало!
Меня, чуть не стошнило:
«Всю жизнь»?!. Здесь?!. Да я лучше повешусь'.
С дворником мне повезло просто сказочно!
Вылакав вечером с литр первача, он затем впал в состояние «зомби»: проснётся — насцыт мимо помойного ведра, попьёт воды и снова в анабиоз. Утром, залил стакан самогона «за воротник» на «свежие дрожжи» и всё началось по новой. Уже в обед вышел пошатываясь наружу,увидел как я двор мету в его фартуке и поинтересовался при всём честном народе:
— Ты, кто такой?
— Племяш я твой, дядька Тихон — Грицианом кличут. Авдотьи сын из Харькива, что за Евдокима замуж во втором году вышла… Сестра ещё у меня была — Фёкла, да в прошлом году от испанки померла.
— Ммм… Ааа… — промычал тот и вернулся в исходное состояние.
За воскресенье, я привёл засранный двор в идеальнейший порядок — буквально «вылизал» его, выметя сор из каждой щели и со всеми жильцами перезнакомился. Это в основном советские служащие из старых чиновников и пролетарии — вселённые «на уплотнение» в буржуйские квартиры ещё в эпоху военного коммунизма. Была среди них парочка совсем трубейных экземпляров — вроде Швондера с Шариковым, но в основном — довольно порядочные люди. Все без исключения жаловались на дворника — доставшегося им в наследство от «старого» режима. А уволить его трудовое законодательство не позволяет — Советская власть горой за таких! Это гораздо позднее уже — в конце тридцатых, Сталин закрутит гайки и, за прогулы будут давать срок.
Познакомился я мельком и с шофёром «Бразье-кабриолета» — хотя, по известным причинам, старался сильно не мельтешить у него перед «объективом».
В понедельник, «проводив» шофёра на службу, до обеда трясся как осиновый лист — заниматься угоном «тачек» мне в прежней жизни не приходилось да и, в новой — доводится в первый раз.
Тут ещё «дядька Тихон» вышел из «другого измерения», выполз из своей конуры и, также — трясясь с бодуна, как робот с перемкнувшей программой, шаркал по уже абсолютно чистому булыжнику метлой. На предложение «подлечиться», он как-то подозрительно на меня глянув, отказался:
— Сам то, что не пьёшь?
— Молод я больно, дядька Тихон! Вот, заматерею как ты — и начну пить…
— А может, ты на моё место метишь?
«Мероприятие» оказалось под угрозой!
— Скажешь тоже… Да я лучше в Волгу брошусь с Дятловых гор.
От одной только мысли, что мне придётся ещё одну ночь провести в этом бомжатнике — меня буквально трясло!
Неожиданно, когда я уже лихорадочно искал «резервные» варианты, помог сам водитель. Приехав в полдень на обед — хоть часы по нему сверяй, он скептически посмотрел на понуро шлифующего брусчатку дворника, в раздумье покачал головой и, спросил меня — подбородком кивнув на расположившуюся неподалёку стайку ребятишек: