— Ну, тогда я согласна. Чё там делать надо, как вставать?
— «Вставать» надо прямо — хотя и не обязательно по стойке «смирно». Давайте представим, что Вы — грешница Дездемона, а я — ревнивый Отелло… Представили?
— Ну… Положим — представила. И, чё?
— Ты молилась на ночь, Дездемона⁈
За горло её — грешную и, на жалобно скрипнувшую кровать… Вдруг:
ТЫРЦ!!!
Всё как-то разом подпрыгнуло и, из вертикального — стало строго горизонтальным… В голове — «вата», в глазах — искры, в ушах — звон.
Затем, приходя в сознание, лицом чувствую мягкие женские волосы. Спрашиваю:
— Что это было? Йеллоустоун в Штатах звезданул или «Планета-X» в Землю врезалась?
Как сквозь рассеивающейся туман, вижу встревоженный лик моей партнёрши «по ролевым играм»:
— Серафимушка, ты жив? Ох, Боже ж ты мой… Я тебя не сильно?
Блин, она ещё и спрашивает!
— Не, не сильно… Как лошадь копытом!
Самое главное — встревожено ощупываю языком зубы. Живого стоматолога или дантиста я здесь ещё не видел и, сильно сомневаюсь — что они в Советской России сохранились, как вид… Вскоре успокаиваюсь: слава Богу, вроде всё целые — хотя, сильно побаливает нижняя челюсть.
Приподнимаюсь и массируя её, шепелявлю:
— Не удивительно, что Вы так рано овдовели, Софья Николаевна…
Слегка обижается, надувает губки и крестится на иконы:
— Моему Егору Никифоровичу, уже за пятьдесят пять было — когда меня за него замуж выдали. Его и бить не надо было — только дышать на него сильней, чтоб душу Богу отдал.
По ходящим в Ульяновске сплетням, молодая Софья «залюбила» старика вусмерть… Мол, так «на ней» — в собственной постели, тот и умер. Охотно верю и даже слегка завидую — славная смерть. Если б, мне представилась возможность выбирать…
То — только так и, никак иначе!
— Ну, его нафиг — эти «эксперименты». Давайте мы с вами, Софья Николаевна, вернёмся к старой доброй классике. Лягте на кровать попой вниз и постарайтесь поширше раздвинуть ноги…
Спустя несколько минут:
— Серафимушка, а можно я…?
— Если есть желание карябать мне спину — не стесняйтесь. Но лучше помогайте мне — поддерживая за ягодицы. Вот, так… Что-то меня сегодня на Вас укачивает…
На следующей репетиции, в моей актёрской игре никаких улучшений замечено не было.
Разочаровавшись во мне, Певницкий махнул рукой:
— Извините, товарищ Свешников… Я в Вас ошибся! Нет у Вас никакого актёрского дарования.
— Ну, на нет и суда нет… — облегчённо вздохнул, — может, у меня есть способности гримёра?
Тот, внимательно рассматривая мои руки:
— Как знать, как знать… Ну, а что? Вполне возможно!
— Не могли бы Вы давать мне изредка уроки, Аристарх Христофорович?
Приподняв брови:
— А, почему бы и нет? Если материально заинтересуете, конечно…
— Конечно, заинтересую!
Поменялись местами с Бароном… Первая же репетиция и, режиссёр нашего самодеятельного театра восторженно захлопал в ладоши:
— Браво, молодой человек! Вот именно так и, надо их душить.
Хорошая игра, согласен!
Миша, практически неподдельно напоминал — какого-то сбрендившего на жажде убивать маньячилу, а его жертва также — вполне достоверно, была перепугана до смерти.
— Серафим, я его боюсь… — сказала она мне по дороге домой.
— «Бояться», удел простушек — которым в большом городе выше панели ничего не светит! Учись управлять своими эмоциями — «весь мир театр и, мы в нём лишь актёры». Кстати… Ты говорила — что умеешь играть на рояле петь и танцевать?
— Когда-то умела, сейчас не знаю…
— В школе имеется пианино — не помешало бы восстановить навыки. Искусство музицирования, пластика женского тела, хорошо поставленный голос — очень много значат для девушки, решившей стать частью высшего общества.
С Нилом Николаевичем я влёгкую договорюсь, а предстоящей очень долгой зимой — всё одно особенно заниматься нечем, пока мой комп не ожил.
Та, печально-отрицающе машет головой:
— Боюсь ничего не выйдет, Серафим! Пианино, оперное пение и балет — считаются чуждыми пролетариату явлениями.
— Это смотря что играть, петь и танцевать. «Искусство принадлежит народу»: это не Пушкин какой-нибудь — это сам основатель первого в мире государства рабочих и крестьян, сказал!
— Брат-Кондрат говорит: «Танцы это мещанство и ничего — кроме полового трения друг об друга не содержат».
— Хм, гкхм… Некоторым дай волю — они комсомол в монастырь превратят!
Однако, проблемка…
— Хорошо! Мы тобой, Елизавета, придумаем свой — пролетарский танец и, не одному человеку в мире — не придёт в голову назвать его «мещанским»!
До десяти лет моим воспитанием занималась почти исключительно мама, а она хотела видеть меня непременно «гуманитарием». С самых ранних лет — сколько себя помню, я занимался всякими никому не нужными — как мне тогда казалось, занятиями… Меня же, привлекали всякие железяки да «заклёпочки» — с коими возился отец.
Да, и… В то время, когда другие «нормальные пацаны» в футбол играли, или просто бездельничая ошивались по подъездам — я тащился в музыкальную школу с футляром от скрипки, в изостудию с мольбертом или на бальные танцы с белой обувью в сумке — вызывая их усмешки, нередко переходящие в оскорбления действиями…
Да, ну его на фиг!
По достижения отроческого возраста, я устроил грандиозный бунт и, отец определил меня в «технари» — взявшись за моё воспитание лично. Моя же неприязнь к музыке была настолько сильной, что я даже не стал учиться бренчать на гитаре и распевать во дворе приблатнённый «городской шансон». Хотя, больше чем уверен: это далось бы это мне — просто сказочно легко.
Однако, некоторые полезные навыки — вколоченные с детства ремнём матушки, сохранились.
«Сильная половина» нашей ячейки всё же, после бурного обсуждения наотрез отказалась заниматься этой «ерундой» — хоть и не называя её «буржуазной», после моих разъяснений. А мы с Елизаветой, частенько оставшись после репетиций в неком подобие актового зала школы, разучивали наскоро составленный мной репертуар из вспомнившихся советских песен. А пригласив «тёщу», Надежду Павловну в качестве тапёра — учились танцевать «пролетарку».
Если кто не понял — я так обозвал американский «рок-н-ролл».
На самый что ни на есть народный праздник — 7 ноября, произошла премьера спектакля «Подтёлков». Естественно, присутствовала вся партийная организация на самых почётных местах, представители всех ветвей власти, весь волостной актив, самые уважаемые граждане города и его окрестностей.
Ну и школьники — больше половины зала.
Представление прошло на «ура», хотя наш Домовёнок с оттопыренными ушами — в роли вестового Василия (Кассио — лейтенант Отелло), сперва вызывал у публики приступы гомерического смеха. Потом, зрители «прониклись» и, даже не обращали внимание, что на «комиссарше» кожаная куртка (моя) — болталась как на чучеле.
После сцены удушения, наш волостной судья яростно выкрикнул Мишке:
— Жалко расстрел отменили — но десять лет «домзака» я тебе обеспечу, голубчик!
Но, на него со всех сторон все дружно зашикали:
— Так он ж, не знал! Это тот — четырёхглазый «ихтиллихент», всё подстроил… Паскуда!
— Да?!. Ну, тогда по новому Кодексу — пять лет, с учётом смягчающих…
В сентябре 1922 года в мире ничего интересного не происходило — за исключением восстания в Греции, разве что…
Октябрь, был намного интересен!
Одиннадцатого числа был издан декрет Совета Народных Комиссаров об выпуске в так называемых «червонцев» — пока ещё банкрот Госбанка, не золотых монет.
25 октября был взят последний крупный оплот белого движения — Владивосток. Но Гражданская война ещё не закончилась — продолжаются мелкие столкновения где-то в Якутии.
В конце месяца в РСФСР был утверждён «Земельный кодекс», а в Италии был назначен премьер-министром Бенито Муссолини…
Эпоха европейского фашизма началась.
[1] Партмаксимум — максимальный месячный оклад, существовавший для членов ВКП(б), являющихся руководящими работниками учреждений и предприятий. Партмаксимум был введен декретом ВЦИК от 23 июня 1921 г., который установил, что зарплата ответственных работников не должна превышать 150 % от уровня средней зарплаты в подконтрольных им учреждениях и предприятиях. Этот декрет ограничил для руководителей возможности дополнительных заработков на стороне. Постановлением Политбюро от 8 февраля 1932 года с 1 марта 1932 года существующая практика ограничения партмаксимумом оплаты коммунистов-хозяйственников и инженерно-технического персонала была заменена ограничением ставок заработной платы.
Глава 15В поисках «генерального» инвестора
Ещё в мае сего года постановлением ВЦИК и СНК РСФСР было введено в действие «Положение о Народном Комиссариате Внутренних Дел РСФСР», по которому на рабоче-крестьянскую милицию возлагались задачи по охране большинства гражданских учреждений и сооружений общегосударственного исключительного значения, концентрационных лагерей, лесов, плантаций и так далее.
Как уже говорил, в ноябре произошла следующая перемастурбация: заинтересованным ведомствам было предложено самим производить охрану своих объектов «вольнонаемными вооруженными или невооруженными сторожами». Таким образом, наш отряд военизированной охраны (ОВО) оказался в подчинении у губернского управления Народного Комиссариата Путей Сообщения (Наркомпуть или НКПС).
В принципе, ничего особенного не поменялось: главный «босс» всё тот же — Дзержинский Феликс Эдмундович, который железной рукой наводил порядок (и навёл, таки!) на железной дороге.
Посему после ноябрьских праздников, ещё раз побывал в Нижнем Новгороде — в этот раз по служебным делам и не только. По кабинетам губернского управления НКПС пришлось побегать, нервы себе и людям изрядно потрепать! Одно хорошо — узнал царящие здесь порядки… Точнее сказать — беспорядки, что впоследствии весьма пригодилось.