Нет, не моё это!
Тем более, на мой взгляд — одежда местных неудобная, нефункциональная: ходить «руки в брюки» — ещё туда-сюда, но работать в ней…
Не, а!
Если что-то не нравится — попробуй это изменить под себя и, я всё чаще и чаще стал задумываться, как это сделать.
Рисунок 39. Поэт Владимир Маяковский был секс-символом 20-ых годов и одевался он соответственно.
Ещё когда только начал ремонтировать анисимовский «Бразье», познакомился с нэпманшей Анной Ивановной Паршиной — владелицей швейного предприятия с весьма незатейливым названием «Игла».
Конечно, «предприятие» это громко сказано!
Третьеразрядное ателье, да и то — с большой натяжкой. С пяток швейных машинок «Зингер» Подольского завода, да с десяток работниц… Кстати, по советскому законодательству больше двадцати наёмных работников, частнику иметь нельзя… Какой-то дикий перекос — в то время как кругом кишмя кишит безработными, да⁈
Да и тот «десяток» на работу ходит нерегулярно — из-за недостатка заказов. От натурального хозяйства мы недалеко ушли и большинство населения предпочитает одежду шить да сапоги тачать самостоятельно… Если есть из чего, конечно.
К Анне Ивановне я зачастил с заказами: мне нужны были рабочие рукавицы — ибо мои ладони и пальцы хоть и, окрепли после ежедневных упорных «физкультзанятий» — но ещё не огрубели до такой степени, чтоб без боязни за их кожу можно было работать с железом. Позже, такие же проблемы возникли у Лизы и Брата-Кондрата, да и прочим моим помощникам не каждый раз хотелось марать руки в «мазуте», который потом очень плохо отмывается подручными средствами…
Ведь, даже обычное хозяйственное мыло — здесь пока роскошь!
Из обрезков ткани, из всякой уже ненужной ветоши (у Отца Фёдора весь чердак «зачистил» с его разрешения), в «Игле» мне шили рабочие рукавицы, причём — довольно качественно и сравнительно недорого. На втором этапе ремонта «француза» я заказал у Анны Ивановне обивку сидений… Так, что в «Игле» я был желанный и постоянный клиент.
Сразу заметил: среди персонала «предприятия» встречаются разные, но основной костяк — довольно добросовестные, вполне профессиональные закройщицы и швеи. Опять же — пришлые: народ в лихое время ломился в провинцию — в поисках куска хлеба. И эти тогда же в Ульяновку «прибились» — хотя в тонкости биографий не вникал.
Поняв, что здесь мне могут помочь, я стал думать…
Какой стиль выбираем?
Проблема в том, что народ в нашей стране бедный и, не может на каждый случай жизни носить строго функциональный прикид. Здесь зачастую трудятся в том — в чём на работу пришли, в нём же гуляют с девушками (с юношами), женятся (выходят замуж), умирают… Ну, а хоронят их чуть ли не голышом — на счету каждая тряпка.
Значит, нужна одежда «на все случаи жизни»!
Потихоньку помаленьку, в редкие минуты — когда больше ничем конкретно заняться было нечем, нарисовал к осени с сотню эскизов. Затем, ещё в октябре посоветовавшись с Анной Ивановной и её работницами, выбрав из них один мужской и один женский стиль, приобрёл в местном нэпманском магазине на Базарной площади потребное количество ткани и после нескольких примерок, переделок… Мне со второго раза «зашло», а для Лизы раз десять переделывали и, даже испортили три комплекта ткани!
Рисунок 40. Комсомольцы 20-х годов в самом модном на тот текущий момент, пркидом.
Название стиля придумал сразу, долго не заморачиваясь ломая голову: «Пролетарский», или просто — «Пролетарка»… Типа:
' — Смотри, Колян — какая деваха!
— Это какая из них?
— Да, вон та — в «пролетарке».
— Ух, ты… Вот это краля!
— Эх… Хороша Маша, да не наша'.
Среди всех соображений, как и при выборе названия танца, самым главным было такое: назови как-то иначе — обязательно обзовут как-нибудь по-буржуазному и похерят саму идею на корню.
А так, только попробуй слово против-поперёк вякнуть!
Это было нечто среднее между джинсовым костюмом и полевой формой армии ГДР, от которой пошла наша «афганка». Сравнительно дешёвая и качественная ткань — но не такая грубая как «джинса», множество карманов, ложных заплаток, просроченных суровой ниткой… Медные заклёпки я вставил сам, как и кожаные «лейблы» с выжженными советскими символами.
— Много материала уходит и работы, — сомневалась хозяйка швейного предприятия, когда я поделился с нею своими далеко идущими планами, — дорого будет — не будут покупать.
— Вы, несколько неправы, Анна Ивановна. Сейчас среди молодёжи модны кожаные куртки, а наш с вами костюм в любом случае — дешевле её на порядок будет. В случае же расширения вашего дела и постройки фабрики «готового платья» — такая одежда будет по карману для молодёжи из семей среднего достатка и даже возможно студентам…
Это я закидываю удочку на дальнюю перспективу.
— Ну, а кому надо совсем дёшево — пусть в простыню заворачиваются, наподобие индейских йогов или египетских мумий.
Эта одежда первое время будет брэндовой, а «бренд» дешёвым не бывает… Зато, потом! «Бренд», это всего лишь реклама перед массовым потреблением.
Женский вариант «пролетарки» получился несколько проще в плане карманов, накладок и заклёпок — зато сразу было видно, что он именно женский! Приталинность, «кокетка», декольте — то да сё…
Короче, в курсе, да?
Прикид для Лизы обошёлся мне гораздо дороже мужского, да и ко всему прочему, он был в двух вариантах — брючный костюм и «классический» с юбкой.
Головным убором в мужском варианте была стильная кепка с отворачивающими «ушами» и большим козырьком — несколько похожая на «будёновку» без «шпиля», или скорее — на самурайскую армейскую кепку. В женском же варианте — пилотка с козырьком…
Лиза по ней, ну просто — без ума!
Сразу после представления я забрал у Лизы обновку, отдал постирать и вместе со своей спрятал куда подальше:
— Пока нечего нам с тобой форсить!
Есть у меня одна задумка — касаемая августа месяца 1923 года.
Как бы там не было, после того спектакля — швейное предприятие «Игла» заработало без выходных и, этой весной-летом, на улицах Ульяновки можно было довольно часто встретить парня или девушку из более-менее обеспеченной семьи — в модном прикиде «от кутюрье Свешникова».
Рисунок 41. С обувью в Советской России была просто бЯда…
Хахаха!
Анна Ивановна была женщиной честной и, с каждого пошитого и проданного изделия — не забывала отстёгивать мне долю за авторские права.
Другой, животрепещущий и схожий с предыдущим вопрос — обувь.
Я уж не про «стиль» — не до жиру, быть бы живу. С обувкой в России в те времена была просто беда, а в нашем Ульяновске — сущая катастрофа.
Пошить сапоги или ботинки очень дорого: даже наше волостное руководство в тёплый период времени предпочитало ходить босиком, что тогда про простых смертных говорить? Последнего нормального сапожника городок Ульяновка лишился в 1916 году, когда по распоряжению губернатора в уездном Ардатове попытались организовать пошив сапог для армии. Нижестоящие местные полицейские чины, получив распоряжение о привлечении сапожников-кустарей к работе в земских и военных мастерских, в безмозглом служебном рвении — приказали собрать «по градам и весям» всех сапожников и, как арестованных — под конвоем доставить в уездные города. Это обернулось бунтами и массовыми драками населения с полицией. Вот во время одной из таких потасовок, единственный стоящий ульяновский сапожник — был ненароком убит городовым…
Оставшиеся в волости представители это ремесла, могли осуществить лишь ремонт обуви — заменив подошву или сшив разошедшиеся голенище, но ничего более. Так что, если надо кому пошить обнову — приходилось ехать как минимум в уездный Ардатов.
Среди эвакуированных в 1918 году из Петрограда заводов, были не только крупные предприятия — но и небольшие национализированные частные мастерские. Досталось и мне такого добра пара-тройка вагонов. Так… В основном ничего ценного, представляющее для меня интерес: оборудование уровня середины-конца 19 века, если ещё не демидовских времён. Потихоньку-помаленьку, в течении зимы, втихаря сдал его в аренду местным кустарям от имени владельца — волостного Совета и, имел весьма весомый приварок к своим двум окладам.
Однако, была буквально парочка приятных исключений!
Когда мои бойцы-агенты выбирали себе добро из свезённого на полустанок имущества, мой заместитель Чеботарёв, нацелился на какое-то — мне незнакомого предназначения, оборудование и инструмент. Хотя, вот это — вроде швейная машинка:
— Почему такая большая?
— Прошивочный станок для кожи, — пояснил мой начальник команды по охране грузов, — а это — гвоздевая машина для прибивки каблуков. Винтовая машина, доппельная и весь струмент к ним… Видать, сапоги солдатские тачали.
Несказанно удивился:
— Ты откуда всё это знаешь? Сам — сапожник, что ли? Почему раньше молчал⁈
— Да нет — вовсе никакой не сапожник, я…
С его слов дело было так.
Возвернувшись осенью 1915 года после излечения в госпитале в свою часть, Чеботарёв обнаружил её — как бы не на половину босой:
— Сам то, я свои сапоги по дороге пропил: думал — на фронте другие дадут, а тут вон оно как…
Часть находилась на Юго-западном фронте — под началом самого генерала Брусилова, а тот с подобными «босяками» особо не церемонился.
— Прописали мне за утрату имущества пятьдесят «горячих»… Выпороли розгами, то есть — но сапоги оттого на ногах не выросли, — смеётся, — это на следующий год, лишь летом — англицкие ботинки с обмотками стали давать, а той осенью-зимой — каждый ходил, кто во что горазд! Кто мешки на ноги наматывает, кто лапти себе плёл, кто куски шкуры забитого скота или павших лошадей… Возьмут такого «воина» австрийцы в плен и потом показывают из своего окопа и смеются: «Не стреляйте в свои лапти!».
Представляю такую картину и ржу не могу: