— Типун тебе на язык, «педагог» хренов!
Баба евойная, тоже сказала что-то очень нелицеприятное и даже ударила мокрым полотенцем.
— Ты это на продажу наготовил-нарубил, — интересуется-спрашивает когда я уже наштамповал вдоволь заготовок и доделывал их в готовые изделия, — куда тебе столько?
Пожимаю плечами и хмыкаю:
— Разве, это много на такую толпу? Наштамповал всего то — с тройным запасом, чтоб было чем заменить — если сломают или потеряют, раззявы криворукие… Ещё и наши менты из районного НКВД — не откажутся, я думаю. Особенно, если товарищу Кацу хороший «откат» дать.
Затем, как-то через неделю пригласив на ужин, накормив досыта всеми видами рыбных блюд (я про большинство таких даже и не слыхивал!), Клим разнылся про жильё-быльё. Мол, сыновья растут — старшака уже и женить пора, а там и младшие-погодки, да ещё две дочери — приданное для них готовь…
Семья у Клима, согласен — большая. Хороший он кузнец и, папа — он тоже хороший… Не знаю правда — каков танцор.
— … А, на какие-такие шиши, спрашивается⁈
От всей души советую:
— Дык, рыбу уди-лови, завяливай — да в нижегородские пивнушки продавай.
— А там своих рыбаков мало, что ль? Да и ненадёжный это доход — рыбалка…
Махает рукой:
— Так, баловство одно — душу потешить…
Ещё один совет:
— Дык, кроликов разводи: «кролики, это не только ценный мех, но и три-четыре…».
Перебивает:
— Да, какое там «мясо», какой «мех»⁈ А жрут сколь, проклятущие? Я лучше зайцев на терриконах даром наловлю!
— Дык, зайцев лови — коль столь ловок…
— «Зайцев»… Я ему сурьёзно, а он — «зайцев»! — обижается и снова за своё нытьё, — ладно, старший при мне останется, а остальных куда девать? Каждому нужен свой дом, при нём кузня — чтоб на жизнь зарабатывать и, так далее…
— Дык, пускай женятся да в примаки подаются, — даю ещё совет.
— Да, кому эти «жоп…порукие» нужны⁈ Дитёв наплодить — и без них охотников хватает, а работать — так ничего кроме как балдой по железу бить, им не доверишь!
Не соглашаюсь с такой постановкой вопроса:
— Дык, мало в Ульяновске вдов с уже готовыми «выводками» или дурочек? Вон, неподалёку видел — живёт одна…
Вспыхивает, как береста в костре:
— Вот когда наплодишь со своей Графиней сынов, тогда и жени их на дурочках!
— Не пойму тебя, Клим, — делано удивляюсь, — то на фронт их норовишь сплавить — чтоб контузило, то даже на дурочках женить не хочет! Ты уж определись там…
— Так то — сгоряча я, а ты — всурьёз!
«Всурьёз…». Ой, ржу — не могу! Но про себя…
Помолчав дуэтом, предлагаю следующий вариант:
— А ты их в город пошли — пусть там работу ищут!
— Легко сказать — работу… Своих бездельников, думаешь там мало? А жить им там где? У меня сродственников в больших городах нет, а в таких как Ардатов — сами семейны и детны, им самим жрать нечего.
Успокаиваю, как могу:
— Дык, если на работу устроятся, так с жильём — без проблем! Дадут им «свой» угол в заводском общежитии. Бывал, как-то раз в одном…
И, давай ему по ушам тереть про все «прелести» современных общаг, которые сами их обитатели иначе как «Соловками» или «Бутырками» и не звали:
— … Кругом барака общежития набросаны кучи разного рода отбросов, распространяющие вонь — аж в глазах как от толчённого стекла режет и, тучи больно кусающихся мух! В сортир можно только вдвоём ходить: один «большую нужду» справляет, другой — его за уши иль волосы держит, чтоб тот не провалился в яму с дерьмом и кишащими в нём ядовитыми червями… Поэтому, «оправка» рабочих по малой нужде — происходит за углом, или прям около стен, аль прямо с крыльца. Ну а кто более культурен — тот отходит подальше и сцыт под окнами соседнего барака… Зайдя внутрь барака, рабочие не снимая обуви, ложатся на свои кровати: только разуешься — вмиг чоботы уведут!
Должен заметить, я не сочинял эти «страшилки», а всего лишь несколько преувеличивал — самую, что ни на есть малость… Были конечно и образцово-показательные рабочие общежития, но в подавляющем большинстве — именно так дела и обстояли.
Однако, продолжаю:
— Около железной печи сушатся вонючие портянки — которые специально не стирают и, на которые поэтому (хоть одно радует!) — никто не зарится. На полах слой грязи с ладонь толщиной, с дождевыми червями и опарышами — на рыбалку идут, прям с пола их и собирают горстями… Шкафов никаких нет, да и стащут из них — что не положь! По той же причине посуда и пища хранятся под подушками на кроватях. Другие вещи рабочих, а также лопаты, топоры и прочий рабочий инвентарь находятся под кроватями. Вешалок для одежды нет — всё на себе или под подушкой. Нет также столов, стульев, табуреток — жрут стоя, как лошади или же сидя на койках и подоконниках… Света нет, так как выделенный керосин всем бараком дружно пропивают — да и керосиновая лампа не имеет стекла. Матрацы и наволочки настолько грязны, что имеют вид «помойных тряпок», а сами кровати расставлены скученно и как попало — разве на стенах и потолке их нет. Стены не оштукатурены и не побелены, а в их щелях кишмя кишат вонючие азиатские клопы и дальневосточные волосатые тараканы…
Закончив, я невозмутимо подытожил, красноречивым взглядом смотря на климовскую «вторую половину».
— … Ну, а так в принципе — жить можно! Некоторые даже умудряются жениться и плодиться в таких условиях и, тогда одну койку в общежитие занимает целая семья. С детишками и, даже изредка бывает — с тёщами… Тестя — врать не буду, ни одного не видел. Так что, если «удачно» выдашь замуж дочерей — сможешь с одной из них сплавить свою…
Клим слушал раскрыв рот, а евойная баба всплакнула:
— Я для такой жизни их мучалась-рожала⁈
— Да, цыц ты!
Та в рёв:
— Ах, мои кровиночки-деточки — лучше б я вас несмышлёнышами похоронила, да оплакала…
И с воем убежала в спальню, а сам хозяин сидел, как пыльным мешком оглушенный…
Надо сказать, что эта семейка была на чистоте просто помешанная. Двор-двором, на улице напротив ворот — пусть и овно кучами валяется (валялось до появления санитарной инспекции), а как суббота — вся женская половина избу скребёт, чистит, стирает — аж скрип да шорох до самих небес!
Добил не торопясь чай, поднимаюсь и иду к вешалке за шинелью не забыв попрощаться с хозяевами…
— Погодь! — останавливает меня Клим.
— Ну, погодю… Что хотел, то?
— Продай мне эти… Как их там… Свои механизмы.
Возвращаюсь, сажусь на табуретку напротив и заглядывая в просящие глаза, задаю простой как хозяйственное мыло вопрос:
— А на фига они тебе?
Тот, положив ладонь на сердце:
— Сынам моим — как раз по ним… Тутова много ума иль мастерства не надо — любой дурень справится. Тебе всё одно — игрушка, а им — на свой кусок хлеба заработать. Родная кровь как-никак — войди в положение, Серафим Фёдорович!
— Эге… А кто мне не так давно говорил: мол, «ерундой ты всякой занимаешься»… «Сидели, мол, в дерьме по уши и дальше так хотим — что ты нас из него за уши тащишь»?
— Да, я ж не так говорил! — наотрез отказывается от своих слов.
— Может и не так — но смысл тот же. Так, что ты меня сейчас просишь — «поповича контуженного»?
— Ну… Ты уж прости, дурака — может и ляпнул что по дурости своей, не подумавши… Так, что?
Заглядываю на дно пустой посуды:
— Ну, тогда давай ещё по стакану — коль разговор серьёзный пошёл.
Ожив в момент, кричит своей бабе:
— Мать! Хватит выть волчицей — тащи самовар!
Дождавшись чая, говорю прихлёбывая:
— Ну, хорошо — считай, что уговорил… Так, сказать по правде, медвежью услугу я тебе окажу, продав эти приспособы. Проклинать потом будешь!
Удивляется, широко раскрыв и выпучив и без того выпуклые глаза:
— Это ещё почему?
— Разбогатеешь ты и сыны твои, а у нас богатых не любят… Смекаешь?
— Думаешь⁈ Так ведь, этот — как его…? Сказал — «ОБОГАЩАЙТЕСЬ»!!!
— Кто сказал — Бухарин, что ли? «Коля-балаболка»⁈ Так он сказал и забыл, а на лесоповал поедешь ты! Да ещё и, сынов с собой прихватишь…
Долго молчим, наконец слышу знакомый до боли вопрос:
— Так, что ж делать, то?
— Как, что? Сухари сушить.
— Да, нет — я не про то… Куда б сынов моих определить.
Приближаюсь у нему в упор и заглядываю в его глаза суровым взором революционного трибунала:
— А другие как?
Озирается вокруг:
— Какие, «другие»?
— У других мужиков в Ульяновске сыновей нет, что ли?
Чешет голову… Потом спрашивает с недоумением:
— А почему я про чужих сыновей думать должен?
— А почему я про тебя думать должен и твоих балбесов? Кто ты для меня такой? Частник-кустарь — мелкий буржуй, эксплуатирующий труд своих домочадцев.
Насупившись, возражает:
— Я им кормилец, а не «ксплутатор»!
— Так и любой буржуй-капиталист — которых Советская власть в 17-ом под хвост мешалкой, тоже — «кормилец» для своих рабочих… Кормит он их — чтоб горбатиться на него могли. Да и дворянин-помещик — для своих безземельных крестьян-батраков, по большому счёту — кормилец. Скажешь, не так? Чем ты от них отличаешься, Клим?
Угрюмо молчит, затем:
— Значится, не желаешь мне помочь, Серафим Фёдорович?
— А как я тебе могу помочь, ежели ты сам того не желаешь? Как ты мне тогда говорил? «Нам и так хорошо…», да ещё пугал: «ты, дескать — доживи ещё». И, вот я дожил: просишь меня вытащить тебя и семейку твою из того дерьма — в котором тебе так нравится сидеть…
Сперва, он не въехал, что я от него хочу:
— Опять⁈ Какой, ты оказывается злопамятный… Ну, положим я не так говорил!
— Может и не говорил… Но думал!
Наконец, своим умом Клим доходит до конструктивного вопроса:
— А как я могу «сам себе помочь»?
— Побори свою мелкособственническую натуру, встань выше себя и посмотри на проблему с более высокой колокольни.
— Как это?
— Запомни: единоличник в будущем — НИКТО(!!!), разве на паперти стоять или сапоги на улице прохожим чистить. Я тебе показал не «механизм», а способ МАССОВОГО(!!!) производства. Самые умелые делают оснастку и инструмент, а остальные «жопорукие» МАССОВО(!!!) штампуют товары МАССОВОГО(!!!) спроса. Но, это не для тебя одного — даже с сыновьями, сватьями, братовьями и прочей роднёй. Износится мой инструмент и снова вы на жоп…пу сядете! Здесь нужны большие артели-коллективы, с миллионами рублей оборота — чтоб самим делать или закупать станки, оборудование, сырьё и завоёвывать рынки сбыта…