Рисунок 48. Сравнение стержневой и обычной радиолампы.
Требовалось как-то рубить Гордиев узел одним ударом и, молодой ученый Валентин Авдеев разработал новый тип электровакуумных приборов: стержневые радиолампы. Такое название происходит вовсе не из-за характерной формы ламп, а из-за принципа действия — точнее из-за формы электродов. Авдеев не просто уменьшил классические (сеточные) лампы до тоненьких «трубочек», а создал принципиально иной способ управления потоками электронов внутри лампы за счет изменения потенциалов на стержнях — из-за которых они и называются стержневыми. Внешне, эти лампы выглядели тоненькими стеклянными цилиндриками — ненамного превышавшими по размерам транзисторы той эпохи.
Обычные радиолампы называются «сеточными» из-за наличия управляющего электрода в виде сетки, стоящей на пути потока электронов, двигающихся от катода к аноду. Часть электронов отражается от «сетки» и отправляется обратно в катод, что значительно снижает КПД этих устройств. Авдеев же, заменив сетки на «фокусирующие» поток электронов стержни — убрал это препятствие, что позволило поднять КПД и снизить габариты ламп.
Благодаря этому изобретению удалось строить очень надежную, компактную и экономичную радиоаппаратуру, избавившись от многих традиционных пороков электровакуумных приборов. Стержневые лампы потребляли на порядок меньше энергии, чем сеточные, превосходно работали в портативной и миниатюрной технике от обычной батарейки, не боялись вибраций, отлично функционировали в широчайшем диапазоне температур и уверенно работали на высоких частотах.
Срок службы стержневых радиоламп, был просто невероятен!
Он реально зашкаливал за 5000 часов, в то время как обычные радиолампы работают не более 500 часов, а то и меньше.
Конечно, не всё так однозначно под Луной и, «там» бытовало мнение: дескать, стержневые радиолампы — тупиковый путь, который американской разведкой был изящно подкинут нашим инженерам — чтобы увести СССР подальше от разработок в области полупроводников… Типа, пиндосы же не дураки, но стержневых ламп почему-то не делали — что выглядит очень подозрительно.
Однако, мне до всего этого будущего разбирательства дела нет: в начале 20-х годов, стерневые радиолампы — просто невероятно продвинуто-фантастический хай-тэк!
Лишь бы подкинуть идейку насчёт них кому-нибудь — кто сможет её воплотить в жизнь.
Ещё на подходе к Нижегородской радиолаборатории, размещённой на Откосе в трёхэтажном здании бывшей семинарии слышится шум и треск: то работала Центральная радиотелефонная станция — через антенны на крыше, что-то передавая в эфир… Может быть и музыку — кажется, в прошлом году уже состоялся первый в истории страны радиоконцерт. В это время единственным способом генерации и передачи радиосигналов являлась электрическая искра — так называемые затухающие электромагнитные колебания и, меня просто не по-детски умиляли некоторые литературные произведения, где их герои-шпионы в разгар Первой мировой войны передавали что-то там «секретное» из собственной квартиры… Да их бы вычислили «акустически» — как подводную лодку, не прибегая к радиопеленгации!
Рисунок 49. Здание Нижегородской радиолаборатории.
В Радиолаборатории, осуществлялся практически «режим открытых дверей» — как и во многих других советских учреждениях, про предприятия — я уже не говорю. Поэтому я здесь довольно хорошо освоился, когда бегал со своими «халтурками». На первом этаже расположились производственные мастерские, на втором — лаборатории и стеклодувы, а третий этаж заняли управленческие службы.
Однако «халтурка-халтуркой», а как коснулось дело научно-исследовательских работ — от меня стали шарахаться как от чёрта с ладанном. Что за пляски с бубнами, думаю?
До самого Бонч-Бруевича — директора «НРЛ», конечно не добрался, а вот с его помощниками по производству — Селивановым и по административно-хозяйственной части — Леонтьевым, пообщался вдоволь.
Оказывается, тут у них идёт борьба не на жизнь, а насмерть.
Ограниченность выделяемых «Народным комиссариатом почт и телеграфов» (НКПиТ) ресурсов, привела к тому, что предприятие решено было реорганизовать, персонал сократить — а исследования сосредоточить на наиболее приоритетных направлениях. Наиболее приоритетным же, считалось создание как можно более мощных радиоламп — с дальностью действия до 2000 вёрст, а то и более…
Чтоб «Голос Москвы» могли слушать трудящиеся всего мира!
Про обратный эффект, про то — что всякие идеологически чуждые нам «голоса» — когда-нибудь глушить придётся, они тогда даже — думать не думали и, гадать — не гадали…
Рисунок 50. Радиолампы Нижегородской радиолаборатории.
Предложенный самим Бонч-Бруевичем новый оригинальный способ — охлаждение медного анода водой, позволил поднять мощность лампы до 1 кВт, затем до 5-ти, до 12 кВт… А в этом году работы велись над лампами воистину циклопических размеров и мощности в 25 и, в даже в 100 кВт.
А тут какой-то лысый придурок, в ношенной кожаной куртке — носящийся с какими-то «стержневыми» лампами, которых — как микробов на заднице у слона и, не видно на фоне «царь-лампы»!
— Вы что заканчивали, молодой человек, — строго спросил меня Татаринов, руководитель одной из лабораторий НРЛ и преподаватель физики в Нижегородском университете, — реальное училище, поди какое — как наш Васька Пупкин?
«Что⁈ „Васька Пупкин“⁈ — на мгновение охненеваю, — разве бывают такое имя-фамилия у всамоделишнего человека?».
— Гимназию… Почти закончил. Потом сами понимаете — революция, война, — чувствую — со стыда сгораю и спохватываюсь, — правда, по причине контузии — ничего из латыни и древнегреческого, не помню! Но вот физику и математику…
В ответ:
— Хахаха!
Чуть ли, не умоляюще:
— Я могу нарисовать схему расположения электродов простейшего стержневого пентода[2]…
— «Пентода»⁈ ХАХАХА!!!
Прижимаю руку к сердцу:
— Да, поймите, Владимир Васильевич! Передавать радиосигналы очень далеко — конечно очень важно, но АРХИВАЖНО(!!!) принимать их — не только сидя дома на стационарный приёмник, но и в любом месте — в автомобиле, в трамвае… Прогуливаясь пешком в парке, даже. А для этого нужна миниатюризация радиоприёмников — до размера книги, к примеру.
— «До размера книги», говорите? Да, Вы хоть понимаете, какую ахинею несёте⁈ — психует тот, — покиньте помещение, молодой человек и не морочьте мне голову всяким бредом.
— Да, давайте хоть попробуем…
— Я сказал: идите!
Ещё раз посмотрел внимательно на него, потом посмотрел на себя — как бы со стороны и сравнил…
Да!
За редким исключением конечно, но мне — не достучаться до хроноаборигенов-специалистов: уж слишком они о себе — любимых, высокого мнения.
Включаю «заднюю»:
— Ладно, до свидания… А кто такой «Васька Пупкин», не подскажите?
«Прикалывается поди и, никакого Васи Пупкина — не существует в живой природе…».
Презрительно, по-снобистки фыркает:
— Да, такой же фантазёр и баламут как Вы. Можете найти его у нас на втором этаже в стеклодувной мастерской и вдоволь поговорить об вашем «стержневом пентоде».
Чуть ли не в пояс дурашливо кланяюсь:
— Ладно, спасибо Владимир Васильевич на добром слове и, ещё раз: «давай, до свиданья».
С другими руководителями лабораторий разговор был ещё более краток!
Даже, с постоянно сильно занятом и чем-то озабоченном Вологдиным, мы не нашли общий язык… Меня просто посылали прогуляться лесом — бывало вежливо, бывало — не очень.
Впрочем, понять их можно: без всякого сомнения — вот-вот грядут перемены и сокращения и, попробуй только заикнись не в тему с «генеральной линией» — вылетишь первым.
С началом НЭПа у Нижегородской радиолаборатории появился мощный конкурент — который в конечном итоге её и «съел». По решению VIII Всероссийского электротехнического съезда в октябре 1921 года, все национализированные предприятия «слабого тока» (телефонной, телеграфной и радиопромышленности), с марта 1920 года вошли в состав «Электротреста» — подчинявшегося отделу электротехнической промышленности ВСНХ. Тогда же, Президиум ВСНХ принял решение о создании «Государственного электротехнического треста заводов слабого тока» (ГЭТЗСТ) и об объединении в нём всех предприятий электротехнической промышленности Северо-западного региона страны. Правление «ГЭТЗСТ» организовало новый электровакуумный завод в помещении бывшего петроградского завода «РОБТиТ», с радиолабораторией, проектным, монтажным и конструкторским бюро. Лаборатория получает наименование «Центральная радиолаборатория» (ЦРЛ) и постепенно начинает как курочка Ряба «грести под себя» — переманивая ведущих радиоспециалистов из других городов.
Начальник Главэлектро ВСНХ Куйбышев предложит работающему сейчас в Нижегородской радиолаборатории профессору Вологдину перейти в «ГЭТЗСТ» — чтобы возглавить радиопромышленность и, тот не сможет отказаться от искушения стать из провинциала столичным жителем. В октябре 1923 года, Вологдин займёт пост директора «Треста по радио» и сделает на заседании правления «ГЭТЗСТ» доклад о необходимости концентрации в Петрограде всех инженерных кадров — до того разбросанных по отдельным радиолабораториям страны в Москве, Казани, Нижнем Новгороде, Одессе и других…
Короче, говоря своими — современными мне словами: питерские нагнут нижегородских!
Это будет смертельным приговором не только Нижегородской лаборатории — которую окончательно закроют в 1928 году.
Все предприятия советской радиопромышленности сосредоточат в Ленинграде, в «Тресте заводов слабых токов» — который станет монополистом в этой отрасли и, это будет иметь свои — трагические последствия для миллионов людей. Я уже не говорю об погибших в Блокаду радио-специалистах и членов их семей… В восточной части СССР накануне войны не останется сколько-нибудь серьёзных предприятий — способных производить военную радиоаппаратуру и, после оккупации западных районов и, главное — блокады Ленинграда, выпуск радиостанций всех типов будет полностью прекращён.