Город у Черного моря. Город, где прошло мое детство, – в нем да в Севастополе, иногда в Константинополе, но летом – обязательно в нем. Старый городской Воронцовский дворец, построенный одним из моих пращуров, бывшим генерал-губернатором этого благодатного края. Дворец, который я любил даже больше, чем дворец в Алупке, недалеко от Ливадии, где летом жил мой старый друг и товарищ по всем играм. Шумные и говорливые улицы, плотная, спасительная в жару тень каштанов. Трамвай, идущий по всем станциям Большого Фонтана, на котором, при известной сноровке, можно прокатиться и зайцем. Привоз, где я тоже иногда бывал, впитывая незнакомые и очень загадочные словечки, чисто одесский диалект, такого нет больше нигде. Дерибасовская и знаменитый сад на ней, бывшая вилла основателя города, испанского адмирала Хосе де Рибаса, воевавшего за русскую корону и основавшего сей город. Памятник знаменитому градоначальнику Одессы Дюку де Ришелье, поразительно честному, предприимчивому и порядочному человеку, заложившему основу знаменитого «одесского духа» и ставшему потом премьер-министром Франции. Километры и километры отличнейших пляжей, чайки и теплое, ласковое Черное море…
Нас было пятеро – пять поросят, как в стишке. Так мы себя прозвали не сами – так нас прозвала Государыня, когда однажды мы явились пред ее очи, все впятером, после неудачной попытки покорить один из каменных склонов в окрестностях – мало того, что на нем в изобилии росла колючка, так еще и дождь пошел во время нашего предприятия. Пятеро друзей – четыре пацана и одна девчонка, прибившаяся к нам и которая нам совсем не была нужна, но от которой избавиться было решительно невозможно. Пять поросят…
Николай Александрович Романов, наследник российского престола. Владимир Дмитриевич Голицин, молодой князь Голицын, сын одного из министров правительства. Александр Владимирович Воронцов, молодой князь Воронцов, чей погибший от рук террористов отец дослужился до генерал-губернатора Месопотамии, а дед стал командующим Черноморского флота. Борис Константинович Романов, сын Царя Польского. И конечно же – как без нее – самая младшая из нас, Ксения Александровна Романова, которая предпочитала мальчишескую компанию девчоночьей и чудовищной хитростью добивавшаяся всего, чего пожелает. Самому старшему из нас было тринадцать лет, самому младшему – одиннадцать, мы были почти одногодками. Летом мы перемещались по крымскому берегу, пребывая в гостях то у одного, то у другого, – но сейчас мы все вместе находились в Одессе. Дед был где-то на кораблях, и мы были предоставлены сами себе – четверо пацанов, с обычными пацанскими замашками, смягченными разве что военным воспитанием, – все мы были либо кадетами, либо юнгами и порядок знали. Ксении с нами не было, она оставалась в Ливадии, потому как была наказана, – и это тоже радовало.
Конечно же, нас охраняла дворцовая полиция, потому как среди нас был наследник престола, – но что могут неповоротливые стражи порядка против четырех пацанов? Нас и не поймаешь. Единственной действенной для нас угрозой было сообщить о нашем поведении родителям, после чего последовала бы неминуемая кара. Поэтому с полицейскими тоже приходилось договариваться…
Пять поросят…
– Вон пошла…
– Да не она это…
– Она, зуб даю!
– Да тише вы! – шикнул Николай, самый старший из нас.
Это был июнь, самое начало лета. Июнь – самое благословенное время в Одессе, не слишком жарко, от моря веет бриз, город буквально под завязку заполнен людьми – местными, отдыхающими. Знаете, что такое озонированная вода? Нет? А мы вот – знали.
Ну и чем интересуются подростки в нашем возрасте. В войнушку мы не играли – в военных училищах наигрались до предела, не с деревянными автоматами, а с самыми настоящими. А вот дамы нас в последнее время заинтересовали весьма и весьма сильно. Инициативу проявил Володька, ну а если кто проявит инициативу, так и остальные – туда же…
Дамы…
Да, да, в таком возрасте – и уже дамы. Росли мы быстро, интересы у нас были такими же, как и у остальных пацанов нашего возраста, правда, возможностей было чуточку побольше. Русский двор не отличался аскетичностью никогда, и на молодых аристократов внимание там всегда обращали. Да и в училищах разные картинки интересные по рукам ходили… Увы, пока у нас все заканчивалось лишь поэмами, посвященными милым дамам (тут проявлял себя Володька Голицын, писавший для нас всех), танцами на детских балах, обжиманиями в темных углах, если удавалось скрыться от бдительного ока, да фантазиями насчет того, что могло произойти после этого. Кто бы чем ни хвастал – в любви пока не повезло по-настоящему ни одному из нас…
А Одесса…
Кто-то, не помню кто, сказал, что женщины – инопланетянки, к ним нельзя подходить с человеческими мерками. Так вот одесситки – инопланетянки вдвойне…
Одесса вообще удивительный город, город сотни национальностей, да еще и крупный порт вдобавок. Сами понимаете, какое смешение кровей. Мало того – море, солнце, фрукты. Вот и получалось, что одесситки – одни из самых красивых дам во всей великой империи. А уж на язык… Лучше на язык им не попадать…
И надо же было так получиться – обычно так и получалось, кстати, в пацанских компаниях, – что мы все втрескались в одну и ту же девчонку.
Немного вру. Меня из этой компании вычеркивайте, я уже тогда неровно дышал к великой княжне Ксении. Николай об этом, конечно же, знал, и как заботливый старший брат почел за необходимость набить мне физиономию, чтобы не ухлестывал за его сестрой. В итоге нам пришлось врать, что сцепились с хулиганами, защищая честь дамы, на две недели мы были лишены выхода в город, а Ксения ходила тогда довольная, как кошка, налакавшаяся сметаны. Нет, не тем, что у нее появился кавалер, – тем, что из-за нее дерутся…
А все остальные – пропали. Цесаревич Николай, Великий князь польский Борис, молодой граф Голицын в один день из друзей превратились в ревностных соперников, причем из-за дамы, которой ни один из нас даже не имел чести быть представленным. Мы не знали, кто она, где живет и чем занимается, – знали только, что она каждый день проходит мимо Воронцовского дворца. Вот и все, что мы знали.
А хотелось узнать больше…
– Пошли! Я первый, как идем, помните?
– Ну.
– Да не ну, а так точно.
В ответ меня чувствительно пихнули кулаком в бок.
Поскольку из всех четверых я менее всего был поражен стрелой Купидона – мне и довелось разработать план наружного наблюдения. Этот план был рассчитан на четверых филеров и отличался высокой надежностью. Чтобы объект не заметил (точнее, не заметила) слежки – мы должны были периодически меняться и следить за ней по очереди. Внешне это выглядело так – если я иду за объектом первый и ориентируюсь по объекту, Николай, к примеру, идет за мной и ориентируется уже по мне. Потом он выходит вперед, и уже я ориентируюсь по нему. Объект же если и обернется – увидит только одного человека, которого можно будет сразу сменить. Схему слежки, как я потом узнал на разведфакультете Санкт-Петербургского Нахимовского, я выбрал совершенно верную (гены, видимо), вот только на своих подельников я не особо полагался. Любой из них вместо того, чтобы следить, может воспользоваться моментом и попытаться завязать знакомство с объектом слежки, минуя всех остальных. А тогда место жительства и род занятий очаровавшей нас дамы мы так и не узнаем…
Надвинув на глаза козырек легкой белой кепки, я выскользнул за ограду, окунувшись в толпу…
Вести объект было довольно просто – дама была не по возрасту высокой (только с Володькой Голицыным, если честно, она бы смотрелась органично), легкая белая шляпка отлично видна. Даже когда я на какие-то мгновения терял ее из виду из-за курортной толпы – все равно через пару секунд белый парус шляпки сообщал мне направление движения…
Сзади кто-то легонько коснулся моей руки, я сбавил ход, Володька, одетый в пеструю рубашку с коротким рукавом, пошел вперед…
Найдя взглядом Боряна, я еще замедлил темп…
– Ник где?
– Он пошел чуть побыстрее…
Вот черт…
– Ладно. Давай, ты следующий…
Борян ушел вперед, я оглянулся, чтобы понять, где мы. К порту, похоже, идем. А там нам появляться заказано…
Произошло все так быстро, что я даже не понял, как все началось. Мы сворачивали, шли и снова сворачивали – и даже не заметили, как нарвались…
В Одессе, как и в любом другом городе, водились пацанские группировки. Хулиганы. И у каждой хулиганской группировки – свои территории, заходить на которые чужакам не рекомендовалось. Поскольку телесные наказания по отношению к детям и подросткам не применялись, единственным возможным наказанием были исправительные работы. Не помогало. Впрочем, порка тоже не помогала – в Казани вон по исламскому закону каждую пятницу у мечетей хулиганов пороли. А хулиганы не переводились…
К месту потенциальной разборки я подоспел последним, когда базар уже шел вовсю…
Дама – причем не та, которую мы видели через решетку дворца. В шляпке, но не та. Кто из нас умудрился ее упустить – непонятно. Несколько пацанов нагло-шаромыжного вида – и мы. Четверо…
– Вы чьих будете? – Главарем был босоногий, крепкий на вид пацан в драной рубахе и с черной, несмотря на жару, бескозыркой на голове.
– Мы сами по себе… – твердо ответил Володька.
– Сами по себе… Гы… А ты чо к моей сеструхе вяжешься, сам по себе?..
Судя по выражению лица незнакомой девчонки, стоящей в окружении троих таких же шаромыжников, ей это все не сильно нравилось.
– Сударыня, это действительно ваш брат? – громко спросил Николай.
– А ты со мной, со мной базарь…
С этими словами шаромыжник смачно сплюнул прямо под ноги Николаю – сплюнул и удивленно отшатнулся от хлесткой пощечины.
– Стоять! – Я вышел вперед. Нравы во флотских кадетских корпусах были жесткими, и схему подобных разговоров я знал хорошо. Неверно думать, что дети аристократов учились в каких-то особых условиях. Были, конечно, и специфичные заведения, типа Пажеского корпуса, но те, кто шел в армию или на флот, учились вместе со всеми, никаких поблажек не было…