Софья Евгеньевна не на шутку разгорячилась. Поэтому чтобы несколько сбавить возмущение старшей сестры, в разговор вмешалась Ирина Евгеньевна:
– Тогда мы решили, что из Москвы никуда не уедем. И не уехали, пережили все тягости 41-го, устроились на работу. Но как только снимут блокаду, вернёмся в Ленинград.
Ещё Балезин узнал, что Софья член ВКП(б) с 1924 года, работает теперь инструктором райкома партии, а Ирина – учительницей в школе, поскольку имеет университетское образование и до работы в музее вела в школе русский язык и литературу.
– А вы с фронта или в тылу работаете? – неожиданно спросила Софья и оценивающе посмотрела на Алексея.
Балезин понимал, что рано или поздно такой вопрос последует. И ещё: он ходит в штатском, это тоже надо учитывать, давая ответ на подобный вопрос.
– Я военный переводчик, работаю и там, и там.
– А на каком фронте?
Очень хотелось сказать «на скандинавском» и посмотреть, какое впечатление на сестёр это произведёт. Но Алексей, естественно, не мог себе позволить такое. А потому ограничился кратким:
– На разных.
И сразу же, чтобы увести в сторону разговор о своей профессии, Алексей начал рассказывать о себе то, что мог рассказать: немного из биографии, про семью, про институт, где работал до войны. Особенно на сестёр произвело впечатление, что Балезин когда-то жил и учился в Петербурге и что на одном из кладбищ покоится его милейшая тётушка Елизавета Юрьевна, о которой он часто вспоминает.
Время пролетело быстро.
– Спасибо вам за чай и за компанию, – поблагодарила, поднявшись, Софья Евгеньевна; её примеру последовала сестра. – Завтра на работу.
Алексей, взялся было мыть посуду и убирать со стола.
– Я вам помогу, – сказала Ирина Евгеньевна.
Когда они закончили, Балезин спросил:
– Вы ничего не рассказали о себе? То, что вы работаете в школе – это слишком немного.
Она ответила не сразу, видимо, это была больная тема.
– А что тут рассказывать: муж, инженер, был призван в первые дни войны и через месяц погиб… где-то под Лугой. Дочь перед самой войной вышла замуж и вместе с мужем отправилась к месту его службы на западную границу. От них никаких известий… Софья? Она человек одинокий. Вот и кукуем вдвоём.
Алексей понял, что ещё немного, и она разрыдается. Нужно было хоть как-то утешить женщину.
– Ирина Евгеньевна…
– Можно просто, Ирина…
– Поверьте, Ирина, на войне всякое случается. Если ваша дочь в оккупации, то как же она может дать знать о себе. Вот увидите, она найдётся.
Похоже, она ожидала таких утешительных слов. Она посмотрела ему в глаза.
– Вы, наверное, очень любите свою семью, и у вас всё хорошо.
– Почему вы так решили?
– Письма можно было прочитать минут за двадцать, а вы читали их больше часа. Очевидно, перечитывали.
Балезин улыбнулся:
– Должен ещё раз заметить, что вы проницательный человек. Да, семья для меня – всё. Но очень за неё боюсь. Один нелепый случай может всё перечеркнуть. А в моей судьбе случай всегда много решал.
На этот раз Павел Михайлович Фитин был серьёзен и, пожав Балезину руку, сразу же перешёл к делу.
– Знакомьтесь, – официальным тоном произнёс он, указывая на невысокого загорелого человека лет пятидесяти, с окладистой седой бородой.
– Георгий Петрович, – представился тот.
– Доложите оперативную обстановку по Ирану, – распорядился Фитин.
Рассказ того, кто назывался Георгием Петровичем, был недолгим, но обстоятельным. Из него вытекало следующее.
С началом Второй мировой войны Германия превратила Иран в плацдарм для военных действий против Великобритании, а затем и против СССР. К августу 1941 года число тайных агентов достигло несколько тысяч, в большинстве своём в областях, примыкающих к границе СССР. В Иране действовало четыре резидентуры: в Тегеране, Тавризе, Пехлеви и Мешхеде. Правящие круги Ирана во главе с шахом Реза Пехлеви открыто симпатизировали нацистам и не предпринимали никаких мер по пресечению деятельности гитлеровской агентуры. Германская разведка для прикрытия использовала легальные учреждения, прежде всего филиалы известных фирм: АЕГ, «Сименс», «Крупп», «Феррошталь», «Мерседес Бенц» и других. Представителями фирм обычно назначались сотрудники абвера, службы безопасности или старшие офицеры вермахта. На военных предприятиях Ирана трудилось немало германских специалистов. В полиции и жандармерии работали десятки советников и инструкторов. В целом в Иран въехало более 6500 граждан Германии. С помощью фирм гитлеровцы доставляли в Иран оружие и амуницию, необходимые для оснащения военизированных групп. Будущие диверсанты обучались методам и тактике диверсионно-разведывательных действий.
Советское правительство неоднократно пыталось повлиять на Реза-шаха, но результатов не добилось.
Несмотря на прогерманские настроения шаха и личные призывы Гитлера,тот не решался вступить в войну на их стороне, и немцы развернули подготовку для его свержения. С этой целью в Тегеран тайно прибыл глава абвера адмирал Канарис.
Но переворот, назначенный на 28 августа, не получился: СССР и Великобритания двумя днями раньше ввели в Иран свои войска. При этом Советский Союз действовал в соответствии со статьёй 6 Советско-иранского договора 1921 года. Советские войска были введены на север Ирана, британские – на юг. Реза-шах отрёкся от престола и выехал в Южную Африку. Позднее, в конце 1942 года, в южные иранские порты высадились и американцы.
Услышав про Советско-иранский договор 1921 года, Балезин незаметно улыбнулся. Он присутствовал при его подписании и даже помнил точную дату – 26 февраля. А Георгий Петрович продолжал.
После ввода советских и английских войск правительство Ирана стало менять свои симпатии. Германской агентуре пришлось резко сбавить свою активность, а в ряде случаев уйти в подполье. Но она продолжала действовать, надеясь на лучшие времена. И они пришли. Если Германия в течение нескольких лет помогала Ирану, надеясь на его вступление в войну, а немецкие фирмы вкладывали солидные капиталы в его экономику, то в настоящий момент ситуация для иранцев резко изменилась, и в худшую сторону. Деньги обесценились, стоимость жизни возросла в несколько раз. Цена мешка муки превысила годовой доход среднего иранца. Всё это вызвало возмущение населения, а в ряде мест и демонстрации протеста и погромы продовольственных складов. Для наведения порядка власти ввели военные трибуналы, смертную казнь; митинги и собрания были запрещены. Сложившаяся ситуация создала благоприятную почву для возникновения различных, прогермански настроенных групп. Они внушали населению мысль о скором приближении германских войск к границам Ирана, и это было оправдано – большинство иранцев не читает газет и не слушает радио. Гитлеровскими агентами даже был разработан план всеобщего восстания.
Георгий Петрович, возможно, ещё многое добавил бы к сказанному, но Фитин взглядом дал ему понять, что достаточно, и тот смолк.
– Спасибо. Свободны.
Когда Георгий Петрович покинул кабинет, Фитин усадил Балезина напротив себя в кресло.
– Ну, в общих чертах ты всё, что нужно, услышал. Теперь поговорим в частном.
Он достал из ящика стола фотографию. С неё на Балезина смотрел молодой мужчина с круглым лицом и светлыми, зачёсанными назад волосами; от правого глаза до уха тянулся небольшой шрам.
– Знакомься: Франц Майер. На момент прибытия в Иран в 1940 году был в звании штурмбаннфюрера СС. Не удивлюсь, если за три года работы пошёл на повышение.
Умён, инициативен. До войны некоторое время работал в Советском Союзе как представитель одной из германских фирм.Неплохо говорит по-русски, по-персидски, является большим мастером перевоплощения: может сойти за торговца, имама, офицера иранской армии. Дополнительные приметы: высок ростом… сколько у тебя, поднимись?
Балезин встал.
– Метр восемьдесят пять.
– Почти, как ты, даже чуть повыше. И ещё: на груди следы ожога – результат полученного во время польской кампании ранения.Так вот, Майер курирует все резидентуры в Иране. Может работать и нелегально и легально, как представитель фирмы «Мерседес Бенц».
Фитин смолк, потёр покрасневшие от недосыпания глаза, на минуту задумался.
– А теперь самое главное. Вас, товарищ Балезин, – когда речь заходила о чём-то крайне важном, Фитин переходил на «вы», – должен интересовать Тегеран, особенно его центральный район, где сосредоточены посольства, банки, представительства различных фирм и прочие важные учреждения. По нашим ориентировочным данным резидентом в центральном районе Тегерана является… не догадываетесь кто?
– Уж не Лоренц ли?
– Он самый – ваш информатор, социал-демократ по партийной принадлежности.
– Напрасно иронизируете, – с обидой в голосе произнёс Алексей. – Информацию о 22 июня он дал правдивую. И события показали…
Но Фитин его резко прервал:
– Об этой информации забудем. А в его социал-демократию никто не поверит. Лоренц был и остаётся нашим врагом. И, к сожалению, опытным, умелым и коварным врагом.
Теперь Балезин стал понимать, зачем его так спешно отозвали из Швеции. Фитин словно читал его мысли:
– Мы отозвали вас потому, что вы единственный, кто знает Лоренца в лицо. А впрочем, вам не впервой: помнится, три года назад, отправляя вас в Швецию. Я говорил то же самое.
Фитин поднялся, Балезин последовал его примеру. Выражение лица начальника службы внешней разведки НКГБ СССР было на редкость серьёзным, даже суровым.
– Товарищ Балезин, Алексей Дмитриевич, руководство очень надеется на вас. Ваша задача выявить Лоренца и связанную с ним немецкую агентуру в центральном районе Тегерана. Срок – не позже 1 ноября. Все вопросы будете решать на месте с помощником военного атташе полковником Гладышевым. В вашем распоряжении будут два человека. Он укажет, кто конкретно. Контакты с представителями разведок наших союзников, в первую очередь с англичанами, допускаются. На подготовку две недели. Ну, – он протянул руку, – желаю успеха!