Я подумала: некоторые люди верят чему угодно. Ненавижу тех, кто наживается на слабых или больных, давая им ложную надежду, тогда как полагаться следует на медицину и науку. И вот когда я принялась гладить себя по головке – уж я-то поступила в Стэнфорд за настоящей наукой, – они начали показывать слайды, более уместные на уроках химии или биологии.
Двойное слепое рандомизированное плацебо-контролируемое исследование[47]
Влияние чая на вес тела, энергетический метаболизм и восстановление после стресса
Напиток с катехинами зеленого чая, кофеином и кальцием: увеличил суточный расход энергии в состоянии покоя на 106 ккал (4,6 %) у тридцати одного молодого человека худощавого телосложения.
В ходе двенадцатинедельного исследования с применением экстракта зеленого чая (GTE, 750 мг), содержащего сто сорок один мг катехинов, при участии шестидесяти человек, ведущих сидячий образ жизни и имеющих избыточный вес (ИМТ: 27,7), было отмечено повышение уровня расхода энергии и снижение массы тела, несмотря на отсутствие изменений в рационе.
В ходе шестинедельного исследования с применением черного чая семьдесят шесть испытуемых мужчин были разделены на две группы. Половина получала напиток из чая с кофеином, половина – плацебо с кофеином. Обеим группам предлагались сложные задания, измерялись уровни кортизола, кровяного давления, тромбоцитов и самооценки стресса до и после. Через пятьдесят минут после выполнения заданий уровень кортизола снизился на 47 % в группе, получавшей чай, по сравнению с 27 % в группе, получавшей плацебо.
Внезапно я поняла, что передо мной результаты серьезных экспериментов. Выступающие показывали слайды с процентным содержанием химических веществ, дозировками и методологией исследований для разных возрастных групп, полов и стран в работах, которые касались толерантности к глюкозе, сердечно-сосудистых заболеваний, плотности костей, когнитивных функций, нейродегенеративных заболеваний и, конечно же, различных видов рака. Результаты варьировались от «убедительных» до «в лучшем случае двусмысленных». Не то чтобы звучало это очень убедительно, но я была заинтригована, и вовсе не потому, что успела выпить до начала семинара вторую порцию «Сенча флип». В конце дискуссии я попросила визитки у всех участников, среди которых была доктор Барри – позже она согласилась на мое участие в ее исследованиях.
Чувствуя легкое головокружение, я прошлась по выставке, и она оказалась такой же, как и любая другая: стенды-столики и множество продавцов – от английских дам до промоутеров кенийских чайных плантаций, от японских женщин в кимоно, проводящих официальную чайную церемонию, до портлендских хипстеров с продукцией на основе цветов. Я остановилась на мгновение, чтобы посмотреть, как молодой красивый китаец лет на пять или около того старше меня разливает для усевшихся у столика посетителей чай, позволяя жидкости переливаться через край. Довольно неряшливо и совершенно не похоже на элегантность церемонии на японском стенде. Парень заметил, что я наблюдаю за ним, и пригласил присоединиться. А когда я замешкалась, процитировал китайскую пословицу: «Каждое проходящее мгновение – проходящая жизнь, каждое мгновение жизни – это сама жизнь». Кто говорит такое незнакомой девушке? Я точно не слышала таких фраз раньше, поэтому подошла и села. Он представился Шоном Вонгом и, наливая чай из стеклянного кувшина в белую фарфоровую чашку, предложил:
– Вот. Я хочу, чтобы вы попробовали мой пуэр.
Первый глоток жидкости расцвел у меня во рту, горечь отделилась от сладости. Парень наблюдал за моей реакцией, улыбался скорее себе, чем мне, а затем последовательно заварил еще несколько сортов пуэра, причем каждый следующий был вкуснее предыдущего. В одном чае обнаружился настолько сильный хуэйгань – так мой новый знакомый назвал его действие на дыхание, сопровождающееся раскрытием грудной клетки, – что на мгновение у меня закружилась голова.
– Это все потому, что вы пьете историю, – объяснил он.
Его смех заставлял мое сердце биться. И честно говоря, я едва могла отвести от него глаза: острые скулы, внимательный взгляд, волосы блестят, будто черный лак. Он держался дружелюбно и явно отлично разбирался в чае. А то, как небрежно он наливал ценный напиток, позволяя ему переливаться через края маленьких чашечек, что означало изобилие, странным образом завораживало. Мне казалось удивительным, что мой новый знакомый принимает участие в подобной выставке, поскольку и в школе, и теперь, в Стэнфорде, заполненном богатыми молодыми людьми из КНР, меня окружали парни и девушки, стремящиеся к успеху и карьере, а не торчанию за стендом.
Не знаю, что заставило меня это сделать, но я упомянула о своем чайном блине. Хвасталась, наверное. Или хотела продлить время, проведенное с ним. Шон был заинтригован.
– Говорят, самый ценный чай можно найти именно здесь, в Южной Калифорнии, – сказал он. – Самая распространенная история: сто лет назад его привез кто-то из путешественников в качестве подарка или платы за что-то.
– Насколько ценный? – спросила я.
– В прошлом году блин пуэра весом триста девяносто граммов был продан на аукционе за один и две десятых миллиона гонконгских долларов. Это около ста пятидесяти тысяч долларов США.
– Мой чайный блин столько точно не стоит, – вздохнула я.
– Откуда вы знаете?
На следующий день я принесла чайный блин, чтобы узнать, может ли Шон или кто-то другой рассказать мне о нем. Как ни удивительно, мигом набежали потенциальные покупатели, готовые заплатить за блин непомерные деньги, но Шон выдвинул самое заманчивое предложение:
– Как человек ищет чай, так и чай ищет человека. Поедемте со мной в Китай на неделю. Мы совершим паломничество к месту происхождения вашего чайного блина. Доверьтесь мне. Я обо всем позабочусь.
Паломничество к месту происхождения…
– Я все равно туда собираюсь, – добавил он. – Вы можете воспользоваться мной. Моим опытом, я имею в виду…
Итак, я не была до конца откровенна с профессором Хо, моими родителями и даже с самой собой. Конечно, я полностью увлечена проектом, который мне посоветовала профессор Хо, и по проекту Тафтса в моем ноутбуке полно материалов, и для доктора Барри я просмотрела в лаборатории множество образцов чая. Все это станет фундаментом моего собственного исследования. Скоро я встречусь с китайскими крестьянами и лично соберу листья и почки… Я собираюсь выиграть награду Стэнфорда! Но в Шоне было… было что-то такое, что заставило меня согласиться на его предложение, причем идея отправиться в Китай с проводником, знающим и язык, и чай, не являлась основным мотивом.
Я вернулась в Стэнфорд, и какое-то время мы с Шоном общались по электронной почте. Однажды, когда я приезжала на зимние каникулы, мы встретились у него дома, чтобы обсудить план поездки. Я догадывалась, что он богат, поэтому не удивилась адресу в Пасадене, практически за углом от переулка Колибри. Однако оказалось, что там стоит не просто дом, а старинный особняк, построенный в свое время для какой-то большой шишки. По моим прикидкам, его нынешняя стоимость – плюс-минус пятнадцать миллионов долларов, а это значит, что Шон не просто богат, а сказочно богат.
Снаружи дом выглядел красивым и ухоженным, а внутри шел ремонт – все вверх дном. Мы прошли сквозь стройку к старым хозяйственным помещениям. В комнатах было уютно и тепло. Между нами что-то могло возникнуть, но Шон говорил исключительно о делах, и я тоже. Нужно, чтобы так оставалось и впредь. В каждом населенном пункте на маршруте у нас забронированы отдельные номера. В моей электронной почте хранятся подтверждения, доказать нетрудно. Кроме того, ничего не случится, если его не окажется в этом самолете…
Как только гаснет табло «пристегните ремни», я иду в носовую часть самолета, миную занавес, отделяющий эконом от бизнес-класса, с таким видом, будто и сама лечу бизнесом. В салоне большинство – китайцы. Примерно половина из них пьет шампанское.
Стюардесса спрашивает: «Вы летите здесь?» Попалась! Вернувшись на свое место в экономе, я достаю ноутбук и пытаюсь работать. Я собрала много материала о месте, куда лежит мой путь, и хочу быстренько выяснить, есть ли отличия в том, как разные горные племена используют чай в ритуалах и в народной медицине, а также как они обрабатывают его для питья. И вот уже я скольжу вниз по кроличьей норе…
Примерно через час мужской голос произносит:
– Надо было сказать мне, что вы интересуетесь этническими меньшинствами Юньнани.
Это Шон. Он опирается локтем на сиденье передо мной, его рука свисает всего в нескольких дюймах от моего лица. Он выглядит невероятно элегантно – так я никогда не говорила о парнях.
– Я опасалась, что вы опоздали на самолет. – Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но не уверена, хорошо ли получается, потому что так рада видеть Шона, что мысли путаются.
Уголки его губ слегка приподнимаются. Не улыбка. Не ухмылка. Я понятия не имею, что у него на уме.
– Я знаю нескольких крестьян из числа дай, буланов и акха, – говорит он. – Все пишут о дай, потому что их много и у них есть своя письменность. – Рука, свисающая передо мной, отбрасывает эту идею как недостойную. Кажется, Шон мысленно пробегает по списку, отмечая каждое племя, потом говорит: – Вас могут заинтересовать акха, потому что их культура очень похожа на культуру кри[48]. Это анимистическая культура. У каждого живого существа есть душа.
– Я читала о них и о кри. Вот только у акха, как и у коренных американцев, плохая репутация. Они безрассудно расточительны, пьют, принимают наркотики…
Его глаза вспыхивают.
– Легко поддаться стереотипам! – Ну я же не говорила, что верю в это. – Вы, на Западе, считаете, что индивидуум превыше всего, но человек акха считает себя одним из звеньев длинной цепи жизни, примыкающей ко всем другим звеньям людей и культур; именно эта коллективная волна выбрасывает новорожденного на берег жизни.