Под сенью проклятия — страница 14 из 66

Она смолкла. Мы вдвоем начали любоваться алыми полотнищами, что расстелило по двускатным крышам заходящее солнце.

В кремль подвода въехала не останавливаясь. Сначала мы миновали ворота в могучей стене, потом, оглянувшись, я увидела две круглые башни, что стояли у врат по бокам. Подвода свернула влево и загромыхала по объездной дороге, вдоль высоченной стены, утканной башнями из темного камня.

Справа курчавились сады, над которыми возносились в небо дивные терема — высоченные, с острыми крышами, обзорными вышками и луковками куполов.

— У верчей и терема на особицу. — Изрекла Саньша. — Так поглядеть — сплошное баловство, башенки да беседки на верхотуре. А на деле все разбирается в миг. И каждое бревнышко, слышь-ка, заостренное, ровно стрелка. Только вместо лука их мечут по воздуху ведьмы чистоградские. Далеко-далеко забрасывают, до реки по ту сторону. А захотят, могут и до слободок.

Я глянула с изумлением.

— Что, не веришь? Вот погоди, скоро Свадьбосев, ведьмы в кремле будут действо устраивать. Народу съедется — тьма! И из Цорселя послы прибудут.

Цорсель? Я уже было разинула рот, чтобы спросить, но тут Саньша взвизгнула:

— Павлины! Глянь, там!

И я забыла обо всем. На маленькой лужайке, уже начавшей прятаться в тени, красовались дивные птицы. Одна из них распахнула хвост.

Потом подвода свернула вправо и поехала вглубь садов. Из-за деревьев заблестели огни — нас встречали. Когда подвода остановилась, в последний раз громыхнув колесами, перед ней возвышалось громадное каменное здание на три поверха — палаты верча Яруни.

Соскочив с подводы, я подхватила корзину, взвалила на спину узел. Морислана уже стояла перед широким крыльцом с каким-то мужиком, охающую Аранию служанки вели в палаты под руки. От лестницы подбежали молодые прислужники в светлых рубахах, начали выгружать сундуки.

Идя вслед за Саньшей, бодро топавшей ко входу в палаты, я прошла мимо госпожи матушки и мужика, с которым она беседовала — тутеша, судя по виду. Одет он был богато, в верхнюю рубаху из блестящего синего шелка. Под короткими, по локоть, рукавами и в распахнутом вороте белела нижняя сорочица. Вот уж не думала, что и мужики такое носят. На вид господину было за сорок, под курчавую бородку с щек убегало несколько морщины.

Говорили они тихо, шепотом. Мужики у подводы гремели окованными сундуками, заглушая их беседу. Да только бабка Мирона сызмальства учила меня слушать сердце, а потому я с легкостью их слова расслышала.

— Завтра пир. — Это сказал мужик в синей рубахе. — Велено пригласить и тебя, госпожа, и твою дочь. Однако твое место будет на королевском мосту, а дочери велено сесть за стол верча Медведы. Не нравиться мне все это.

— Я пойду. Мы пойдем. — Судя по сведенным вместе бровям моей матушки и холодному тону, идти ей вовсе не хотелось. — Мы что-нибудь придумаем. И будем начеку.

Тут я ступила на лестницу. Слова их утонули в грохоте сундуков.

К деревянному терему, возведенному над каменными палатами, шла раскидистыми пролетами громадная лестница. Мимо нас стрелой промчались вниз Вельша и Алюня — теперь им нужно было отвести наверх Морислану, держа ту под руки, чтобы не утруждала белы ноженьки подъемом. Я поднималась, любуясь каменной резьбой на стенах и лестничной оградой из точенных жердин, глазея с восторгом на подсвечники, что вырастали прямо из стен, как диковинные цветы. На последней ступеньке нас поджидал Рогор.

— Ты — туда! — Немногословно приказал норвин Саньше. И ткнул пальцем в левую половину терема, где свету было поменьше. — А ты — за мной!

Он размашисто зашагал в правую половину терема, я заспешила следом.

Под жилье мне отвели светелку, дверь которой выходила в покои, занятые Морисланой. Один угол в ней занимала малая печка, другой — кровать с периной. А посередке и под окном оставалось ещё довольно места, чтобы сушить травы. Я огляделась и принялась разматывать завернутые в одежку запасы.

Ни одна из травок не попортилась в дороге. Даже те, что не успели высохнуть на сеннике, плесенью не пахли. Зато подаренные роскошные платья помялись, и это меня не порадовало. Я скинула с кровати перину, тщательно разложила на досках все три одежки, одну поверх другой. Укрыла поверху своей шалью из узла, чтобы защитить их от пуха.

Вот и ладно будет — мне спать, а им разглаживаться.

Тут в дверь постучали. Тонкий голос Алюни возвестил:

— Госпожа Морислана зовет!

Я спешно прикрыла платья периной, выскочила за дверь. Хозяйка дожидалась меня в крайней светлице своих покоев, замерев у окна.

— Подобру тебе, госпожа Морислана!

В ответ на мой поклон она кивнула — мол, подойди. Я сделала несколько шагов и бросила взгляд в окно за её спиной.

Если из моей светелки виднелась только крыша, шатром встающая напротив и озаренная далекими огнями, то из господского окна открывался вид на сад, где под кущами деревьев кто-то уже засветил ночники. Освещенная снизу листва расстилалась под окном подсвеченным узорочьем, а дальше сияли огнями палаты других верчей.

— Да, — Морислана проследила мой взгляд. — Здесь красиво. И опасно. Чего ты хочешь, Триша?

Я глянула изумленно. Может, и её чем-нибудь опоили? И когда успели, разве что в дороге исхитрились?

— Нет, я помню — мы с твоей наставницей договорились о бельчах для тебя. И о платьях. — Задумчиво сказала хозяйка. Ласточкины крылья-брови на гладком лице чуть дернулись, поднялись на концах. Словно птица приготовилась сесть. — Однако сейчас я спрашиваю тебя. Чего ты хочешь от жизни?

Это было мгновенье, когда в моей голове пронеслось множество мыслей. Сказать Морислане о проклятии? Но если оно как-то связано с ней самой? И она не захочет, чтобы его сняли?

В общем, в конце концов я сказала совсем не то, о чем подумала:

— Хочу вернуться домой. Богатой.

Морислана насмешливо прищурилась. Не поверила, поняла я.

— Одни бельчи на уме? В твоем-то возрасте?

— Хочу много бельчей. — Я пожала плечами. — С бельчами всяк тебе рад. И ещё хочу узнать имя моего отца.

— К чему оно тебе? — Морислана глянула замкнуто, холодно. — Он мертв, его земельный надел отдан другому, родни нет, все померли. К чему тебе несуществующее имя несуществующего человека? Однако.

Она сделала паузу. Моей матушке чего-то от меня надо, сообразила я. Потом припомнила разговор, что подслушала сегодня на ступеньках. Может, это что-то, связанное с пиром?

Но кое-что Морислана мне уже открыла. Стало быть, мой отец был земельным. Как Онята, как её муж Эреш. Ишь ты, значит, я со всех сторон из господ.

— Тем не менее я готова назвать тебе его имя. — Сказала Морислана. — Однако в ответ хочу преданности. Случилось кое-что неожиданное. и все придется менять на ходу.

Я кивнула. Менять так менять.

— Завтра будет пир. — Негромко бросила Морислана. — С плясками. Туда пригласили меня и мою дочь. Причем меня король желает видеть за своим столом.

Я чуть было не спросила — а с чего бы? Но глянула на прекрасное даже в полутьме лицо моей матери и промолчала. И так ясно.

Непонятно было другое. Как господин Эреш со спокойным сердцем отпускает эту королевишну в столицу? Одну, безмужнюю, по пирам скакать.

— Но Арания сядет отдельно. Ей определили место за столом верча Медведы. — Беспокойно продолжила Морислана. — С одной стороны это хорошо, потому что именно сына верча Медведы я прочу в мужья своей дочери.

— А сын графы как же?! — Я изумилась, вспомнив все, что сказывала мне несколько дней назад бабка Мирона.

Морислана утомлено вздохнула.

— Женщина моего положения не выкладывает деревенской бабке все, что хочет сделать.

Восемь верчей на все Положье, вспомнила я. Восемь — и выше их только сам король. Моя матушка желает, чтобы её младшая дочь навечно угнездилась в здешних палатах. Вот это да!

— Но с другой стороны, сидеть за столом верча Медведы опасно. — Голос Морисланы дрогнул. — Жена верча не собирается посылать сватов в мой дом. А в прошлый приезд я слишком много спрашивала о предпочтениях юного Согерда. И боюсь, она меня заподозрила. Король почему-то захотел видеть меня за своим столом, хотя мне это не по чину. А моя дочь сядет одна. Случится может всякое.

Я кивнула. Морислана передохнула и жестко закончила:

— Поэтому ты пойдешь с ней на пир. Сядешь рядом, и будешь охранять. Пробуй все, что покажется подозрительным, опрокидывай блюда на пол, если что-то не так. Твоя неуклюжесть и дурные манеры только позабавят окружающих. Даже если кто-то заподозрит что-то, главное, чтобы Арания осталась после этого пира в добром здравии. От этого зависит даже больше, чем ты думаешь. Мы назовем тебя её двоюродной сестрой, которая осталась без родителей. Станешь госпожой. нет, не Триферьей. Просто Тришей. Госпожа Триша — звучит вполне прилично.

— Да я не рвусь в госпожи. — Безрадостно ответила я. — И потом, может, лучше не идти? Оставьте Аранию дома, вот и все.

— Нельзя. — Матушка качнула головой. — Приглашение сделано так, что отказать — пощечине подобно. Ты получишь много бельчей, поняла? И между делом присмотришься к Согерду. Его матушка все время начеку, ястребом за ним приглядывает, вместе со своей травницей. Однако нужно найти способ накормить его приворотным. Как бы ещё сделать так, чтобы этого не поняли.

По правде говоря, это было не мое дело — давать приворотное. Но бельчи, поход в Ведьмастерий и имя моего отца были достойной платой за многое.

— Я поговорю с Аранией. — Решительно сказала Морислана. — Алюня приготовит для тебя подходящее платье. И причешет твои волосы. Главное, помни — нос вытирают не рукавом, а платком, который для этого прячут в рукаве.

Я кивнула и спросила последнее, что хотела узнать:

— А что за страна Цорсель?

— Ты этого не знаешь?

Матушка глянула на меня, удивленно скривив губы. Я ощутила, как сами собой сходятся на переносице брови.

— Не довелось узнать.

— Цорсель — громадная страна на западе. — Она едва заметно вздохнула. — Когда-то она была гораздо меньше. Но потом Цорсель пошел войной на Норвинию, на родину моих предков, что лежит. лежала далеко на севере. И Норвиния пала. Судьба людей, что жили там, печальна. По-настоящему спаслись лишь те норвины, кто бежал сюда, в Положье.