Веньша снова засмеялась, потом улеглась, Улея нависла над ней с веником. Я соскользнула с полока, быстро омылась, собрала полувысохшие сорочицы и выскочила.
Солнце уж село, но вдоль дорожек сияли ночники — желтые сальные свечки, прикрытые от ночного ветерка пузырями из слюдяных кругляшей. Сверчки пели, даже лягушка где-то квакала. Тоже одна-одинешенька, навроде меня.
Я нарочно в этот раз поднялась от переднего входа, по главной лестнице. Жильцы, сторожившие дворцовые двери, со мной поздоровались хором, дружно. Я ответила, опустив глаза, проскочила мимо них мышкой. А на четвертом поверхе встала и огляделась.
Плохо то, что в проходе с дверями никого не оказалось. Ни души. И в тот день, когда нас вызвали к королю-батюшке, тут, на проходе тоже безлюдно было. Жильцы, что охраняли короля Досвета, стояли внутри, в его покоях.
Выходит, мне нужно не просто зайти к покойному королевичу — но и устроить так, чтобы меня заметили у здешней двери. А ещё от Арании избавится на вечер-другой. Каждый день сорочицы за ней перестирывать не будешь, ещё заподозрит да следом пойдет. Не велик труд, да велика докука.
Я припустила по лестнице.
Госпожа сестрица сидела на кровати, начесывая кудри при свете свечи пивом на меду, чтобы блестели наутро. Училась понемногу за собой присматривать. Увидев меня, она кинула гребень на кровать и завопила:
— Ты где была? То ли стирала, то ли заново те сорочицы ткала!
— Употела, вот и пришлось помыться. — По-доброму, тихим голосом пояснила я. — Не потной же идти завтра к королевишне? Ещё обдам её своим духом мужицким, враз сомлеет наш великий принцесс.
— Это да. — Согласилась Арания. И хихикнула, не удержавшись. — От твоего духа непременно сомлеет. А то, что Фуйдель её, с которым она по горнице скачет, весь потом пропах, да притом старым потом, не одного дня, того и не чует.
— Он из цифилизованный страна. — Укорила я сестру. — У него, может, даже пот сфет несет. И яблоневым цветом отдает. А разве его не Флювель зовут?
Арания снова хихикнула.
— А Фуйделем ему краше, идет больше. И дух от его пота самый обычный, я уж учуяла, как он мимо проходил. У отца на границе воины лучше пахнут, даже там баню раз в седьмицу ладят. А этот, видать, и слова такого не знает. Я тебе на кровать кинула книжицу. Давай хоть по слогам, да почитай, пока спать не легли.
Я развешала полувысохшие сорочицы за печкой, взялась за книгу. Протянула:
— Шу-тер, о-те-ц.
Ох и трудное дело грамота. Арания тем временем дочесала волосы и достала из ларя серебряное зеркало. Уткнулась туда взглядом. Сейчас, пока все кудри в зеркальце не переглядит, и каждую щеку заново не изучит — не вскочил ли где прыщ? — не успокоится.
— Слышь, Арания. — Неспешно сказала я, загородившись книгой. — Что-то не подпускает нас к себе королевишна. По-простому, по-девичьи, с нами не болтает.
Сестра надула губы.
— Она — великий принцесс. Мыслимо ли дело, болтать по-девичьи в её положении? Да её корона ждет, трон королевский! А мы кто?
Я чуток помолчала, давая Арании время остыть. Снова начала:
— А мне так кажется — ей, бедной, никогда и болтать не приходилось. Ей же все только кланяются, слова человеческого никто не скажет. А ведь она тоже девка. Знаешь, о чем все девки думают?
— Ну и о чем же? — С насмешкой сказала Арания.
А сама даже зеркальце отложила.
— О женихах. — Открыла я ей истину, которую не раз слышала от жены Арфена-мельника. — Хочешь к ней поближе стать — так предложи ей погадать. На жениха и всяко.
Брови у Арании взлетели вверх.
— Как? На венки я гаданье знаю, с запертым колодцем тоже. воск в воду лила, в зеркало глядела. Только все эти гаданья глупые, я их пробовала, толку чуть. В эту весну по венкам вышло, что замуж выйду, да за богатого жениха. Я уж было о Согерде размечталась. Да только померла моя маменька, теперь о нем и думать не приходится. А так была бы я верчева женка, великая госпожа.
Она пригорюнилась, даже зеркальце опустила.
— Может, оно и к лучшему. — Утешила я. — А гадать надо на святом. К примеру, на ржи — её людям сама Кириметь-кормилица послала, для прокормления. Божье зернышко, как у нас в селе говорят. И что хорошо, для гадания на ржи нужна помощница.
Чтоб считать хорошо умела. Уяснила?
— Да-а. — выдохнула Арания. Рот у неё приоткрылся, глаза затянулись паволокой. — Для такого всякую сенную девку не позовешь. Тут-то мне и дорога.
— Вот-вот. — Поддакнула я. — Значит, слушай — гадать на ржи надо ввечеру, но так, чтобы солнышко ещё светило. В огне рожь горит, поэтому при зажженной свече гадание не ладится. Насыпаешь в решето ржаное зерно, ставишь на подзор под окном. Окошко растворяешь. Та девка, что гадает, должна желание загадать, а потом зерно рукой помешать и пригоршню набрать. Другая из той пригоршни зерно считает. Коли парное число выйдет, значит, загаданное сбудется. Непарное — не бывать тому.
— Как бы это подать великой принцесс. — Протянула Арания. — Как бы ещё так рассказать.
Я книгу захлопнула, улыбнулась.
— Да запросто. Вот как завтра пойдем гулять, я тебя спрошу о гаданьях. А ты мне все то, что я рассказала, повторишь. Правда, постараться нужно, чтобы у принцесс от тех слов глаза разгорелись.
— Уж я постараюсь. — Мечтательно пообещала мне Арания. — Уж я так постараюсь.
И осеклась.
— А вдруг нагаданное потом не сбудется?
— Не боись. — Твердо сказала я. — Зерно-то она своей рукой наберет, так? Можно сказать, сама гадать будет, с тебя только счет.
И потом — кто не любит рисковать, тому медвежью шубу не носить. Так у нас в Шатроке говорят.
— Желание надо вслух произносить? — С дрожью спросила Арания.
— Про себя. Я вот что думаю — скучно ей жить, великой-то. Даже если правду не выгадает, так хоть развлечется. Оживет малеха.
— Да, можно. — Медленно сказала Арания. — Если великий принцесс своего желания вслух не выскажет, то и сраму ей потом никакого не будет. А я с того подняться могу.
— Во-во. — Поддержала я.
На следующий день, едва мы отошли от дворца, Арания пихнула меня локтем. Пора начинать, поняла я. Хихикнула для порядка, вздохнула долго, жарко. И сказала голосом попроще, поглупей:
— Свадьбосев скоро. а у нас об эту пору девок на свадьбы уговаривают. Кто сильно уговорит, тот сразу и сватов засылает. А потом на Свадьбосев свадьбу играют. Охо-хо-нюшки, где-то наши с тобой женихи гуляют? И есть ли они вообще?
Свет-королевишна вроде как не слышала, однако юбки по дорожке сразу начали мести медленней.
— Есть ли, нет ли, это только боги знают. — Сильным, уверенным голосом ответила Арания. И убавила шаг, чтобы Зоряне в спину не врезаться. — А если так не терпится про женихов узнать, так можно погадать. Хоть и не всякое гаданье правду открывает. Вот мне одна бабка рассказывала о гадании на ржи — оно, говорят, самое верное. Будет время, ужо тебе погадаю.
Тут королевишна оступилась. Арания скользнула к ней ужом.
— Ах, великий принцесс! Ножку не подверни. Дай-ко поддержу.
И прилепилась к локтю Зоряны. Та вольно облокотилась на сестру, пробубнила сдавлено, точно у неё зубы болели:
— Стану королевой, непременно прикажу все дорожки гладким камнем выстелить. Так что там за гадание?
Арания перегнулась, приникла к уху королевишны. Зашептала жарко, так что я едва расслышала:
— Мне о том гадании, великий принцесс, старая ворожея рассказала. Я и сама его пробовала. Вышло, что вскорости хорошего жениха найду. Или перед Зимнепроводами, или потом.
Я только головой покрутила. До чего же ушлая девка — такую и в ступу ложь, а пестиком все одно не вобъешь, вывернется.
— А что для того надо? — Пробубнила королевишна.
— Решето частое, ржаное зерно с самого верха сусека, блюдо серебряное. — Зачастила Арания. — Ну и помощницу бы позвать, которая все про это гадание знает, считать умеет.
— Да враки все это, чай. — Сказала Зоряна. Но голос у неё уже поменялся, и слышно было, что королевишне загорелось попробовать.
— Может, и враки, великий принцесс. — Задорно прощебетала Арания. — За что купила, за то и продаю, как узнала, так и говорю.
А только перед самым Свадьбосевом судьбу свою девичью узнать — самое то. В это время, говорят, сама богиня Кириметь по земле бродит, зерно, что в борозду легло, освящает.
— Ну-ну. — Ответила принцесс. Выпрямилась, отняла руку у Арании, зашагала живей.
По голосу было понятно, что выждет немного для порядка и призовет для гадания. Не сегодня, так завтра.
Дан Рейсор в тот день был злее, чем обычно. Хотя и раньше неласков был, но сегодня прямо зверем смотрел. То ли съел чего, то ли встал не с той ноги. Урок был о том, как император цорсельский садится за свою вечернюю трапезу.
— Перффый за стол садится феликий осоп император. Перед ним стафят перфое блюдо, и он его ф-фкушает. Потом, если император благофолит, он делать снак, и за стол садиться его супруг, мать и дети. Затем император пробует фторое блюдо. Если он делать снак, за стол садиться феликий герцоги Цорселя. После третьего блюда император может соблагофолить, и за стол садиться прочие.
Я внутри похихикала, понятно. Что за ужин такой — сам сел в середке, лопает блюдо за блюдом, а прочие на него глядят, как собаки знака ждут, чтобы к миске подсесть. И не только чужие, но и родимая мать, женка и дети. Коли так, лучше и вовсе никого не звать. Ешь в однёху, чего заставлять других слюни глотать.
— Это делаться для тофо. — Возвысил дан Рейсор голос. — Чтопы никто из благородный не есть фперед император. И чтопы помнить, что сфой еда они фкушать только по милости феликий осоп император.
И вдруг шагнул ко мне, шлепнул ладонью по столу.
— Пофторить! Быстро!
Не на ту нарвался. Мне Мирона ещё длиннее речи закатывала, а потом требовала повторить. А дурости, которые устраивает «феликий осоп император», гораздо забавнее, чем цвет, жилка и лист у калюжницы. Вот там — скукота. А ведь помимо цвета, жилки и листа, ещё нужно было запомнить, куда идет лист свежий, лист сушеный, лист вареный, пареный и толченный, куда стебель, куда корень, а куда цвет. Да ещё где растет, в какое время из земли росток дает, да когда цветет. Вот уж где ум сломаешь, пока запомнишь.