Услышав об этом, старейшины воскликнули:
– Ну и ну, не каждому выпадает такая удача. Завтра же, улучив удобный момент, мы доложим об этом его светлости.
Тем бы дело и кончилось, если бы не самурай по имени Аосаки Хякуэмон, отвечавший за охрану замка. Был он человеком чванливым и упрямым, а потому в свои сорок с лишним лет так и не обзавелся женою и вечно ходил с надутым видом. Однако по праву принадлежности к семье наследственных вассалов сёгуна и в память о заслугах его отца, Хякунодзё, он пользовался почетом, получал высокое жалованье, и окружающим поневоле приходилось сносить его выходки.
Услышав рассказ Кинная о русалке, Хякуэмон поморщился, давая всем понять, что не верит ни единому его слову.
– Я бы не стал докладывать его светлости о том, чего не видел собственными глазами, – нарочито громко проговорил он, обращаясь к сидевшему в дальнем конце зала слепому рассказчику[144]. – Всем известно, что у птицы есть крылья, а у рыбы – плавники. Эти твари весьма проворны, когда дело идет об их жизни, и так просто в руки не даются. У меня в саду вырыт маленький пруд шириною в четыре-пять кэнов[145], не больше, я держу в нем золотых рыбок. На днях я принялся для потехи стрелять в них из игрушечного лука, выпустил более двухсот стрел – и что же? Ни одна не попала в цель. Как видите, даже эту живность убить совсем не просто. На свете не существует ни оборотней, ни чудес. Все это выдумка. Не удивляемся же мы тому, что у обезьяны красная морда, а у собаки четыре лапы.
В ответ на эти разглагольствования глава службы тайного надзора Нода Мусаси возразил:
– Вы рассуждаете так потому, что подходите ко всему необъятному миру с мерками своего поместья. Между тем в горах и морях за десятки тысяч ри отсюда наверняка водится немало диковинных существ. А сколько всяких чудес случалось в старину! Известно, например, что во времена семнадцатого императора Нинтоку[146] в земле Хида на свет появился младенец с двумя лицами. При императоре Тэмму[147] в одном из горных селений Тамбы родился бык с двенадцатью рогами[148]. А во времена императора Момму[149] пятнадцатого дня шестого месяца четвертого года эры Кэйун[150] в нашу страну из-за моря прибыл демон ростом в восемь дзё, толщиною в дзё и два сяку[151], с тремя лицами. Если подобное случалось в старину, почему в наше время нельзя встретить русалку?
Хякуэмон побледнел, однако заметил в свойственной ему манере:
– И все же было бы славно, если бы Киннай-доно, раз уж он сподобился подстрелить русалку, привез ее с собой в качестве трофея.
Щадя самолюбие Кинная, кто-то из присутствующих поспешил перевести разговор на другое, но вскоре заступила на дежурство ночная стража, и все разошлись по домам.
Люди на свете разные. Вот и после этого разговора одни осуждали Хякуэмона, другие же смеялись над Киннаем: ну и горазд, мол, на выдумки! Не в силах снести обиду, Киннай задумал было убить Хякуэмона, но сразу оставил эту мысль. «Нет, – сказал он себе, – тогда все вокруг станут еще пуще надо мной глумиться, и я сойду в могилу, заслужив себе славу краснобая». Долго маялся Киннай, влача безрадостные дни, и наконец решился: «Коли не изменило мне еще самурайское счастье, я отыщу русалку, чтобы все убедились в правдивости моих слов, и пусть негодяй Хякуэмон не ждет от меня пощады».
В тот же день Киннай втихомолку покинул свою усадьбу и отправился к бухте Сакэкава. Там он нанял рыбаков, щедро оделил их деньгами и велел поскорее забросить в море большие сети, но выловить русалку им не удалось.
Опечалился Киннай, стал молить богов, повелевающих водной стихией, чтобы они сжалились над ним, но молитвы его не были услышаны. С утра до вечера бродил Киннай по побережью, разгребая водоросли и вздрагивая каждый раз при виде прибитого к берегу дерева. Мысль о тщетности поисков повергала его в отчаяние, и вот однажды, почувствовав тяжесть в груди, он взобрался на высокую скалу и, глядя на солнце, спешившее скрыться на западе, там, где простерлась Чистая Земля[152], скончался. Увы! – жизнь его истаяла, точно пена на воде.
Рыбаки сообщили властям Мацумаэ о смерти Кинная, но оплакать его было некому, за исключением единственной шестнадцатилетней дочери. Матушка ее занедужила и умерла год назад в пору осенних дождей. Теперь, потеряв еще и отца, девушка осталась одна-одинешенька на всем белом свете. «Взгляну в последний раз на милого батюшку и отправлюсь с ним вместе в мир иной», – решила она и выбежала из дома.
Между тем в доме Кинная жила молодая женщина по имени Мари, прислуживавшая ему в спальных покоях. Не забыв милостей своего господина, Мари не раздумывая бросилась вслед за девушкой. Как ни торопились они, ночуя где придется: то в поле, то на морском берегу, – добраться до бухты, где Киннай встретил свой последний час, им удалось лишь к концу третьего дня пути. Приникнув к телу отца, девушка залилась слезами. Горе ее было безмерно, она воздевала руки к небу, припадала к земле, билась, точно в судорогах, не страшась насмешливых людских взглядов. Наконец, наплакавшись вволю, женщины подняли мертвого Кинная на руки и приготовились вместе с ним броситься со скалы в море, но их остановил Нода Мусаси, прибывший сюда по приказу его светлости.
– Что вы делаете?! – крикнул он женщинам. – Разве вы не знаете, что Кинная погубил его недруг?
– Отец умер своей смертью, – возразила ему девушка.
Тогда Нода рассказал им, что Киннай умер, не стерпев оскорбления, нанесенного ему Хякуэмоном. Узнав об этом, девушка со слезами молвила:
– Этот Хякуэмон давно уже добивался моей руки, но отец всякий раз ему отказывал, вот он и затаил на него злобу. Какая низость! Я должна отомстить Хякуэмону за смерть отца!
Женщины пустились в обратный путь, но теперь уже не одни, а в сопровождении Ноды Мусаси. Чтобы они смогли осуществить задуманное, Нода, заручившись согласием своего господина, прислал им в помощники ронина Масиду Дзихэя.
И вот, когда Хякуэмон возвращался с прогулки в горах, Дзихэй выскочил из засады и, назвав свое имя, поразил его в правую руку. Не успел Хякуэмон выхватить меч левой рукой, как дочь Кинная бросилась на него с копьем, он попятился назад, но тут подоспела Мари и нанесла ему удар в самое сердце.
Исполнив свой долг, дочь Кинная заперла ворота усадьбы и в ожидании решения совета старейшин стала готовить себя к совершению сэппуку[153]. Не всякая женщина отважилась бы на такое, но ведь недаром была она дочерью самурая.
На следующий день старейшины собрались на совет, и все присутствующие, от высших до низших чинов, осудили Хякуэмона и высказались за то, чтобы дом его был уничтожен. Дабы род Тюдо не прекратил своего существования, дочь Кинная обязали взять себе приемного ребенка, каковым был объявлен Сакунодзё – младший сын самурая Имуры Сакуэмона. Что же до наложницы Мари, то в награду за проявленную ею доблесть она была выдана замуж за самурая Тои Итидзаэмона, младшего чиновника службы надзора, так что судьба ее устроилась наилучшим образом.
А спустя пятьдесят дней среди ночи пришло известие о том, что в бухте Китаура, где стоит святилище Касуга-мёдзин, выловлена диковинная рыбина. Это была та самая русалка, потому что из тела ее торчала стрела, выпущенная Киннаем. Все несказанно обрадовались этой вести, а Киннай посмертно покрыл себя неувядаемой славой.
Из сборника «Повести о самурайском долге»
Голый в реке, или Наказание за болтливость
Издавна говорят: «Язык – твой первый супостат. Дашь ему волю – голова пропадет!» – да только мало кто к этому прислушивается.
А еще говорят: «Если с человеком приключается беда, никакое богатство его не утешит». И наоборот: «Счастливым можно быть даже в бедности».
Осенний день уже клонился к вечеру, когда Аото Саэмон-но дзё Фудзицуна[154], пришпорив коня, скакал по горной дороге в Камакуру. Недавно пронесшаяся буря разогнала тучи, и он спешил добраться до храма Мэйгэцуин, чтобы оттуда полюбоваться яркой осенней луной. Переправляясь через реку Намэрикава, он за какой-то надобностью развязал свой дорожный мешок, и оттуда выпало десять медных монет.
Достигнув противоположного берега, Фудзицуна созвал работных людей и велел им достать со дна реки оброненные деньги, а в награду посулил им три тысячи монет. Устроив запруду из собственных тел, люди при свете факелов, от которых вода в реке золотилась, словно парча, принялись искать. Долго искали они злополучные монеты, но обнаружить их никак не удавалось. Фудзицуна приказал продолжать поиски, даже если для этого потребуется добраться до дворца царя-дракона.
И вот одному из работяг неожиданно повезло: он поднял со дна реки сразу три монеты, потом, пошарив в том же месте, извлек еще одну, а затем и все остальные. Постепенно все десять монет были возвращены владельцу. На радостях Фудзицуна выдал участникам поисков обещанное вознаграждение, а самому удачливому из них сверх того отсыпал еще целую горсть. Сопровождавшим его подчиненным Фудзицуна объяснил свой поступок так:
– Если бы десять медяков, что я обронил, остались лежать на дне, богатство страны пусть на малую толику, но оскудело бы. А деньги, которые я раздал этим людям, не пропадут втуне, они будут ходить по рукам и приносить пользу. – С этими словами Фудзицуна снова пустился в путь.
– Сберег один медяк, а наказал себя на сотню! – вслед ему рассмеялись работяги.