На то они и простолюдины, невежи – что с них возьмешь?
Разжившись шальными денежками, работяги взыграли духом и решили устроить пирушку, благо луна уже взошла. Тут давешний удачник возьми да и скажи:
– Знаете, кого вам надо благодарить за нынешнюю попойку? Меня! Я сразу сообразил, что медяков, которые обронил Фудзицуна, ни в жизнь не найти. А у меня как раз была при себе мелочь, вот я и спроворил дельце. Уж на что он смекалист, а я его перехитрил!
– Вот это да! – воскликнули остальные. – Значит, это ты нам удружил? Эх, погуляем сегодня на славу!
Тут веселье пошло полным ходом, и только один человек сидел с мрачным видом.
– Что же, выходит, приказание господина осталось невыполненным? – заговорил он. – Да как ты смеешь, негодяй, бахвалиться и глумиться над человеком, с которого каждому из нас следует брать пример? Небо покарает тебя, так и знай! А я-то, глупец, радовался этим деньгам, надеясь, что теперь смогу вдоволь накормить матушку, но, услышав правду, я отказываюсь от них. Если бы матушка моя узнала, каким способом добыты эти деньги, она никогда не простила бы меня. – С этими словами он поднялся и пошел прочь. Матери своей он не стал ничего рассказывать, а на следующее утро спозаранку принялся, как обычно, плести из соломы короткие сапожки, которые надевают лошадям на ноги в снегопад. Этим нехитрым ремеслом он зарабатывал себе на жизнь, не ища выгоды и не сетуя на судьбу.
Хотя он никому ни словом не обмолвился о произошедшей накануне ссоре, Аото Фудзицуна каким-то образом прослышал о ней. Обманщика тут же схватили, поместили под строгий надзор и в наказание заставили, раздевшись догола, каждый день искать в реке монеты, оброненные Аото. Каково было бедняге копошиться в студеной воде, ведь дело-то уже шло к зиме! И все же судьба смилостивилась над ним: река стала мелеть, и, когда на девяносто седьмой день поисков наконец показалось дно, он нашел все до единой монеты и тем спас себя от неминуемой гибели. А довел его до беды болтливый язык.
Что же до скромного поселянина, который своей честностью помог восстановить справедливость, то со временем Фудзицуна узнал, что он зовется Тибой Магокуро и происходит из знаменитого самурайского рода. В силу обстоятельств два поколения его семьи были вынуждены скрывать свое происхождение и жить среди простолюдинов. Восхищенный поступком Магокуро, в ком не угас дух истинного самурая, Аото доложил о нем князю Токиёри[155], и тот принял его к себе на службу. Так Магокуро с честью вернул себе самурайское звание и поселился в Камакуре, на Журавлином холме, название которого сулило ему тысячелетие немеркнущей славы[156].
Родинка, воскресившая в памяти прошлое
В молодые годы Акэти Мицухидэ[157], властитель провинции Хюга, носил имя Дзюбэй и служил в охране замка Камэяма в провинции Тамба. Будучи, что называется, мелкой сошкой, он, однако, нес свою службу с ревностью и бескорыстием, чем выгодно отличался от прочих самураев. Неудивительно, что вскоре его поставили во главе отряда из двадцати пяти лучников, и он показал себя доблестным воином. В то время в его сундуке с доспехами лежало всего десять золотых монет, припасенных на случай нужды, но он был полон честолюбивых надежд и верил, что недалек тот день, когда он получит в свое владение замок и станет хозяином какой-нибудь провинции. Сложения он был богатырского, и это весьма способствовало его преуспеяниям.
Глядя на Дзюбэя, многие отцы семейств мечтали заполучить его в зятья и засылали к нему сватов, но он давно уже был связан клятвой с одной девушкой. У некоего самурая, служившего в замке Саваяма в провинции Оми, выросли две дочери. Обе они могли поспорить красотой с цветущей сакурой или стройным кленовым деревцем в осеннем багрянце. И все же старшая превосходила младшую своей прелестью; она-то в одиннадцать лет и стала избранницей Дзюбэя, и тот обещал жениться на ней, как только крепко станет на ноги и обретет достойное положение.
С тех пор прошло более семи лет. Дзюбэй рассудил, что девица уже повзрослела, а стало быть, пора подумать о свадьбе, и написал о том родителям невесты.
Увы, жизнь редко оправдывает наши ожидания. Случилось так, что обе сестры захворали оспой, а когда болезнь миновала, лицо старшей, красавицы, оказалось обезображенным глубокими рябинами, младшая же осталась по-прежнему миловидной.
«Мыслимо ли отправить такую дурнушку в чужие люди? – переговаривались между собой родители невесты. – Мало того что она будет стыдиться себя, так еще и о нас пойдет дурная молва». И они решили вместо старшей выдать за Дзюбэя младшую сестру, благо она была еще не просватана.
Узнав об этом решении, старшая дочь не обиделась и не стала оплакивать свою судьбу.
– Вы правы, – сказала она. – Превратившись в жалкое пугало, я не смогу показаться на глаза Дзюбэю-доно. Но даже если бы сыскался человек, готовый терпеть мое уродство, я и за него не пошла бы. Мы с сестрицей похожи, к тому же девушка она смышленая и добрая, так что краснеть за нее вам не придется. Вы можете смело отправлять ее к жениху. А я давно уже собираюсь постричься в монахини. Клянусь богами, что говорю чистую правду. – С этими словами девушка взяла свое любимое зеркало китайской работы, разбила его[158] и дала слово, что отречется от мира.
Родители увлажнили слезами рукава своих платьев и горько задумались, но пути назад уже не было, и они, не входя в подробности, объявили младшей дочери, что выдают ее замуж.
Ошеломленная этим известием, девушка молвила:
– Пристало ли мне выходить замуж прежде старшей сестрицы? Вначале нужно устроить ее судьбу…
– Да, – перебил девушку отец, – так велит обычай, но твоя сестра твердо решила принять постриг, и мы вынуждены ей уступить. В недолгом времени я отправлю ее в Южную столицу[159], в монастырь Хоккэдзи. А тебе надлежит ехать в замок Камэяма. Благодари судьбу за то, что она даровала тебе в мужья Акэти Дзюбэя. Он не только превосходно владеет всеми воинскими искусствами, но и слывет человеком чести и большого ума. Что может быть завиднее для женщины, чем прожить свой век рядом с таким мужем? Не сомневаюсь, его ждет блестящее будущее, и нам с матерью будет на кого опереться в старости.
Так увещевал отец свою дочь, и девическое сердце не осталось глухо к его словам. Выбрав счастливый день, ее нарядили в праздничные одежды, куда более роскошные, чем приличествовало ее положению, и отправили в замок Камэяма.
Готовясь к встрече невесты, Дзюбэй поставил в гостиной «остров счастья», украсив его сосной и бамбуком. Во все время свадебной церемонии, даже после троекратного обмена чарками сакэ, Дзюбэй пребывал в уверенности, что перед ним старшая сестра, ведь последний раз он видел свою нареченную еще отроковицей с расчесанными на прямой пробор волосами. Лишь потом, когда новобрачные возлегли на ложе и Дзюбэй при свете ночника склонил над девушкой лицо, он вспомнил, что прежде на щеке у нее, ближе к уху, была едва приметная родинка. «Быть может, повзрослев, она стала стыдиться родинки и избавилась от нее?» – подумал Дзюбэй.
При виде его замешательства девушка сказала:
– Как раз в этом месте у моей сестрицы есть родинка. После того как она переболела оспой, от ее былой красоты не осталось и следа, а для женщины это великое несчастье. Потому меня и выдали замуж первой. Обычай этого не велит, и поначалу я отказывалась, но как пойдешь против родительской воли? Видно, неспроста у меня было так тяжело на сердце. Не иначе вы дали клятву жениться на моей сестре, а раз так, то, сама того не желая, я поступила бесчестно. Простите меня. Я сегодня же приму постриг! – С этими словами девушка взяла короткий меч и поднесла его к своим волосам, но Дзюбэй остановил ее:
– Даже если вы станете монахиней, злой молвы избежать не удастся. Лучше сохранить все произошедшее в тайне. Через пять дней вам полагается навестить родителей, так что потерпите немного и спокойно возвращайтесь домой. И знайте: вы можете с гордостью носить имя дочери самурая!
Дзюбэй поместил девушку в отдельные покои и больше с нею не виделся. А когда ей пришел срок отправляться домой, передал ее родителям письмо.
«Как Вы изволите помнить, – писал Дзюбэй, – я был помолвлен с Вашей старшей дочерью. К несчастью, ее постиг тяжкий недуг, но такое может случиться с каждым. Даже если былая ее красота и померкла, я по-прежнему верен своему слову и женюсь на ней, чего бы мне это ни стоило. Что же до Вашей младшей дочери, то она явила образец честности и бескорыстия, каковые нечасто встречаются в женщине».
Обрадованные тем, что все так благополучно устроилось, родители отправили к Дзюбэю старшую дочь.
И зажили молодые супруги в любви и согласии. Всем сердцем привязавшись к жене, Дзюбэй клялся ей в вечной верности, а жена еще больше, чем прежде, восхищалась благородством его души и старалась во всем ему потрафить. Будь она красавицей, Дзюбэй, скорее всего, разнежился бы, поддавшись на ее чары, но, поскольку он женился на ней потому лишь, что так велел ему долг, все его помыслы устремились к совершенствованию в воинских искусствах. Помимо всего прочего, нрав у супруги был волевой, отважный, и, оставаясь наедине, молодожены только и говорили между собой, что о ратном деле. В саду перед домом они посыпали землю песком и вычерчивали на нем планы боевых укреплений. Молодая жена оказалась настолько сведущей в военной науке, что порой помогала мужу найти решения, до которых сам он вряд ли додумался бы. С первых дней их совместной жизни она не позволяла Дзюбэю ни на миг забывать о своем призвании и много способствовала тому, чтобы имя его прославилось в нашем мире.
Смерть в волнах уравнивает всех
Иным определено су