— Вы допрашиваетесь по делу об исчезновении Милана Давчека, — говорит майор Сабадош.
Окно в кабинете третьего этажа забрано прочной решеткой. Снизу, с улицы, доносится шум уличного движения.
Фарфорово-голубые глаза Йована Киша встречаются с карими глазами майора Сабадоша.
— Прошу сообщить, когда и где вы впервые увиделись с Миланом Давчеком.
— Примерно дней пять назад. На пляже «Палатинус».
— Если можно, пожалуйста, поподробнее.
Йован Киш морщит лоб. Делает вид, будто припоминает.
Он оценивающе оглядел кабинет. Здесь его бить не станут.
Трудно сказать, боится ли он, что его будут бить. Ведь он столько лет провоевал и отслужил, не давая никому возможности и пальцем тронуть его.
— Сегодня у нас вторник? Тогда, значит, в четверг. В прошлый четверг, после обеда.
— Прежде вы не были знакомы?
— Нет.
— Точно?
— Совершенно точно.
Это первая ложь Йована Киша. Ему приходилось допрашивать сотни и сотни людей. Не так-то легко определить, когда человек врет. Если, конечно, у тебя нет доказательств.
Йован Киш ухмыляется.
У этого следователя нет доказательств.
— Каким образом вы познакомились?
— Я спросил, свободно ли место рядом с ним. Естественно, по-венгерски. Давчек ответил по-сербски. Оказалось, мы оба из Белграда.
Я пригласил его в «Гранд-отель» распить по стаканчику. В разговоре выяснилось, что. Давчек — страстный рыболов. Я предложил ему свои запасные удочки. Мы условились следующим вечером отправиться вместе на рыбалку.
— Почему только на следующий вечер?
— На тот день у Давчека был билет на концерт рок-музыки.
— Давчек любил рок-музыку?
От внимания Йована Киша не укрывается прошедшее время — «любил».
— Понятия не имею. Я не настолько близко его знаю.
Сам он говорит о Давчеке в настоящем времени.
— И до вечера следующего дня вы не встречались?
— Нет.
— Точно?
— Совершенно точно.
Сейчас Киш солгал второй раз. И отметил про себя, что оба раза его переспросили.
— Что было потом?
— Рыбалка оказалась неудачная.
— Где вы рыбачили?
— В разных местах. У острова против Сентэндре. И на другом берегу.
— В каком из рукавов?
— В ближайшем к Сентэндре.
— И возле самого города тоже?
Йован Киш делает паузу, словно пытается вспомнить.
— Да. И там тоже.
— На берег вы сходили?
— Нет.
— Вы знаете город?
— Бывал там пару раз.
— За последние дни тоже?
— Нет.
Йовану Кишу любопытно, переспросит ли следователь и на сей раз: «Точно?»
Но майор Сабадош на сей раз не переспрашивает.
Сценарий допроса у него в голове. Он знает, что иной раз следует прибегнуть к экспромту.
— Когда вы встретились снова?
— Вчера.
— В какое время?
— Во второй половине дня.
— Вы условились о встрече?
Киш словно бы обдумывает ответ. Он ведь тоже заранее наметил сценарий своих показаний.
— Нет. Но Давчек упоминал, что каждый день после обеда бывает на пляже «Палатинус». Я подумал, может, у него не пропала охота порыбачить еще разок.
— Вы предпочитаете рыбачить по ночам? — Когда как.
Йован Киш вновь ухмыляется.
— Правда, бывали случаи, когда и по ночам клев был хороший.
— Вчера вы с Давчеком опять выезжали к Сентэндре?
— Нет. Мы были у Надьтетеня.
— А почему вы шли с потушенными огнями? Йован Киш знает, что за ним следили, и не хочет казаться наивным.
— Выходит, вы следили за Давчеком.
Майор Сабадош пожимает плечами и закуривает очередную сигарету.
— Можно и так сказать. Но вы не ответили на мой вопрос.
— Предохранитель полетел. Я лишь позже заметил, что огни не горят, и сразу сменил предохранитель. Кстати, — добавляет Йован Киш, — сгоревший предохранитель остался на моторке. По-моему, лежит на столе.
Майор Сабадош чувствует, что в эту игру ему Киша не переиграть. Во всяком случае, не с такими козырями.
Сабадош ни разу в жизни не ударил допрашиваемого. Сейчас он, пожалуй, пошел бы на это, если бы верил в действенность подобного метода.
Но он не верит, что из этого человека можно выбить показания.
— И на сей раз вы снова ничего не поймали?
Йован Киш достает из кармана рубашки сигареты. Не спрашивает, можно ли закурить. Ведь он не обвиняемый.
Он глубоко затягивается сигаретой. Откидывается на спинку стула.
— Может, скажете наконец, куда вы гнете?
Оба пристально смотрят в глаза друг другу. Йован Киш и майор Сабадош.
— Полагаю, вас интересует вовсе не мой улов.
Майор Сабадош понимает, что этого человека не застанешь врасплох.
Он решает приоткрыть карты. Конечно, в пределах возможного.
— Милан Давчек пропал.
Фарфорово-голубые глаза Йована Киша неподвижны.
— С чего вы взяли? Еще на рассвете он был со мной.
— У нас есть основания предполагать. Равно как и то, что вы были последним, кто его видел.
Сабадош тоже закуривает сигарету.
— Именно поэтому мне хотелось бы знать, где и когда вы видели его в последний раз.
— Я высадил его на берег у шлюза Квашшаи. Под утро, часов около трех.
— Почему вы не довезли его до мотеля? Йован Киш делает паузу. Затем ухмыляется.
— Давчек заявил, что терпеть не может баб. Потом взял меня за руку. А я этого на дух не переношу. Вот и высадил его у первых же мостков. Пусть топает на своих двоих, педераст поганый!
Майор Сабадош приглядывается к Кишу. Изучающе смотрит ему в глаза. Наконец решает все же попробовать.
— Что вы скажете, если я вам сообщу: у нас есть свидетели, готовые подтвердить, что в пятницу утром вас с Давчеком видели в музее Сентэндре?
Взгляд фарфорово-голубых глаз Йована Киша неподвижен.
— Я скажу, что ваши свидетели ошибаются. Майор Сабадош пока не сдается.
— Вас трудно с кем-либо спутать, господин Киш.
— Трудно, но можно. Если судить по вашим вопросам.
Сабадош понимает, что ему не взять верх.
— И вам, разумеется, неизвестно, что музей в Сентэндре ограблен?
Майор ждет. Всегда есть надежда на чудо.
— При этом были убиты два человека.
— Боже мой! — говорит Йован Киш. Он сроду не верил в Бога.
И майор понимает, что надеяться на чудо не стоит.
— Преступление совершено той самой ночью, когда вы с Миланом Давчеком ловили рыбу невдалеке от Сентэндре.
Йован Киш облегченно вздыхает.
— Тогда это не может быть Давчек. Он всю ночь никуда не отлучался.
Не подкопаешься, думает Сабадош, и чувствует, как к голове приливает кровь.
— Возможно, убийца вовсе не Давчек. Во всяком случае я вынужден вас просить не уезжать из Будапешта. Даже на моторке.
Майор более не в силах владеть собой.
— И, если угодно, можете связаться с посольством и выразить официальный протест.
Подполковник Вукетич сидит у начальника. Кабинет размерами напоминает просторный зал.
Вукетич пьет коньяк. Он докладывал сорок минут. Рассказал все, что он знает или предполагает о Йоване Кише.
Теперь он чувствует страшную усталость. И не только потому, что двое суток не спал. Коньяк сейчас очень кстати.
Шеф открывает стоящий на столе серебряный ящичек с толстыми сигарами. Тщательно выбирает себе по вкусу. Ящичек он оставляет открытым. В этом кабинете все большое. Должно быть, поэтому Вукетичу так уютно здесь. Огромному телу его покойно в огромном кресле. Вукетич пока что не закуривает.
— Что ты предлагаешь?
— Ничего я не предлагаю.
Вукетич все же берет из ящичка сигару.
— Я знаю только, что Йован Киш снова будет убивать. Шеф закуривает сигару. Вукетичу огня он не дает. Для раскуривания сигары требуется целая спичка.
— Какие планы у венгров?
— Они ничего не могут поделать. Как бы ни были они уверены в своих подозрениях, улик-то ведь никаких.
Подполковник Вукетич тоже закуривает сигару.
— Против Йована Киша есть одна-единственная улика: он сам.
Вукетич вдыхает сигарный дым, наслаждаясь ароматом табака.
— Йована Киша ничем не заставишь признаться.
— Точно?
Шеф тоже немало повидал в жизни.
— Точно.
— Как же теперь быть? Вукетич наливает себе коньяку.
— Можно извлечь из архива его прежние дела. Последнее из них полуторагодовалой давности. Но расследование ведь уже тогда зашло в тупик.
Он делает глоток.
— Можно установить за Кишем наблюдение. Для этого понадобится не меньше десятка человек, да и то их придется чередовать.
Он допивает остатки коньяка.
— Но если Киш захочет, он все равно избавится от слежки.
Шеф задумчиво тянет сигару. В кабинете царит полумрак. Лишь на письменном столе горит лампа.
— А ты не переоцениваешь его способности?
— Нет, — качает головой подполковник Вукетич. — Не переоцениваю.
Шеф недвижно сидит в кресле, продолжая курить.
— Можно подождать, пока обнаружатся статуэтки. Но они не всплывут. А если все же это случится, они не выведут нас на Киша.
— Ты уверен, что это его рук дело?
— Абсолютно.
— Как ты думаешь, что его толкает на преступление? Вукетич выпил уже четыре рюмки коньяку. Над этим вопросом — почему Киш идет на преступления — он задумывался сотни раз.
— Не знаю.
— Что ты предлагаешь?
— Нашими обычными методами мы ничего не добьемся. А Киш продолжит свое черное дело. Но теперь он не остановится и перед убийством. Будет убивать всякий раз, когда сочтет, что так вернее обрубить концы.
Шеф встает из-за стола. Подходит к широкому окну.
Ярко освещенная улица пустынна. Нигде ни души. Шеф оборачивается к Вукетичу.
— Помнишь, что я тебе сказал во время октябрьского отступления?
Во время войны Вукетич служил под его началом — командиром батальона. Подполковник молчит.
— Бывают ситуации, когда возможен только один приказ. Любое другое решение означает безответственность.
Вукетич поднимается с кресла. Сигару оставляет в пепельнице.