В бинокль он дважды прочесывает остров.
Ни души.
Течение здесь сильное.
В одном месте у берега острова над водой свисает огромная ива. Подмытые корни ее словно цепляются за Дунай. Йован Киш привязывает причальный конец к корню ивы толщиной в руку.
Он выжидает десять минут. Время от времени подносит к глазам бинокль. Метр за метром исследует остров. И противоположный берег тоже.
Нигде ни души.
Киш достает две удочки. Насаживает приманку. Удочки прикрепляет к бортовым перилам лодки.
Облачается в комбинезон и спортивные кеды. Лицо густо смазывает средством против комаров. На руки натягивает бумажные перчатки. Из ящика с инструментами берет саперную лопатку.
Крапива и сорняки доходят до пояса. Киш осторожно раздвигает кусты, чтобы ненароком не сломать ветку.
Потревоженные его появлением комары тучами вьются над головой и нещадно кусают. Не помогают ни комбинезон, ни противокомариное средство.
Йован Киш не пытается их отгонять: знает, что это бесполезно.
В пятидесяти метрах от берега стоит клен в обхват толщиной.
Йован Киш снова подносит к глазам висящий на шее бинокль и пядь за пядью прощупывает взглядом весь остров.
Нигде ни души.
Бинокль он кладет у подножия клена. Теперь, если кто-то пойдет, Киш услышит шаги. Со стороны реки его не видно.
Киш начинает копать. Работает спокойно, не спеша.
Комары впиваются в кожу. Пот струится по лицу, стекает из-под мышек, едко щиплет в паху.
За полных четыре часа Киш управляется с работой. Каждые десять минут делает короткий перерыв. Не передохнуть, а прислушаться.
Лишь комары звенят над ухом, да где-то размеренно стучит дятел.
Яма получилась правильной формы. Киш дважды вымеряет ее. Вынутую землю он складывает кучкой.
Теперь место это можно будет отыскать даже в темноте.
Пот разъедает кожу, нестерпимо зудят комариные укусы.
Киш прикидывает направление от клена до ивы на берегу.
Ориентиры эти он запоминает накрепко.
Комбинезон, спортивные туфли, лопату и перчатки он складывает в полиэтиленовый мешок. Посреди Дуная останавливает моторку. Киш опускает в воду прикрепленную к корме лесенку и погружается в волны по пояс. Ждет, пока охладится разгоряченное тело.
Минут двадцать он плавает вокруг медленно дрейфующей на воде «Ласточки».
Когда он вновь поднимается в лодку, кожа зудит уже не так сильно. Правда, комариные укусы все еще дают о себе знать. Киш не притрагивается к болезненным местам.
Рано пополудни он переодевается в неяркие голубые джинсы, темно-синюю шелковую рубашку и синие парусиновые туфли.
В переброшенную через плечо холщовую сумку Киш складывает плавки, полотенце, мыло, расческу, одеколон, пляжные сандалии, купальный халат.
Тело все еще горит.
Автобус набит битком. Киш не любит толкучку. Его раздражает запах пота.
Он забивается в угол на площадке автобуса. Здесь тоже очень душно.
Недалеко от него стоит рыжеволосая девушка. Шею ее охватывает тонкая золотая цепочка с крошечным рубином.
Девушка смотрит в окно.
Взгляд Йована Киша неотрывно прикован к затылку девушки. Глаза у него голубые, как фарфор. Он знает, что девушка чувствует его взгляд. Девушка оборачивается. В глазах ее любопытство.
Йован Киш ухмыляется. Девушка потупляет глаза, затем отвечает Кишу взглядом. Их разделяют три шага.
Йован Киш не двигается. В упор смотрит на девушку. Глаза у него — фарфоровой голубизны.
Девушка пробирается к двери. Нажимает кнопку, давая понять, что намеревается выходить.
Йован Киш не двигаясь стоит в углу площадки.
Рыжеволосая дважды оборачивается и смотрит на него. На остановке она всех пассажиров пропускает вперед. Сойдя на ступеньку, девушка оглядывается еще раз.
Йован Киш ухмыляется.
Автобус едет дальше.
Киш доволен своей шуткой.
Он выходит из автобуса у острова Маргит и пешком идет до бассейна. По обеим сторонам дороги бордюр пунцовых цветов.
Перед кассами бассейна змеится очередь в сотни людей. Солнце печет безжалостно.
Йован Киш огибает одну из очередей. Подходит к кассе как раз в тот момент, когда человек у окошечка получает билет. Следующему посетителю Киш преграждает дорогу. Он просовывает в окошко продолговатое удостоверение в черной обложке. Раскрывает его. Лежащая там стофоринтовая банкнота падает на колени кассирше.
— Кабинку, пожалуйста.
Киш с ухмылкой машет удостоверением перед удивленной кассиршей.
У стоящих в очереди не остается ни секунды времени, чтобы возмутиться.
Йован Киш расстилает свой синий купальный халат на чахлой траве. Вот уже третью неделю нет дождя. Трава.
Он кладет мешок под голову и засыпает на четверть часа. Только по ночам он не может спать без снотворного.
Когда Киш просыпается, времени ровно четыре часа.
Жара почти не спала. Из репродукторов гремит оглушительная танцевальная музыка. Пляж переполнен до отказа. В бассейне — яблоку негде упасть.
Йован Киш потягивается. Халат перебрасывает через плечо. Сует ноги в сандалии и направляется к северо-восточному концу пляжа. Идет, осторожно переступая, чтобы не задеть загорающих. Движется он мягко, как кошка.
Нужного ему человека он замечает издали. Тот устроился в самом углу у забора, на широченной желтой купальной простыне. Весь он с головы до пят блестит, густо намазанный кремом для загара.
Йован Киш останавливается. Смотрит по сторонам, долго и внимательно. Изучает каждого, кто расположился поблизости от коренастого мужчины с пролысиной.
Киш расстилает свой синий халат возле желтой простыни.
— Разрешите?
— К сожалению, я не знаю венгерского, — отвечает коренастый по-сербски.
Йован Киш ухмыляется.
— В таком случае мы с вами соотечественники. Йован Киш, из Белграда.
— Милан Давчек. Тоже из Белграда.
Несколько минут они беседуют о погоде. До чего же невероятная жара, даже к ночи не спадает. Для июня это необычно.
И надо же быть такому любопытному совпадению, чтобы два белградца встретились именно здесь, в Будапеште, на острове Маргит. На пляже бассейна «Палатинус».
Справа от них развлекается парочка: молодые люди щекочут друг друга. Девица взвизгивает. Слева похрапывает на циновке мужчина лет семидесяти. Он лежит на спине, живот его равномерно вздымается и опадает.
Милан Давчек с готовностью соглашается распить за знакомство стаканчик-другой в ресторане «Гранд-отеля» поблизости. Тем более, что выясняется: Йован Киш — заядлый рыбак. А для Давчека рыбная ловля — услада жизни.
— Я ведь с этим делом, начальник, давно завязал, — заявил Милан Давчек, когда четыре месяца назад Йован Киш подсел к нему в одном белградском кафе.
Было утро. В зале, оклеенном желтыми обоями, были заняты всего два столика.
Киш шел вслед за Давчеком от самого дома.
— Я тоже, — сказал Йован Киш. — Вам это хорошо известно.
Коренастый лысеющий Давчек считался у полиции техническим гением по части охранной сигнализации.
Посадить его удалось всего три раза.
Сейчас Давчеку было пятьдесят два года. Все в городском управлении полиции понимали, что на его счету далеко не три взлома.
К тому времени, когда Йован Киш подсел к нему за мраморный столик, Давчек уже четыре года гулял на свободе. Квалифицированный электротехник, он зарабатывал на инструментальном заводе больше, чем любой из специалистов одной с ним профессии. Работу его ценили очень высоко.
— Судя по всему, завязал, — удивлялся капитан Ловчей.
Он никак не мог поверить, что Милан Давчек ступил на стезю добродетели. Время от времени приставлял к нему агента последить.
Но тщетно.
Давчек отрабатывал на заводе свои восемь часов, ходил на футбольные матчи и в кино, пропадал на рыбалке. Каждый день по полчаса прогуливал свою мамашу. Два раза в неделю ужинал в корчме «У старого баркаса». Со знанием дела выбирал для себя рыбные блюда.
Ни с кем из преступного мира связей не поддерживал.
Йован Киш тоже не верил, будто Давчек окончательно исправился. Он знал, что при ограблении, за которое Давчек получил пять лет, пропали драгоценности на сумму десять миллионов динаров. Поймали тогда сопляка мальчишку, который стоял на стреме. Он-то и заложил Давчека. Однако добыча исчезла бесследно.
Йован Киш знал также, что три недели назад у Давчека умерла мать. Лысый взломщик в матери души не чаял. Каждый день покупал ей в кондитерской пирожные. Старуха обожала сладости и была не в меру толста.
Все это, разумеется, знала и полиция. Только не сумела прийти к выводу, какой сделал Йован Киш.
— Кругленькая сумма дожидается вас в Австрии, — сказал Киш, когда они сидели в кафе.
Давчек и глазом не моргнул, лакомясь рисовым пудингом со взбитыми сливками. Он тоже любил сладкое.
— Не пойму, о чем это вы толкуете, начальник.
Киш должным образом оценил такую невозмутимость.
— Я мог бы сказать: в Италии. Но я говорю: дожидается в Австрии.
Милан Давчек не удостоил его ответом.
— Я раздобуду вам паспорт.
Давчек вскинул на него глаза. Лицо его было спокойно.
— Если подать прошение, вероятно, я получу паспорт.
— Вероятно. Ну, а если нет?
Давчек снова погрузил ложку в рисовый пудинг.
— Завязал я, начальник.
Йован Киш взял у него ложечку. Зажал между большим и указательным пальцами и стиснул. Стальная ложка со звоном переломилась.
— Когда попадешь в Австрию, тогда и завяжешь.
Доля Давчека составляла два миллиона. Плюс проценты. Знал Киш и название банка. Информация у него была точная.
У Милана Давчека была одна слабость: юные мальчики.
Такая страсть стоит денег. И траты эти с годами растут.
Разумеется, полиции об этом тоже было известно. Однако гомосексуализм не карается законом. И Давчек тратил не больше, чем зарабатывал.
Правда, сам Давчек понимал, что скоро его заработка не будет хватать на мальчиков.
— И какова цена?
— Небольшая помощь. По пути. В Венгрии.