Постигая учебный материал, студенты чувствовали недостаток в идеях, формирующих стройность мышления. С.Ф. Платонов искал их на Юридическом факультете. Нередко ему удавалось слушать лекции В.И. Сергеевича и А.Д. Градовского, которые восполнили некоторые пробелы его образования. Первый из них читал историю русского права. Чтение Василия Ивановича Сергеевича было верхом изящества, поражало ясностью ума и силой логики. Много позднее, вспоминая студенческие годы, С.Ф. Платонов заметил: «Думаю, что он [В.К. Сергеевич] мало знал и понимал старую русскую жизнь, потому что мало был знаком с современным народным бытом»[227]. Однако совершенство метода, превращавшего разноплановый исторический процесс в легкоусваиваемые четкие конструкции, завораживали студентов.
Иное значение имели лекции Александра Дмитриевича Градовского по государственному праву России и иностранных держав. Слушателей привлекали не только его внешний демократизм, но также умение деликатно подойти к рискованным политическим сюжетам. Профессор всегда старался давать свободную от цензуры и, как казалось, непогрешимую оценку политической и общественной действительности. Архаичные формы государственного устройства России он смело противопоставлял передовому западному опыту. Из лекций АД. Градовского С.Ф. Платонов вынес свои представления о государстве и обществе, об отношении государства к личности. Именно благодаря влиянию профессора-юриста он позднее стойко «противостоял всякой партийности и кружковщине, ревниво охраняя право всякой личности на пользование своими силами в том направлении, куда их влечет внутреннее побуждение»[228].
Однокурсники обычно избирали С.Ф. Платонова, обладавшего завидной начитанностью, своим представителем для дежурства и управления студенческой читальней. Она располагалась в укромном уголке университетского здания и являлась скрытым центром революционно настроенной молодежи. В 1878 году за жестокое обращение с политическими заключенными В.И. Засулич стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Покушение открыло эпоху политических убийств. Широкий резонанс этих событий среди общественности и усиление полицейского надзора вызвали студенческие волнения. У дверей читальни можно было легко приобрести призывавшие к сходкам прокламации, которые выпускала тайная типография. Здесь же, в небольших кружках, в длительной и обстоятельной беседе, шла агитация. С.Ф. Платонову студенческие сходки представлялись «беспорядочным сборищем, рассчитанным на обработку грубой массы». Молодой человек имел твердые убеждения в том, что источником общественного прогресса является «личная самодеятельность». Коллективная работа его не привлекала. Он быстро покидал все кружки, куда случайно попадал. Первый год обучения в университете стал временем формирования основ мировоззрения С.Ф. Платонова, верность которым он сохранил на всю жизнь. Главными среди них были терпимость, аполитичность, неприятие насилия и прочих крайностей, преклонение перед свободной личностью, индивидуальность[229].
Усиленно занимаясь самообразованием, С.Ф. Платонов много читал. Недостаток духовного общения на факультете он восполнил активной перепиской с московскими друзьями. В свободное время юноша посещал театр (оперу и драму любил одинаково), бывал частым гостем в нескольких знакомых семьях[230].
Вернувшись после летних каникул 1879 года в стены университета, студенты ощутили резкое усиление надзора. Их постоянно одергивал инспектор; за некоторыми, в том числе и за С.Ф. Платоновым, было установлено наблюдение полиции. «Надо было на деле переживать это поднадзорное состояние, – вспоминал историк, – чтобы понять, как оно угнетало и расстраивало»[231]. В учебном плане изменений не последовало. Знакомые профессора продолжали читать свои курсы.
С октября 1879 года университетские занятия отошли для С.Ф. Платонова на второй план. Тяжело заболел отец, и приходилось ежедневно, по восемь часов, дежурить у его постели. Сначала С.Ф. Платонов занимался по ночам, позднее – старался не пропускать только лекции К.Н. Бестужева-Рюмина.
Весной следующего года потребовалось сообщить факультету о выбранной специализации. После нескольких лет учебы С.Ф. Платонов отдавал предпочтение двум предметам: русской истории и истории права. Оба курса, как он полагал, были похожи на истинную науку, давали материал для оценки настоящего, заставляли думать об отношении к народу и государству. Несмотря на то что молодой человек еще некоторое время продолжал старательно записывать свои стихи в особую тетрадь, стремление к словесности, по его собственным словам, слабело само собой и окончательно пресеклось. В установленный срок без колебаний и сомнений С.Ф. Платонов выбрал своей специальностью русскую историю.
На третьем курсе, в расчете на добросовестность и зрелость студентов, специализировавшихся по истории, КН. Бестужев-Рюмин предложил им самостоятельно работать над темой для зачетного сочинения. Внимание С.Ф. Платонова остановилось на проблеме земских соборов. В период «робких надежд на реформы», сопровождавших деятельность министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, тема народного представительства стала особенно популярной: о ней много говорили и писали. Профессор одобрил выбор, но решительно уклонился от руководства. Попытка юноши узнать мнение КН. Бестужева-Рюмина о последней журнальной литературе по интересующему вопросу также не увенчалась успехом. Позднее выяснилось, что ученый никогда не давал студентам каких-либо указаний, хотя горячо обсуждал и критиковал сделанное учениками. По словам С.Ф. Платонова, это был «продуманный прием отношения кучащимся, или же просто недостаток приема»[232].
Новостью для историко-филологического факультета явился курс Василия Григорьевича Васильевского. Он читал историю средних веков, включавшую падение Римской империи и образование варварских государств. У С.Ф. Платонова вызвал интерес особый курс для студентов-историков, где ученый познакомил слушателей с результатами собственных разысканий и «с теми приемами исследования, к каким сам привык». В беседах с ним студенты постигали удивительный процесс научного творчества. Подробно комментируя документальные источники, В.Г. Васильевский наглядно показывал, как извлекается важный исторический вывод из древнего текста. Одним из первых он предложил студентам написать рефераты по своему курсу. Работа С.Ф. Платонова «О местожительстве готов-тетраксистов» была готова в течение двух недель. Осознанной заботой автора стало стремление не повторить результатов исследования самого профессора. Воспользовавшись всеми доступными ему греческими текстами, он смело поместил готов на новом месте. В обсуждении В.Г. Васильевский принял живое участие, в результате которого составил доброе мнение как о самом С.Ф. Платонове, так и о его первом научном труде. Это знакомство послужило началом долгих дружеских отношений.
С конца 1880 года С.Ф. Платонов приступил к работе над зачетным сочинением. Необходимые книги он брал на квартире К.Н. Бестужева-Рюмина, который пригласил ученика на свои «вторники». Здесь собирались почитатели таланта профессора. На кафедре, за объективностью изложения, трудно было понять личные пристрастия К.Н. Бестужева. В домашней же обстановке его окружали люди, резко окрашенные «националистическими цветами». Природная замкнутость С.Ф. Платонова не позволила ему сблизиться с учителем. Мешала и занятость последнего на посту директора Высших женских курсов, особенно после покушения на жизнь Александра II (1 марта 1881 года) и последовавших вслед за этим событием волнений.
Самостоятельная работа над сочинением «Московские земские соборы XVI–XVII веков» увлекла историка. Он не только проверил весь известный материал, но, используя показания Разрядных книг, успешно пришел к новым наблюдениям и выводам. Огорчало лишь слабеющее здоровье отца, который вышел в отставку и жил на небольшие сбережения. Чтобы поддержать семью, С.Ф. Платонов готовился давать частные уроки и спешил окончить свою работу для представления на кандидатскую степень, с которой тогда оканчивали историко-филологический факультет лучшие студенты. Сочинение, составившее по объему целую книгу, было представлено К.Н. Бестужеву-Рюмину раньше положенного срока, однако оно долго лежало на его столе. Внешняя сдержанность ученика дала профессору основание считать его чуждым своим взглядам, а в сочинении С.Ф. Платонова ученый не нашел своего влияния. Со стороны стало известно, что К.Н. Бестужев хвалил работу и зачтет ее в качестве диссертации. Тем не менее в личном разговоре он предложил написать другое сочинение. «Такая постановка дела, – писал С.Ф. Платонов, – меня удивила, огорчила и даже оскорбила»[233]. В ноябре он похоронил отца, тяжелые имущественные заботы легли на его плечи. В поисках средств С.Ф. Платонов обратился в частный женский пансион A.К. Нейдгард, где получил уроки истории в старшем классе. Вследствие недостатка времени от предложения К.Н. Бестужева пришлось отказаться. Происшедшая размолвка обошлась, впрочем, без серьезных последствий. Профессор оставил С.Ф. Платонова при университете.
В представлении К.Н. Бестужева-Рюмина его ученик был «западником» и «юристом». Об этом, как он полагал, свидетельствовало поведение С.Ф. Платонова и тема представленной им научной работы. Перед отъездом на лечение в Италию ученый прямо сказал, что чувствует в сочинении своего ученика влияние В.И. Сергеевича. В этом он ошибался.
От московских друзей С.Ф. Платонов получил литографированные листы курса Василия Осиповича Ключевского, молодого ученого, пришедшего на кафедру русской истории Московского университета после смерти С.М. Соловьева. Пользуясь талантом художественного изложения, руководствуясь передовой методикой, историк искал успеха у слушателей и находил его. Восторженное отношение знакомых усилило интерес С.Ф. Платонова к опубликованным трудам B.О. Ключевского. Знал он и отрицательные отзывы о них М.Ф. Владимирского-Буданова и К.Н. Бестужева-Рюмина. Ученого критиковали в основном за склонность к «экономической точке зрения». С.Ф. Платонов имел свое мнение: он видел его разносторонность, широту исторического понимания, умение ценить прошлую жизнь России и «посмеяться чисто по-русски»