Под слезами Бостона. Часть 1 — страница 23 из 47

И я уже делаю шаг, уже обхватываю рукой перила лестницы, уже сдаюсь, но фраза Бостона за спиной заставляет меня остановиться.

– Эта девочка похожа на панду в своей шубе. Она смешная.

– Почему на панду? – спускаюсь обратно и замираю в футе от Бостона.

– А ты разве не видел ее в шубе? Мохнатый белый шар и черные волосы торчат сверху – совсем как панда.

«Никогда бы не подумал, что ты будешь так похож на меня».

Смеюсь и треплю мальца по голове, отчего тот морщится и тут же приглаживает челку обратно на бок.

– Она еще придет? – не унимается Бостон.

– Тебе пора в школу.

Бостон лишь вздыхает и без возражений и лишних вопросов идет за своей курткой.

– Ты же помнишь, что тебя заберет Ник? – держу его сумку и жду у входной двери. Опять же впервые. Слишком много «впервые» для одних суток.

– Помню.

– И то, что ты остаешься у него на все рождественские каникулы?

– Помню.

– Я привезу твои вещи вечером.

– Хорошо, – Бостон выходит из гардеробной уже в куртке, застегнутой под самое горло и в затянутом на шнурки капюшоне.

– Еще увидимся, боец. Шапку не забыл?

– Она под капюшоном, – забирает свою сумку из моих рук и забрасывает себе на плечи. – Увидимся, Эзра. И с той Пандой я бы тоже хотел увидеться. Позови ее на Рождество к Нику.

Порой его прямолинейность доводит меня до ступора вот прям как сейчас. Он никогда не дожидается ответа, прям как делает и сейчас, выходит, захлопывает дверь и, сам того не зная, оставляет меня с мыслями все о той самой Серене, которая смылась точно так же несколько минут назад и даже не удосужилась забрать свои носки.

«У тебя глаза, как у оленя», – непроизвольно улыбаюсь от самой дурацкой фразы на свете, которую когда-либо слышал за всю жизнь. – «В тебя можно было бы влюбиться, Эзра».

Последняя уже не вызывает улыбки. Только трение где-то под татуировкой на груди, которой совсем недавно касались ее пальцы. Так мягко и осторожно, что я сам не дышал.

«Она просто была пьяна, Эзра. Когда ты обращал внимание на подобные вещи? Когда тебя трогали чьи-то слова о любви?».

Ни разу. За целые десять лет ни разу не трогало ни одно признание. Наверное, потому что за всю жизнь я так и не услышал ни одного желанного.

Ступор прерывается звонком телефона, и мне приходится снова подняться на второй этаж.

– Слушаю.

– Привет, Эзра, – хрипит в трубке О́дин, а я опять впервые забыл о его плановом звонке.

– Здравствуй, – прохожусь по лицу сухой ладонью, чтобы хоть минимально взбодриться.

– Мне нужен промежуточный отчет по делу ди Виэйра.

– А мне нужна еще хотя бы неделя, – тишина по ту сторону динамика осуждает похлеще грозного тона. – У меня ничего нет. Абсолютно ничего. Все либо чисто, либо грамотно подчищено. И я отдаю сто процентов уверенности второму варианту.

– Увы, Чарльз Кёртис платит не за твою уверенность.

– В таком случае Чарльз Кёртис может забрать предоплату обратно. Я не стану работать под его плетью. Пусть скажет спасибо, что я вообще согласился на это дело.

– Я поставил свою подпись под этим делом, Эзра! А ты знаешь, что значит мое имя.

– Я не отказываюсь от дела, Фрэнк. Я говорю, что мне понадобится больше времени. Ты сам прекрасно знаешь, кто такой Ви́тор ди Виэйра. И Кёртис тоже знает. Поэтому не нужно давить на меня.

– Я просто хочу быть уверен, что на тебя не давит прошлое, сынок. Ты должен помнить, что это твоя работа. И оставаться к ней непредвзятым.

– Я непредвзят более, чем ты и гребаный Кёртис можете себе представить. А теперь дайте мне спокойно делать то, что я умею лучше вас всех.

Отключаю вызов и сжимаю телефон в руке до треска дисплея под пальцами. Не знаю, что выводит больше: Кёртис, упоминание о прошлом или факт того, что за все это время я действительно не нашел ничего на таинственного ди Виэйра. Вся его «поверхностная» подноготная кристально чиста, а это значит, что грязи там больше, чем в общественном туалете. Мне нужно только подковырнуть в правильном месте, чтобы просочилось дерьмо. И оно польется рекой, уверен. Я просто копал не там. Просто начинал не оттуда. Я рылся, как обычно, в бизнесе, счетах, офшорных схемах, но это не принесло результата. Значит, нужно зайти совершенно с другого конца, пересмотреть модель своей работы, которая прокатывала со всеми предыдущими объектами. Но Ви́тор ди Виэйра, безусловно, выше их всех на ранг. Только он не знает, кто взялся за него.

Это в свои восемнадцать я был глуп и попался на простом деле, взломав по наводке банковскую базу данных. Нам с отцом тогда были нужны деньги, он сидел без работы, а я хотел получить престижное образование. Хотел доказать матери, что я ничуть не хуже Шейна. Хотел, чтобы она поняла, что ошиблась, что я не какое-то ничтожество и могу всего добиться сам, без ее помощи, без ее поддержки, без ее любви.

Поэтому, когда мне пообещали кругленькую сумму за пару махинаций, которые я мог с легкостью провернуть за сутки, я загорелся предложением. Я думал о том, как быстро решу наши с отцом проблемы, как заткну за пояс меркантильную мать, но не учел момент, что меня могут закрыть за решеткой на целых два года.

Тогда я прокололся. Тогда я совершил свою первую и последнюю ошибку. Тогда я понял, как делать не надо, и обзавелся отличным наставником в лице О́дина, который при первой же встрече разглядел мой потенциал.

И теперь я уверен в себе. Теперь я не ошибаюсь и не прокалываюсь. Теперь я всегда предусмотрителен. Действую грамотно. Я внимателен. Я незаметен. И докапываюсь до нужных мне вещей. Я нахожу. И я выпотрошу этого старика Ви́тора, как дохлую тушу.

Нужно рыть там, где больше всего покрыто мраком – его личная жизнь. И как бы мне противно ни было, я должен, потому что после этого дела отец, я и Бостон сможем зажить нормальной, беззаботной жизнью где-нибудь на другом конце страны, подальше от всего этого ада. Я открою еще один бар для души на берегу Тихого океана. Куплю отцу яхту. А Бостон получит все, чего только пожелает.

И чтобы сделать новый шаг, мне нужно освежить голову. Нужно избавиться от второстепенных мыслей в лице той самой Панды, которая засоряет сознание уже больше двух недель.

Я раздеваюсь и иду в душ. Включаю воду и упираюсь ладонями в холодную плитку, которая спустя пару минут покрывается влагой от горячего пара. Стою под скатами воды, которые бьют струями по плечам, и не могу смыть с тела прикосновения ее рук. Такие нежные. Робкие. Приятные.

Мне так хотелось, чтобы она не останавливалась. Чтобы ее пальцы скользили дальше. Ниже. Чтобы сменялись касаниями губ. Чтобы ее длинные волосы щекотали ребра, пока она сидела бы на мне сверху и покрывала поцелуями торс. Чтобы потом я переворачивал ее на спину и заставлял стонать уже от своих ласк. Чтобы ее рот прорезало мое имя каждый раз, когда бы я проводил языком между ее ног. Чтобы она выгибалась навстречу. Чтобы принимала меня. Чтобы желала и молила о большем.

Эти гребаные мысли заставляют кровь прилить к паху, и я даже не замечаю, как обхватываю рукой член. Каждое поступательное движение сопровождается ее образом подо мной. Каждый мой выдох – ее красивым лицом, исказившимся в гримасе удовольствия от того, как я плавно вхожу в нее.

Учащаю темп и запрокидываю голову, представляя ее обнаженной в своей постели. Ее в моих простынях. Ее под моим телом. Ее, Серену, которая просит еще. Которая не противится и отвечает на каждый мой толчок. Которая хочет жестче. Которая жаждет меня. Которая закусывает пухлую нижнюю губу и льнет ко мне крепче прежде, чем взвыть от оргазма.

Я кончаю так сильно, как не кончал, наверное, никогда. Со звучным стоном обрушиваюсь на стену душевой кабины и повисаю на ней на выпрямленных руках.

Что со мной происходит?

Это один из вопросов, который мучит разум со дня ее появления в моей жизни.

Она ведь бесит меня. Тогда почему спала в моей постели? И почему от нее я до сих пор тверд, как гребаный булыжник?

И я не уверен, что хочу знать ответ на любой из этих вопросов.

Глава 16. Ураган

Серена

Юджин не потребовал объяснений и в этот раз. Он просто согласился на мой переезд к нему и даже предложил помочь перевезти вещи.

– Так значит, съехать тебе надо сегодня до конца дня, потому что уже завтра дочь владельца квартиры возвращается в Бостон из благотворительной поездки в Африку, где помогала голодающим детям на севере Кении?

– Да, все верно.

– То есть африканским детям она помогает, а оставить тебя голодной и бездомной в разгар зимы в американском мегаполисе – вполне себе нормальное дело? Почему ее доброта не распространяется на тебя? Может, поговорить с владельцем еще раз? Может, он даст тебе время хотя бы до конца месяца? Да кто вообще выселяет людей под Рождество?! Это зверство!

«Да, зверство. Да, бесчеловечно. А еще это все полностью, до последнего слова, наглая ложь».

– Юджин, меньше болтай и давай ускоряй темп. Так мы не успеем забросить к тебе все вещи до начала моей рабочей смены.

– Могла бы отпроситься, – друг запечатывает скотчем коробку с надписью «Хрупкое» и оставляет ее с парой таких же коричневых коробок у входной двери. – Не каждый ведь день тебя выгоняют из квартиры.

– Я еще даже не отработала испытательный срок, Юджин. Не хочу наглеть. И хватит действовать мне на нервы. Это просто непредвиденные обстоятельства.

– Вся твоя жизнь – сплошное непредвиденное обстоятельство.

– Я сейчас пожалею, что обратилась к тебе за помощью, – сурово поглядываю на друга. – Я не виновата, что так получилось, – вздыхаю и, бросив последний взгляд на фотографию папы в руках, накрываю рамку полотенцем и кладу в забитую доверху коробку. – У меня все. Запечатывай.

– И все-таки владелец квартиры – мудак, – Юджин тащит последнюю коробку с моими пожитками в холл. – Разве так можно? Он должен был заранее уведомить тебя о выселении. Разве он не знал, когда возвращается его дочь? Уверен, что знал. А договор аренды он вообще читал? Он нарушает его условия! Ты можешь подать на него в суд.