Втягиваю в себя воздух и отвожу взгляд. Мне хочется провалиться сквозь землю. И когда это Серена Аленкастри стала такой робкой?
– Надеюсь, моя постель показалась тебе удобной, и ты отлично выспалась.
Эзра ступает ближе и застывает в дюйме от меня. Снова этот предельно близкий контакт, от которого мое тело выдает странные реакции. Широкие плечи распрямляются выше моего лица, и я чувствую, как он склоняется надо мной, приближаясь к самому уху:
– Но у меня остался один вопрос, который я не успел задать вчера, – его пальцы толкают мой подбородок вверх, чтобы я наконец взглянула ему в глаза. Я задерживаю дыхание и смотрю. – Что ты чувствовала, когда касалась меня тут?
Он хватает мою руку и сует ее себе под свитер. Я вздрагиваю. За долю секунды напрягаюсь до предела, как только ощущаю контакт с его кожей. Забываю, что до сих пор не дышу. Да что там! Я, мать вашу, готова задохнуться! А он смотрит из-под своих густых бровей и не прерывает зрительный контакт. Смотрит и ведет мои пальцы плавно под своим свитером. Вдоль косых мышц, выше по торсу, крепко держит мое запястье и тянет к своей груди, где отчетливо чувствуется его неровное сердцебиение.
– О чем ты думала, Серена, когда водила своим пальчиком вот здесь? – хрипловатый шепот жжет кожу на моих губах, и я чувствую, как вспыхивают щеки, а потом возгораюсь и вся я. Этот пожар уже точно не потушить.
Пусть все сгорит…
Веки тяжелеют. Пальцы трясутся под его рукой, а я сама немею и превращаюсь в марионетку, которой сейчас слишком легко управлять – «просто не выпускай мою ладонь из своей жаркой хватки». Продолжаю, как под гипнозом, смотреть в его глаза и не могу даже отдернуть руку.
Не могу или не хочу?
Я тлею, как воск, пока касаюсь его горячей груди. А ритм бьющегося сердца действует как мантра.
– Скажи, Серена…
Он катастрофически близко, но почему-то прямо сейчас я хочу сократить это расстояние до самого конца. Хочу попробовать на вкус эту мятную вишню. И плевать, что со мной после этого сотворит собственная совесть. Мне и так уже не искупить грехи молитвами.
– Или ты смелая, только когда я сплю? – чернота в глазах Эзры становится гуще, она поглощает, и я ненавижу себя за то, что не в состоянии выдавить и слова.
Он вплотную приближается к моему лицу, и я делаю глубокий вдох, приоткрывая иссохшие губы, но Эзра резко меняет траекторию и склоняется к уху, едва касаясь мочки губами при каждом слове:
– Тогда, как только придумаешь ответ, загляни ко мне. Я буду ждать.
Не верю, но он действительно выпускает мое запястье, разъединяет контакт со своим потрясающим телом, поправляет свитер и уходит. Действительно огибает окаменевшую меня и отдаляется с каждым шагом.
Кажется, ураган миновал. Я все еще стою. Все еще на своих двух. И вроде бы не ушла под землю. Кажется, я уцелела, но сердце колотится так, будто вихрь теперь сидит прямо в нем.
– Ты на самом деле хочешь? Ты на самом деле хочешь меня? – не унимается голос Джареда из колонок. – Я на самом деле нужен тебе живым или мертвым, чтобы пытать меня за грехи?
«Да он издевается…».
Статуя в лице Серены Аленкастри наконец отмирает, когда за спиной раздается хлопок двери – Эзра скрылся в своем кабинете.
– Вот и вали. А ты, Джаред, пожалуйста, замолчи хотя бы на минуту. Я люблю тебя, но сейчас ты слишком много говоришь.
Переключаю песню, слова которой до сих пор щекочут мне кожу шепотом Эзры, и тяжело выдыхаю, как будто все это время задерживала дыхание, как это делают, когда начинают икать.
«Что. Это. Мать твою. Вообще. Было?».
А главное – зачем?
Что за странную игру он ведет? И почему я уже в ней заметно проигрываю?
– Шизофреник. Что с него взять, – встряхиваю головой и потираю мгновенно занывшие виски́. – Стаканы, Серена. Иди и натирай гребаные стаканы.
«А не его твердую грудь».
– Много стаканов. Натру заново даже чистые.
Около часа я полирую стекло и около часа из кабинета демона-искусителя не вылазит его голова. Даже палец. Даже его заносчивый зад. Отчаянный вздох непроизвольно вырывается изо рта, и от досады я роняю полотенце уже во второй раз.
– Как только придумаешь ответ, загляни ко мне, – пытаюсь парадировать его тон и лезу под барную стойку за полотенцем, когда тишину пустого бара нарушает бренчание колокольчика над входной дверью. – Извините, но мы еще закрыты! – кричу из-под стойки. – Висит же табличка.
– Раз, два, три, четыре, пять… Я иду тебя искать…
Застываю спиной к двери с полотенцем и винным бокалом в руках. Застываю затылком к знакомому голосу, от которого моментально застывает и сердце. Стука нет. Вместо него в груди отдается каждый шаг тяжелой подошвы его ботинок.
– Привет, моя принцесса, – баритон добивает обездвиженное сердце, и я вот-вот отключусь. Надеюсь, при падении я впишусь виском в угол барной стойки и больше никогда не очнусь. – Ты не представляешь, как я скучал.
Хищный зверь уже подобрался вплотную, а я все никак не могу пошевелиться. Он проходит вдоль стойки и останавливается только напротив моего лица. Мне стоит поднять взгляд, и я встречусь с тем, от кого пыталась бежать на край света. Увижу того, кого не видели бы мои глаза всю оставшуюся жизнь. Не хочу смотреть, но не я это решаю – взгляд и тело уже не подвластны мне.
Как в замедленной съемке, скольжу вдоль потертых джинсов, к расстегнутой джинсовой куртке на меху, к широкой горловине темного свитера, к выточенному кадыку, начисто выбритому подбородку, острым, как лезвие, скулам, серьге в виде креста в левом ухе, прямо к серым глазам, которые когда-то пестрили оттенками грозовых облаков, а сейчас кажутся грязнее лужи.
– Я снова нашел тебя, моя принцесса, – улыбается Бриан. – В этот раз наша любимая игра удалась на славу, согласись? Ты всегда умела хорошо прятаться, а я все равно всегда находил тебя. Поэтому нам всегда так интересно играть вместе. Как поживаешь, Серена?
Дар речи исчерпал себя и растворился именно в этот момент. Я восковая кукла. Я манекен. Ничего не стоит поднести спичку и спалить меня.
Пожалуйста, спали. Не мучь. Спали уже дотла.
– Ты стала еще красивее… – склоняет голову набок и пробегается по моему телу с прищуром. – Кто бы мог подумать… Хотя… Я мог. Я знал, что ты вырастешь самой красивой девушкой в мире, – опасный взгляд задерживается в районе моего живота и тут же возвращается к глазам. – Скажи, ты хоть немного скучала по мне?
– Вон… – едва слышно шепчу я.
– Я не расслышал, принцесса, – Бриан облокачивается на барную стойку и тянется ближе ко мне.
– Вон! Пошел вон! Вон! Вон отсюда! Пошел вон! – взрываюсь я и кричу, что есть сил. Бокал лопается в моих пальцах, но я не чувствую боли. Я продолжаю только кричать навзрыд: – Убирайся! Оставь меня в покое! Пошел вон! Вон!!! – не замечаю, как крик кроют слезы.
– Какого хрена тут происходит? – каким-то чудом у барной стойки оказывается Эзра, но я не могу перестать кричать и захлебываться слезами. – Серена! Что случилось? Он что-то сделал тебе? Ты кто, мать твою, такой?! – без раздумий Эзра хватает Бриана за воротник куртки и махом оттаскивает от стойки. – Что ты ей сделал, ублюдок?!
– Эй, полегче! – Бриан отталкивает Эзру, у которого уже сжаты кулаки. – Я ее даже не трогал. Я просто хотел выпить кофе.
– Выметайся, – рявкает Эзра. – Мы закрыты.
Бриан бросает на меня последний взгляд и произносит одними губами так, чтоб никто не услышал:
– До скорой встречи.
Как только он поворачивается спиной и уходит, меня складывает пополам фантомная боль внизу живота. Я прижимаю руки к шрамам и скрючиваюсь, измазывая белый свитер алыми разводами от порезов на руке, которых я даже не заметила.
Глава 17. Смотритель за пандами
Этот кудрявый щенок уходит вовремя, иначе буквально через секунду я бы проехался по его смазливой морде. Он что-то шепчет на прощание Серене, и я едва не срываюсь с места, чтобы ускорить его уход мощным пинком под зад.
– Что за хрен, Панда? Твой бывший? – пытаюсь разрядить обстановку, и усмехаюсь. Но улыбка держится ровно до того момента, пока я не замечаю отпечатки крови на ее белом свитере. – У тебя кровь! Серена!
В мгновение оказываюсь по ту сторону барной стойки и хватаю ее за руки, которыми она сжимает свой живот.
– Серена, мать твою! У тебя изрезана вся ладонь, – пытаюсь распрямить ее руку, но она отбивается и только крепче вжимает пальцы в свое тело, сгибаясь пополам.
«Что с ней? Что происходит?».
– Серена! Серена, эй! – кажется, она не слышит меня. И смотрит как будто не мне в глаза, а куда-то сквозь. – Серена, ты слышишь? Что с тобой? – склоняюсь еще ниже, чтобы она смогла сфокусироваться на моем лице, и не перестаю пытаться оторвать ее кровоточащую ладонь от живота. – Серена. Пожалуйста, посмотри на меня. Серена…
В памяти всплывает тот случай, когда я впервые приперся в ее квартиру с извинениями. Тогда она замерла так же. Тогда она так же схватилась за живот.
– Серена… Пожалуйста, – вглядываюсь в глаза полные слез. Ее лицо искажается гримасой боли, а руки еще сильнее давят и измазывают белый свитер.
Я впервые не знаю, что делать. Я где-то что-то когда-то читал. И единственное, что приходит мне в голову – нужно ее резко «перепрограммировать». Отвлечь на другой раздражитель. На что-то мощное, что перекроет эту атаку. Я обхватываю ее лицо и целую. Припадаю к пухлым соленым губам и целую. Отчаянно. Желанно. Так, как мечтал это сделать с того дня в ее квартире. Мои пальцы отпечатываются на мокрых щеках и скользят ниже вдоль скованных плеч к зажатым рукам, комкающим свитер. Я накрываю их и настойчивее припадаю к ее губам.
Сначала она не отвечает на поцелуй, но потом я чувствую, как ослабевает хватка ее рук вокруг живота под моими ладонями, как пальцы отлипают от белого свитера и сгибаются в моих руках. Серена мякнет подо мной, и мне приходится выпустить ее ладони из своих, чтобы сжать ее слабое тело в объятиях.