– Да почему сразу Эзра? – возмущаюсь. – Я сама сдержанность, если ты не заметила.
За моей спиной усмехается Шейн, и я резко оборачиваюсь к нему, но он лишь закатывает глаза, будто устал от моих даже беззвучных угроз.
– Принес письмо? – прохожу вглубь кухонной зоны и зажигаю свет над барной стойкой. Шейн неторопливо следует за мной.
– Вот оно, – вынимает из внутреннего кармана пальто старый конверт, который когда-то давно, наверное, был белым или нежно-розовым. Джейд любила этот цвет. – Я не открывал его уже больше десяти лет…
Он кладет конверт на столешницу, и мы оба утыкаемся в него взглядом. Тишина начинает давить и отбивается звоном в ушах. Пространство огромной комнаты сокращается до ярда. Потом до фута. Я не дышу.
На этом клочке бумаги то, чего я не знаю о Джейд. Но она говорила, что рассказывала мне все. Что я могу там обнаружить? Хочу ли этого? Нужно ли мне то, что хранит в себе письмо? Я не уверен.
А вдруг то, что я узнаю, омрачит память о ней? Вдруг там то, чего я так хотел десять лет назад, но не имел права требовать? Что, если она и вправду любила меня? Хочу ли я знать это теперь?
К черту.
Я дергаюсь к шкафу с коллекцией ви́ски, достаю любимую бутылку и плескаю себе в рокс.
– Будешь? – спрашиваю, не оборачиваясь.
– Не прочтешь письмо?
– Ты прочти, – опрокидываю порцию залпом и плескаю еще.
– Да, буду, – тихо отвечает Шейн, и я достаю второй рокс, возвращаюсь к барной стойке и ставлю перед ним полный стакан.
Шейн делает глоток и распечатывает письмо. Его руки трясутся. Как и мои. Я крепче сжимаю рокс и отхожу от стойки на пару шагов к панорамным окнам. Фокусирую взгляд на размытых огнях ночного Бостона. Снова идет дождь. Как же он, мать его, осточертел.
– Мой милый Шейн, – я делаю глоток и закрываю глаза под голос брата.
«Я написала столько писем, а это не знаю, как начать. Глупо, правда?
Наверное, потому что мой поступок будет так же глуп. И ты никогда меня за это не простишь. Но я не могу иначе. Мне не хватает воздуха.
Все стало слишком сложным.
Мне больше нечем дышать.
Наша любовь больше не окрыляет. Я больше не летаю.
И с каждым днем мне все больше кажется, что это все мы просто придумали.
Мы слишком молоды. Мы слишком многого не видели, не ощущали, еще не испытывали. Нам открыты все дороги – только иди. Выбирай любой путь – шагай вперед. Изведывай.
И я выбрала свой.
Но он далек от тебя, Шейн.
Прости.
Джейд.».
Шейн замолкает, а я не замечаю, как высушил стакан до дна. Кажется, все это время я даже не дышал. Не моргал. Не шевелился. Я застрял в прошлом и буквально слышал ее голос.
Господи…
Зажмуриваюсь изо всех сил и прогоняю скопившиеся в уголках глаз слезы.
– Ты доволен? – тихо спрашивает Шейн, и я улавливаю вибрацию в его голосе.
– Прочитай еще раз.
– Издеваешься?!
– Прочитай, блять, еще один гребаный раз! – разворачиваюсь к нему лицом и настигаю за пару широких шагов. Громко ударяю роксом об столешницу и застываю возле Шейна, глаза которого отчетливо блестят от слез.
– Я не буду больше это читать, – резко успокаивается он. – Если хочешь, можешь оставить письмо себе. Мне оно не нужно. Вообще не понимаю, для чего хранил его все это время.
Он оставляет недопитый ви́ски и разворачивается, чтобы уйти. А я беру в руки письмо. Сердце стынет. Бумага пожухла и местами вздулась. Чернила выцвели. Я вглядываюсь в знакомые буквы. Некоторые из них размыты. Но я не нахожу в них Джейд.
– Шейн, постой! – догоняю его в холле.
– Я же сказал, что можешь оставить его себе. Мне не нужна эта память. Она причиняет только боль.
– Это писала не Джейд.
– Ты тронулся умом, – он снова разворачивается к двери, но я одергиваю его и заставляю вернуться.
– Сюда посмотри. Ее подпись. «Джейд». Видишь? Она никогда так не подписывала письма. Она всегда писала: «Д. Мур». И вместо «у» рисовала сердце. Всегда.
– Ты откуда знаешь?
Я на секунду заминаюсь. Знаю.
– Она писала мне в тюрьму. Очень часто.
– Прекрасно, – Шейн сбрасывает мою руку со своего предплечья. – Так вот о каком «множестве писем» идет речь в начале ее послания.
– Твою ж мать! Гребаный Кёртис, ты можешь на минуту успокоиться и услышать то, что я тебе говорю! – толкаю его в грудь. – Джейд не писала так! Это, блять, даже не ее почерк! Я уж точно знаю!
– О ну конечно! – взрывается Шейн. – Ты до хрена о ней знал, так? Душу ее знал. Сердце. Всю ее знал! А ты знал, как сильно я ее любил?! Как я готов был прибить тебя и сесть за это, когда узнал, что она живет у тебя?! Знал, чего мне стоило сдерживаться?! – теперь он толкает меня в грудь, и я пячусь назад от неожиданности. – Знал, что творилось у меня внутри? Знал, что я с собой сделал, чтобы ее забыть?
Он еще раз толкает, и я упираюсь спиной в стену. Шейн хватает меня за плечи и встряхивает, а я просто немею и не могу пошевелить даже пальцем.
– Ни хрена ты не знал. Ты просто хотел отобрать ее у меня. С самого начала! – кричит мне в лицо и замахивается, но я перехватываю его руку.
– Успокойся, мать твою! – обхватываю его шею. – У меня с Джейд никогда ничего не было! Никогда! Она пришла ко мне только потому, что была беременна от тебя, придурок!
Шейн резко обмякает и выпускает меня из хватки.
– Что ты сказал?
Я отталкиваю его дальше и пытаюсь отдышаться, а Шейн заметно слабнет прямо на глазах и едва стоит на ногах.
– Только не нужно прикидываться идиотом! – тяжело дышу. – Ты знал, что она забеременела. Знал и даже не решился порвать с ней лично. Ты послал Лиз, которая пыталась впихнуть ей бабки на аборт! – срываюсь на крик и чувствую, как пылает сердце. Старые раны вскрылись. Они кровоточат и горят адским пламенем.
– Нет… – Шейн пятится назад. – Что ты несешь?.. Я… Я ничего не знал. Господи! – он отшатывается к стене и ударяется в нее спиной.
– Не лги мне, – шиплю сквозь зубы. – Ей было семнадцать. И вы с Лиз прекрасно понимали, каким скандалом может обернуться рождение этого ребенка.
– Заткнись! – ревет Шейн и впивается пальцами себе в голову, будто сдерживая ее взрыв. – Замолчи! Я ничего не знал! Я слышу это впервые!
Я хватаю его за ворот рубашки, сжимаю кулак и притягиваю его к своему лицу. В глазах брата слезы. И они настоящие.
– Поклянись, что ты не знал, – рьяно дышу я.
– Клянусь. Я не знал… Господи… Я ничего не знал. Я думал, она бросила меня из-за тебя. Я думал, что я больше ей не нужен… Эзра… Как она могла? – его тело слабнет, и я подхватываю его под руку. – Почему не сказала мне? Она… Носила в себе моего ребенка…
– Она не знала, что делать.
Гнев внутри меня усмиряется. Огонь погасает, и я ощущаю только горечь утраты. Сожаление о несказанных словах. О недоговоренности. О пустых обидах.
Он ничего не знал.
– Она сделала аборт? – опустив голову, спрашивает Шейн. У него нет сил даже посмотреть мне в глаза.
– Она слишком любила тебя, чтобы избавиться от ребенка.
– Нет… – он, наконец, поднимает на меня взгляд, полный отчаяния. – Ты лжешь. Это не может быть правдой.
– Подожди здесь всего минуту, ладно?
Шейн медленно кивает и опирается о комод, погружая руку в волосы, а я бегу на второй этаж в свой кабинет и через пару минут возвращаюсь обратно с пачкой писем Джейд, которые она посылала мне в тюрьму.
– Это моя память, – протягиваю Шейну. – Но сейчас тебе она нужнее, – не понимая, он принимает стопку и недоверчиво смотрит на меня. – Там все. Все письма мне от «Д. Мур». Они твои. Прочитай их, и потом мы поговорим еще раз.
Руки Шейна трясутся, но он крепко сжимает письма и сглатывает, протирая лицо свободной ладонью.
– У меня мог быть сын, как у тебя… – шепчет он, не поднимая глаз.
Сердце замирает.
Нет. Бостон мой.
– Если бы она не погибла, – сквозь ноющую боль в груди, отвечаю я.
Шейн двумя руками сжимает письма и крепко зажмуривается. Я вижу, как его колотит, но он, как всегда, сдержан, в отличие от меня.
– Позвони, как будешь готов, – открываю входную дверь. – Или Серене… Или мне.
Шейн уходит без единого слова.
А они и не нужны. Было сказано слишком много. И нам обоим нужно переосмыслить то, что было услышано. Вдобавок ко всему – мне надо еще выпить.
***
Проворачиваю рокс в пальцах, опустив руку вдоль бедра. Дождь бьет по окнам, но, кажется, что по моим плечам.
Я так устал.
На меня навалилось слишком много проблем, и я не знаю, как разгрести эту кучу дерьма.
Мое прошлое в лице Джейд. Брат, которого я все это время ненавидел и не понимаю ненавижу ли сейчас. Моя мать, которая явно приложила ко всему этому руку. Бостон, которому нужно все когда-то объяснить. О́дин, который давит и убьет меня при любой удобной возможности, потому что я не собираюсь выполнять его условия. Он убьет и Серену, если Кёртис добавит ему бабок за заказ на ди Виэйра. Сам Ви́тор ди Виэйра, который тоже не отказался бы избавиться от меня. Который является биологическим отцом Серены. И Серена, которую я люблю больше жизни. Которую боюсь потерять. И которая не вынесет этой правды.
– Господи… – выдыхаю в темноту комнаты и сжимаю пальцами переносицу. Я в заднице.
– Никогда не слышала, чтобы Дьявол взывал к Господу, – тихие шаги за спиной приближаются, и я слабо улыбаюсь.
Она чудо. И я так боюсь ее сломать.
– Подслушивала нас с Шейном?
– Ага, – Серена становится со мной рядом и нежно упирается виском мне в плечо.
Я вдыхаю ее запах полной грудью. От нее так приятно пахнет. Моим гелем для душа и ее шампунем с примесью какого-то экзотического цветка.
– И что скажешь?
– Для начала неплохо. Вы не убили друг друга, что уже хорошо.
Я усмехаюсь и делаю глоток ви́ски.
– Ты расскажешь ему о Бостоне? – совсем тихо произносит она, но этого достаточно, чтобы меня бросило в дрожь.