– Кто я теперь такая?
– Ты была и останешься Пандой.
Что?
– Бостон?! – я протираю глаза и замечаю, как ко мне сквозь туман движется силуэт. – Что ты здесь делаешь?
Кажется, у меня галлюцинации.
– А ты зачем убежала? – он подходит ближе и останавливается в футе от меня.
– Ты промокнешь, – я шмыгаю носом, подтираю слезы и встаю на ноги. – Уходи, – сжимаю в руках края мокрой шубы, которую завтра наверняка придется выбросить на помойку вслед за моей душой.
– Ты уже промокла, – он волочется за мной к дивану. – Так какая разница? – его голос как всегда спокоен и холоден. Беспристрастен, как будто ему вовсе не десять лет, и в этой жизни его уже ни что не удивляет.
– Эзра здесь? – сажусь на край дивана и отвожу взгляд в сторону.
– Он прячется, – Бостон устраивается рядом. – Не бойся, он не выйдет из укрытия, пока я не подам ему знак. И он нас не услышит.
– Хорошо, – утираю остатки слез.
– Он рассказал мне, что случилось. И я понимаю тебя, Панда.
– Что-то я сомневаюсь.
– Я тоже иногда грущу, когда остаюсь один. Я знаю, что моя мама умерла. Эзра не рассказывал, но я сам начал подозревать, а потом выпытал у Ника. Я знаю, что на той фотографии она.
Мое сердце пропускает удар. Как он справляется? Как этот десятилетний ребенок держит все в себе? Он не должен.
Я смотрю на него и поражаюсь.
– Бостон… Но почему ты молчишь об этом?
– Потому что, если бы я задавал вопросы, Эзре было бы больно. А я не хочу, чтобы ему было больно. Я раньше видел, как он плакал в спальне. И мне это не нравится. Я бы хотел, чтобы он всегда улыбался. Как с тобой.
Как со мной…
А ведь с ним я тоже улыбаюсь.
– Но ты не должен держать свои переживания в себе. Эзра взрослый, он твой отец, он должен помогать тебе. Слушать тебя.
– Я не держу в себе, Панда, – он расстегивает куртку и достает из внутреннего кармана красную книжку. – Все тут. Когда мне очень грустно и хочется плакать, я пишу сюда, – он протягивает мне дневник, а я не знаю, что с этим делать. Там самое сокровенное. Там то, что Бостон никогда никому не показывал. И даже не говорил.
– И ты… Даешь… Его мне?
– Ты можешь туда написать.
– А я могу прочитать? – осторожно подбираю слова и касаюсь потрепанных страниц.
Бостон задумывается. Он смотрит вдаль, в глубину тумана, окутавшего нас, и прикусывает губу.
– Только не рассказывай Эзре. Он подумает, что я слабак.
– Бостон… – в глазах снова скапливаются слезы. – Эзра очень любит тебя… Он… – ком становится поперек горла. Я сглатываю. Смотрю на Бостона и чувствую, как сильно он нуждается в любви. – Поэтому ты не называешь его папой?
– Я не знаю… – спокойно отвечает он. – Папу нужно почувствовать.
Я всхлипываю, не сдерживаюсь и обнимаю мальчика изо всех сил. Прижимаю его к себе, а он утыкается лицом мне в грудь.
– Эзра знает свои ошибки. Прости его… – шепчу я. – Ему было очень сложно остаться с тобой… Вдвоем.
– Я знаю… – руки Бостона обвивают меня. – Панда, не думай, что у тебя никого нет. У тебя ведь уже есть мы. И никуда не денемся.
– Никуда не денетесь, – сильнее сдавливаю мальчика в своих объятиях и целую его в макушку.
– Мы нужны тебе. А ты нужна нам.
– И тебе?
– И мне. И Эзре. Очень нужна. Он ведь до сих пор стоит там, мерзнет и ждет знака, – Бостон шмыгает носом, как это делала я.
– Бостон… Ты плачешь?
– Нет, – отстраняется он. – Мужчины разве плачут? Это дождь накапал.
Я запрокидываю голову и смотрю в облачное черное небо. На мои щеки приземляется пара колких пушинок. Абсолютно не капель. Абсолютно не мокрых.
– Но ведь… Пошел снег…
Бостон молчит и смотрит на меня покрасневшими глазами. Я мягко улыбаюсь.
– Мы никому не расскажем. Идет?
– Идет, если ты первая сотрешь свои слезы.
Я смеюсь и снова прижимаю его к себе. Крепко. Так, чтоб он чувствовал, как бьется мое сердце. Оно оттаяло. И я больше не чувствую холода.
Самый настоящий снег сыплется нам на головы. Все сильнее и больше. Снежинка за снежинкой, превращаясь в снегопад. Как будто небо устало это все держать в себе и решило выплеснуть всю красоту прямиком на нас.
– Я могу уже выходить? – слышу голос Эзры, но не вижу его. – Тут как бы снег пошел. И я отморозил яйца.
Бостон смеется, я тоже не сдерживаюсь и прыскаю смехом. Мы начинаем смеяться громче, вдвоем, заливисто и звонко. На лицо и в рот падает снег, но мы не перестаем хохотать.
– Я рад, что вам весело, но я в кожаной куртке, как дебил, – Эзра подходит к нам, и я замечаю, как он колотится от холода. – Бостон, а ну мигом в машину к деду.
– Тут еще и Ник? – я вспыхиваю. Скольких людей я сегодня потревожила?
– Само собой. Кто еще нас мог сюда привезти? Я же пил, – взгляд Эзры сталкивается с моим. Он пробирает до костей мощнее мороза, и я не могу его вынести. Там слишком много боли. И ее причинила я.
– Бостон, ты слышал? Быстро в машину. Не хватало еще, чтобы ты простудился.
– Ладно… – только сейчас Бостон перестает обнимать меня и встает с дивана. – Не обижай Панду.
– Эта Панда сама кого хочешь обидит, – Эзра слабо усмехается, но его взгляд остается серьезным. – Спасибо, – он останавливает Бостона. – Ты справился лучше, чем я. Я горжусь тобой, боец.
Бостон неловко поглядывает на Эзру, затем на меня и нерешительно обнимает его за талию. Эзра замирает всего на секунду, затем обнимает сына в ответ и смотрит на меня. Даже без слов можно понять, как он благодарен. Все читается во взгляде.
***
Мы проводим Бостона до машины, и они с Ником уезжают. Моя Тойота довозит нас с Эзрой домой к семи утра. Еще темно. Снег уже засыпал улицы города и не прекращает идти.
Неужели наступила настоящая зима?
Я так ее ждала. Обычно с ней приходит умиротворение. Может, это знак? Закончились дожди. На смену им пришло что-то новое и прекрасное. Может, так и со мной?
За всю дорогу ни я, ни Эзра не произносим ни слова. Наверняка он сдерживается, чтобы не наорать на меня, а я просто не знаю, что ему сказать. Мы безмолвно поднимаемся в квартиру, переступаем порог и, как только за нашими спинами захлопывается дверь, Эзра хватает меня за руку и прижимает к своей груди.
– Эзра…
Он сжимает меня только сильней, и из моих глаз катятся слезы.
– Боже, Серена, как же ты напугала меня… – он утыкается носом в воротник моей шубы и прерывисто выдыхает. – Господи, Панда… – он прижимает меня к себе так крепко, что из альпака выжимается вода. – Ты сведешь меня в могилу. Я же просил не убегать…
– Мне это было нужно. Прости… – обхватываю его шею руками. – Я бы никогда не сбежала от тебя далеко.
– Черт возьми! – Эзра резко отстраняется. – Ты ледяная! – будто впервые осматривает меня с ног до головы. – И промокла насквозь! Не хватало мне еще, чтобы ты заболела!
Без спроса стаскивает с меня шубу и бросает ее на пол. Рядом с ней валится красная книжка, о которой я совсем забыла.
– Что это? – Эзра приседает на корточки и поднимает дневник Бостона. – Разве это… Твое? – он замирает, не решаясь раскрыть страницы.
– Нет. Это Бостона.
– Он отдал это тебе?
– Да, в порту. Сказал, что я могу воспользоваться чистыми листами, когда мне будет больно.
– Черт возьми… – Эзра сжимает в руках дневник и склоняет к нему голову, чтобы я не видела глаз. – Черт-черт-черт… – вижу, как в напряжении изгибаются его брови, а на лбу проступает морщина.
– Но мне кажется, – я приседаю напротив. – Что тебе эти страницы нужнее. Чтобы ответить на его вопросы, – касаюсь щеки Эзры и призываю взглянуть мне в глаза. – Так будет проще вам обоим начать.
Взгляд черно-карих глаз задерживается на моем лице всего на секунду, затем Эзра резко притягивает меня к себе и крепко обнимает:
– Иди ко мне.
Я встаю на колени и обвиваю его плечи.
– Спасибо, – шепчет он вдоль моей шеи. – За то, что ты делаешь. За то, что ты есть, – Эзра подхватывает меня на руки, и я невольно взвизгиваю. – Тебя нужно согреть.
***
Эзра уносит меня ванную. И только там ставит на ноги. Смотрит мне прямо в глаза и аккуратно снимает с меня свитер. Он стоит в футе, не так близко, как хотелось бы мне, и продолжает оглядывать мое лицо. Затем безмолвно касается пальцами линии челюсти и плавно скользит вниз к моему подбородку. Касается моих губ. Обрисовывает их, внимательно наблюдая за движением своих пальцев. Мягко трогает. Я приоткрываю рот, но пальцы Эзры соскальзывают ниже. К шее.
Он ведет медленно, но надавливает на кожу. Я трепетно выдыхаю. Он следит за своими прикосновениями, которые уже обжигают линию между грудей. Эзра плавно расстегивает лифчик и спускает шлейки с моих плеч. Мое дыхание учащается. Между ног пульсирует. Я прикрываю глаза. Господи, как приятно. Как же хочется его ближе. Но Эзра не приближается.
Его руки нежно дотрагиваются до взбухших сосков. Я делаю вдох, и грудь приподнимается под горячими ладонями, ища более плотный контакт. Но пальцы Эзры не задерживаются и под пристальным взглядом черных глаз прокладывают путь к животу. Я забываю, как дышать. Прикусываю нижнюю губу и чувствую, как дрожат мои веки и ноги. Он расстегивает мои мокрые джинсы и приседает передо мной на корточки.
– Эзра…
Чувствую его дыхание на своих бедрах. Мягкое прикосновение носа и теплых губ. Он аккуратно стаскивает с меня трусики и целует, едва цепляя кожу внутренней стороны бедра.
– Я без ума от тебя, Серена, – его шепот щекочет мне колени. – Я у твоих ног. Всегда.
Эзра скатывает джинсы с моих ног, приподнимает одну и целует лодыжку.
– Мое совершенство, – целует снова, а по моим щекам льются слезы. – Не бойся. Я убью за тебя любого.
Я открываю глаза и смотрю на него сверху вниз сквозь слезы.
Мой превосходный Дьявол.
Который отдал сердце мне. И теперь я обязана его беречь.
– Больше, чем ад, Эзра, – нагибаюсь и касаюсь его лица.