в ответить на все твои вопросы, – кладу руку ему на колено. – Я должен был сделать это очень давно.
Знаю, что у него много вопросов. Я их прочитал. Но теперь хочу услышать от своего сына. Хочу не оставлять их без ответа. Хочу заслужить его прощение.
– Девушка на фотографии – моя мама? – шепчет Бостон и снова боится взглянуть на меня.
– Да. Ее звали Джейд Мур. И она была замечательной.
– И ее больше… Нет?
Сильнее сжимаю колено сына. Вижу, что в его глазах снова проступили слезы.
– Она погибла в тот день, когда родился ты.
Бостон опускает голову. По моей щеке катится слеза. И по его тоже.
– Но я покажу тебе, где осталась твоя мама. Обещаю. Как только выберусь отсюда.
Бостон наконец смотрит на меня. Глаза красные, но я вижу в них толику радости. Ту искру, которой подпитывается надежда на то, что я прощен за годы молчания.
– А мне покажешь?
Перевожу взгляд на дверь палаты и вижу в проеме Шейна.
Не знаю, как давно он здесь и что слышал, но ему пора узнать правду. Я больше не хочу лжи.
– Пап, дядя Шейн тоже хочет. Ему можно? Ему тоже покажешь? Он тоже хочет знать, где осталась моя мама Джейд.
Шейн накрывает рот ладонью. Давит слезы. Он все понял. Я вижу это в его глазах.
– Боец, проверь, как там дедушка и Панда, хорошо? Нам с Шейном нужно поговорить.
Бостон кивает. Спрыгивает с больничной койки, затем останавливается. Замирает. Разворачивается и обнимает меня еще раз.
– Я люблю тебя, папа, – шепчет мне на ухо. А внутри меня все стынет и снова заводится с новой силой. – Я рад, что ты жив. Ты настоящий боец.
– Следую твоему примеру, – целую его в макушку. – Я тебя очень люблю. Беги.
***
В палате повисает пауза. Шейн не двигается. Я, к сожалению, тоже не могу. Только смотрю на него и жду, когда он посмотрит на меня. Жду, когда ударит. Я пойму, если ударит. Я заслужил. Но брат тяжело вздыхает и обтирает ладонью лицо.
– Ты скрывал его от меня десять лет…
– Я думал, что он был тебе не нужен. Мы оба ошибались. Прости.
Шейн падает на стул и опускает в руки лицо.
– Десять лет, Эзра… Десять лет… У меня все эти годы был сын. От Джейд. От любимой девушки. Он рос рядом… Без меня… Как я мог быть таким глупым? Как мог так глубоко заблуждаться?
– Ты не был глуп. Нас обоих запутала наша мать.
– Которая убила Джейд… – снова вздыхает Шейн. – До сих пор в голове не укладывается.
– Они убили.
О́дин и Лиз.
Отец и дочь.
Наш дед и наша мать.
Два сумасшедших изверга, возомнивших себя божествами.
– Это я пристрелил его, Эзра, – Шейн смотрит мне в глаза. – Я пустил пулю за твоей спиной в этого старика. Я даже не целился. Я не знаю как. Я просто не выдержал, когда он сказал о смерти Серены. Палец сам надавил на курок, когда я представил, что ты можешь лишиться ее, как я лишился Джейд. И я выстрелил.
– И теперь он мертв?
– Он мертв… И его люди тоже.
– Значит, мы свободны.
Шейн слабо хмыкает.
– Получается, я убил человека…
– Ты убил монстра. Ты защищался. Защищал меня. Защищал Серену.
– Я убил. И этим человеком оказался мой родной дед… – он встает на ноги и подходит к окну.
– Наш дед.
– Которого я никогда не знал… Какой он был, Эзра? Ты хотя бы общался с ним.
– Фрэнк всегда был сильным. Властным. Пугающим. Опасным. И редкостным дерьмом, как оказалось.
Шейн снова усмехается.
– Настоящий монстр, – он вглядывается в темный пейзаж за окном. – Наверное, я не должен сожалеть.
– Не должен. Сожалею я, что когда-то доверился ему, даже не предполагая, что все вокруг – лживая игра.
– Так, получается, нас растили, чтобы мы правили… Я одним «миром», а ты – другим, – Шейн закрывает жалюзи и поворачивается ко мне лицом.
– Видимо, да.
– С самого детства на нас был план…
– Да.
– И мы сами ничего не решали.
– Но решили. Мы внесли свои «правки» в финал.
– Верно… Вот только Джейд… – Шейн невольно отводит взгляд. Ему все еще больно. Всегда будет больно. Как и мне. – Она не успела внести свои «правки». Она просто мешала воплощению безумного плана. Как и Серена сейчас.
– Мне очень жаль…
Шейн подходит ко мне и останавливается у самой койки.
– Я рад, что мы спасли ее, – говорит брат. – Серена замечательная. Настоящее сокровище.
– Спасибо. Без тебя я бы не справился.
Шейн слабо улыбается, нагибается и аккуратно обнимает меня.
– Когда починишь свои ребра, голову и грудь и сможешь встать… Тогда и обнимешь меня в ответ.
– Не провоцируй, – тянусь к его плечу рукой, но тут же корчусь от боли.
– Три пулевых как никак, – выпрямляется брат. – Лежи и не строй из себя героя.
Я усмехаюсь.
– Сколько я здесь?
– Пять дней. Первые два был в реанимации. За твою жизнь сутки сражались лучшие врачи.
– Ты поработал?
– Без меня тебя бы не вытащили из преисподней, – улыбается Шейн. – Будешь должен.
Он слабо треплет меня по голове и разворачивается, чтобы уйти, но в палату влетает Серена.
Она вбегает внутрь и застывает посередине, смотря на меня.
Ее глаза полны слез. Синие, бездонные и такие мокрые.
– Пожалуй, оставлю вас, – Шейн трогает Серену за плечо, но она даже не реагирует. Смотрит только на меня.
– Шейн, – окликаю его. – Присмотри, пожалуйста, за Бостоном. Он говорит, что ты классный.
Шейн прикусывает губы. Ему тяжело. Слишком тяжело, чтобы сказать об этом. Но он кивает и покидает палату, которая наполняется только Сереной. Моей русалкой. Моей чертовкой. Моей Пандой. Моей. Моей. Моей.
Она везде.
Сразу.
Она еще не подошла, но уже под кожей.
Я так хочу ее обнять.
Так хочу ее губы на своих губах.
Хочу убедиться, что она не плод моих галлюцинаций.
Она стоит на месте всего секунду, потом срывается на бег и падает на колени перед моей кроватью. Она плачет.
– Серена, пожалуйста… Не надо, – нахожу ее руку и накрываю своей. – Детка… Прошу. Не плачь.
Она вскарабкивается наверх, садится на койку и накрывает ладонями мое лицо.
– Я так боялась, что ты умрешь… – глотает слезы. – Там… Твоя кровь была на моих руках. Я пыталась зажать раны. Я так боялась. Я молила Господа не забирать тебя у меня. Я не прекращала молиться и здесь. Каждый день. Каждую минуту. Я не уставала просить, – слезы льются по ее щекам и капают мне на лицо. – Я не хочу жить без тебя, Эзра. Я уже не смогу…
– Не говори глупостей!
– Заткнись! – всхлипывает она. – Я не хочу! Ты – все. Понимаешь? Ты везде! Господи, как же я боялась! Как же ты напугал меня, заносчивая ты задница!
Серена плачет, а я даже не могу обнять ее. Я пытаюсь приподняться, но она не позволяет, опуская меня обратно на подушку.
– Идиот, не смей двигаться! – сквозь слезы приказывает она. – Тебя едва откачали!
– Слушаюсь, – могу только улыбаться.
Боже, какая она красивая. Даже с этими синяками на теле, с фингалом под глазом и порезом на щеке. Она прекрасна. Она самое чудесное создание на планете. И не передать словами, как сильно я ее люблю.
– Ты в порядке? – тянусь к ее руке и накрываю пальцы.
– Нет, – шмыгает носом и смотрит на меня. – Но я буду, когда ты вернешься домой.
– Забери меня домой. Прямо сейчас. В нашу постель.
Она плачет.
– Еще нельзя…
Серена склоняется над моим лицом и мягко касается моих губ.
Своими снова солеными.
Я закрываю глаза.
Снова, как на берегу океана.
Вкус нашего поцелуя – океанский бриз. Это вкусно. И невозможно остановиться.
Проталкиваю язык в рот и тянусь к ней, но Серена отстраняется.
– Эзра… – она выпрямляется и упирается ладонью мне в грудь чуть ниже ключицы, там, где не перебинтовано.
– Хочу тебя всю. Во всех позах. Сейчас. Черт возьми, ты только посмотри на мой стояк. Им можно разбивать бетонные плиты.
– Ты мерзкий извращенец, – смеется она и подтирает слезы.
– Твою ж мать, иди сюда, немедленно, – дергаюсь в ее сторону, но ощущаю адскую боль и корчусь.
– Мистеру извращенцу придется попридержать коней, – улыбается Серена и снова касается моих губ.
– Не провоцируй меня. Я ехал за тобой со сломанными ребрами и разбитым лицом. Поверь, я перетерплю боль, но трахну тебя.
Моя действующая рука скользит между ее ног.
– Эзра… – Серена льнет к моему плечу. – Перестань… Я хочу тебя больше всего на свете.
– Правда? – прижимаю пальцы к ее промежности сквозь джинсы. Надавливаю сильнее.
– Боже… – выдыхает она.
– С каких пор ты начала взывать к Господу? – издеваюсь, как когда-то она надо мной. – Я думал, ты во власти Дьявола. Своего искусителя, которому ты однажды сдалась, – мои пальцы напрягаются и впиваются в нее грубее. – Сними джинсы…
– Нет. Тебе нельзя… – ее тело противоречит словам, и Серена неосознанно подается бедрами навстречу.
– Нельзя двигать пальцами?
– Эзра…
– Быстро. Снимай свои гребаные джинсы. Ненавижу их, – расстегиваю пуговицу и ширинку на ее джинсах.
– Может войти медсестра…
– Или мои пальцы могут войти в тебя, – моя ладонь резко ныряет в трусики Серены и нащупывает клитор.
– Эзра… – она хватается руками за поручни по обе стороны от больничной койки.
– Люблю тебя, – шепчу ей в губы, надавливая на клитор большим пальцем, и средним проникаю в нее.
Серена протяжно стонет, запрокидывая голову. Я сразу же начинаю двигаться грубее. Жестче. Глубже. Наблюдая, как она извивается от моих настырных ласк.
– Эзра… – одной рукой хватает меня за бедро и стаскивает с меня одеяло.
– Да, детка… Кончи для меня.
– А ты – для меня.
Она пробирается под больничную длинную рубашку, задирает ее и властно обхватывает рукой мой твердый член.
– Ч-черт… – стискиваю зубы. – А кончать мне можно? – дышу чаще вслед ускорившимся движениям ее руки. – Врачи про это ничего не говорили? – мои пальцы проникают в нее все глубже. Большой массирует клитор, и Серена не прекращает стонать.