Под стягом победным — страница 45 из 83

Хорнблауэр сидел в растерянности, но поделать ничего не мог.Certainly he was not going to run any risks by going to seek Marie in her room and asking for explanations; he lay down again to think about it, and this time, with its usual capriciousness, sleep surprised him in the midst of his speculations, and he slept soundly until Brown brought him his breakfast coffee.Он не собирался рисковать, идя к Мари за объяснениями, он откинулся на подушку, чтобы все обдумать, и сон, непредсказуемый, как обычно, сморил его на середине размышлений. Он спал крепко и проснулся, только когда Браун принес утренний кофе.It took him half the morning to nerve himself for what he foresaw to be a very uncomfortable interview; it was only then that he tore himself away from a last inspection of the boat, in Bush's and Brown's company, and climbed the stairs to Marie's boudoir and tapped at the door.Пол-утра он набирался духа для разговора, который обещал быть весьма щекотливым, только оторвавшись от последнего осмотра лодки с Брауном и Бушем, он поднялся к будуару Мари и постучал.He entered when she called, and stood there in the room of so many memories - the golden chairs with their oval backs upholstered in pink and white, the windows looking out on the sunlit Loire, and Marie in the window-seat with her needlework.Она сказала "войдите", он вошел и остановился посреди комнаты, которая о стольком напоминала - золотые стулья с овальными спинками и розово-белой обивкой, окна, выходящие на залитую солнцем Луару, Мари с шитьем у окна."I wanted to say 'good morning'," he said at length, as Marie did nothing to help him out.Она молчала. - Я хотел пожелать вам доброго утра, - сказал он наконец."Good morning," said Marie.- Доброе утро, - ответила Мари.She bent her head over her needlework - the sunshine through the windows lit her hair gloriously - and spoke with her face concealed.Она склонилась над шитьем - свет из окна озарял ее прекрасные волосы - и говорила, не поднимая глаз: -"We only have to say 'good morning' to-day, and to-morrow we shall say 'goodbye'.""Доброе утро" - сегодня, "прощай" - завтра."Yes," said Hornblower stupidly.- Да, - сказал Хорнблауэр, не зная, что ответить."If you loved me," said Marie, "it would be terrible for me to have you go, and to know that for years we should not meet again - perhaps for ever.- Если бы ты меня любил, - сказала Мари, - мне было бы больно тебя отпускать, надолго, может быть, навсегда.But as you do not, then I am glad that you are going back to your wife and your child, and your ships, and your fighting.Но ты меня не любишь, и я рада, что ты возвращаешься к жене и ребенку, к своим кораблям и сражениям.That is what you wanted, and I am pleased that you should have it all."Это то чего ты хочешь, и я рада, что это у тебя будет.
"Thank you," said Hornblower.- Спасибо, - сказал Хорнблауэр.
Still she did not look up.Она не подняла головы.
"You are the sort of man," she went on, "whom women love very easily.- В таких, как ты, женщины легко влюбляются.
I do not expect that I shall be the last.Не думаю, что я последняя.
I don't think that you will ever love anybody, or know what it is to do so."Не думаю, что ты когда-нибудь кого-нибудь полюбишь или хотя бы поймешь, что это такое.
Hornblower could have said nothing in English in reply to these two astonishing statements, and in French he was perfectly helpless.Хорнблауэр и по-английски не нашел бы, что ответить на эти два ошеломляющих заявления, на французском все был совершенно беспомощен.
He could only stammer.Он пробормотал нечто невнятное.
"Goodbye," said Marie.- Прощайте, - сказала Мари.
"Goodbye, madame," said Hornblower, lamely.- Прощайте, мадам, - отвечал Хорнблауэр покорно.
His cheeks were burning as he came out into the upper hall, in a condition of mental distress in which humiliation only played a minor part.Щеки его горели, когда он вышел в холл второго этажа, и не столько от унижения.
He was thoroughly conscious of having acted despicably, and of having been dismissed without dignity.Он понимал, что вел себя жалко, и что ему указали на дверь.
But he was puzzled by the other remarks Marie had made.Но его озадачило в словах Мари другое.
It had never occurred to him that women loved him easily.Ему никогда не приходило в голову, что женщины легко в него влюбляются.
Maria - it was odd, that similarity of names, Maria and Marie - loved him, he knew; he had found it a little tiresome and disturbing.Мария - какое странное сходство имен, Мария и Мари - Мария любит его, он это знал и находил несколько утомительным.
Barbara had offered herself to him, but he had never ventured to believe that she had loved him - and had she not married someone else?Барбара предложила ему себя, но он не осмеливался верить, что она его любит - разве она не вышла за другого?
And Marie loved him; Hornblower remembered guiltily an incident of a few days ago, when Marie in his arms had whispered hotly,А Мари его любит. Хорнблауэр виновато вспомнил, как, несколько дней назад, Мари в его объятиях жарко прошептала:
"Tell me you love me," and he had answered with facile kindness,"Скажи, что ты меня любишь", и он с не требующей усилий добротой отозвался:
"I love you, dear.""Я люблю тебя, милая".
"Then I am happy," answered Marie."Тогда я счастлива" - отвечала Мари.
Perhaps it was a good thing that Marie knew now that he was lying, and had made easy his retreat.Хорошо, что Мари знает: он солгал - и не удерживает его.
Another woman with a word might have sent him and Bush to prison and death - there were women capable of it.Другая женщина одним словом отправила бы его и Буша в тюрьму - такие есть.
And this question of his never loving anyone; surely Marie was wrong about that.А что до того, будто он никого не любил -конечно, Мари ошиблась.
She did not know the miseries of longing he had been through on Barbara's account, how much he had desired her and how much he still desired her.Она не знает о мучительном влечении к леди Барбаре, как сильно он ее желал и как сильно желает до сих пор.
He hesitated guiltily here, wondering whether his desire would survive gratification.При этой мысли он засомневался, виновато гадая, столь ли сильно это желание, чтобы пережить свое исполнение?
That was such an uncomfortable thought that he swerved away from it in a kind of panic.Мысль была настолько неприятна, что он почти в панике поспешил от нее отделаться.
If Marie had merely revengefully desired to disturb him she certainly had achieved her object; and if on the other hand she had wanted to win him back to her she was not far from success either.Если Мари мстительно хотела вывести его из равновесия, она своего добилась; с другой стороны, если она хотела его вернуть, то была очень близка к успеху.
What with the torments of remorse and his sudden uneasiness about himself Hornblower would have returned to her if she had lifted a finger to him, but she did not.Измученный сожалениями и внезапной тревогой, Хорнблауэр вернулся бы к ней, шевельни она пальцем, но она этого не сделала.
At dinner that evening she appeared young and light-hearted, her eyes sparkling and her expression animated, and when the Count lifted his glass for the toast of 'a prosperous voyage home' she joined in with every appearance of enthusiasm.За обедом она была юна и беспечна: глаза ее сияли, лицо светилось. Даже когда граф предложил выпить "за счастливое возвращение на родину", она с жаром подняла бокал.
Hornblower was glum beneath his forced gaiety.Хорнблауэр был мрачен под напускной веселостью.
Only now, with the prospect of an immediate move ahead of him, had he become aware that there were decided arguments in favour of the limbo of suspended animation in which he had spent the past months.Только сейчас, перед самой дорогой, он понял, что во взвешенном состоянии последних месяцев были свои светлые стороны.
To-morrow he was going to leave all this certainty and safety and indifferent negativeness.Завтра он оставит эту определенность, устойчивость, бездумную пустоту.
There was physical danger ahead of him; that he could face calmly and with no more than a tightening of the throat, but besides that there was the resolution of all the doubts and uncertainties which had so troubled him.Его ждет физическая опасность, о которой он думал почти спокойно, лишь с легким напряжением в горле - сильнее тревожило грядущее разрешение сомнений и неопределенностей.
Hornblower was suddenly aware that he did not so urgently desire his uncertainties to be resolved.Он вдруг понял: он вовсе не хочет, чтоб эти сомнения разрешились.
At present he could still hope.Сейчас он может, по крайней мере, надеяться.
If Leighton were to declare that Hornblower had fought at Rosas contrary to the spirit of his orders; if the court martial were to decide that the Sutherland had not been fought to the last gasp - and