— Издевались?
— Да, до момента, когда дар проснулся. Я тогда со злости по столу долбанул кулаком, а он разлетелся на кусочки. И искры я увидел. Все перепугались тогда страшно, но есть инструкция, что в таком случае делать. Меня протестировали.
— И сразу в училище?
— Нет, еще два цикла в схоле доучивался.
— Обидчикам-то отомстил?
— За что? — парень искренне изумился. — Я ведь действительно слабаком был, на других учеников стучал, гадости иногда исподтишка делал, а потом, как дар проявился, не нужно стало. Друзьями мы, конечно, не стали, но мстить, когда ты гораздо сильнее и даже здоровяка какого-нибудь покалечить можешь, как-то нехорошо.
Пожалуй, пока не буду его Дрищем звать. Даже про себя. Подумал, стоит ли спрашивать про их тайную безопасную операцию, схема ведь только подталкивает человека к откровенности, если он не хочет что-то рассказывать, или вопрос неудобный, сознание может схему уничтожить, а человек вдруг задать самому себе вопрос, чего это он так разоткровенничался. Будь я Повелителем, может и прокатило бы, но я простой слабенький недоучка с модулем в состоянии комы.
Так что любопытство я свое на время придавил. Решил с другого края зайти, а то уж больно долго гуляли по этим коридорам.
— Орес. Кстати, это твое имя или семейное?
— И то, и другое. Я второй ребенок из трех братьев, когда имя давали. младший уже родился. Так и назвали — Средний. Так что ты хотел спросить?
— Мы тут круги наматываем. Тебе не кажется, что надо по-другому поступить?
— Как?
— Используем правило правой руки, — авторитетно заявил я. — Будем идти, держась правой рукой о стену и не отрывая ее. Так мы по всей замкнутой стене пройдем, может на что-то и наткнемся. Или хотя бы к выходу выйдем.
— А почему не левой? — совершенно резонно спросил Орес.
Вот как ему обьяснить, что если мы левой рукой так держаться будем, то никогда отсюда не выберемся.
— Не получится, попробуем левой. Но сначала давай попробуем, как я сказал. Или, хочешь, разделимся, ты левой рукой будешь вести, я правой. Кто первый найдет выход, позовет другого.
Парень сразу сообразил, чем это грозит, и отказался. Остаться одному в лабиринте ему явно не хотелось, а силенок разрушить стенки — не хватало.
Я демонстративно прижал ладонь правой руки к не очень чистой стене и пошел. Орес топал за мной, вот сейчас у него отличный шанс разделаться со слишком любопытным спутником. Делов-то, в спину влепить заряд, или оглушить, а потом шею свернуть. Не знаю, что его остановило, может, боялся остаться тут навсегда с моим призраком, но парень даже попытки не предпринял.
Дальний правый угол порадовал низенькой каменной дверью. Обычной такой на вид, с бронзовой ручкой в виде головы совы, и с высеченным изображением женщины. Судя по надписи, Эреш-кигаль. Отчего-то мне резко расхотелось туда входить, в местном пантеоне места для бывшей владычицы царства мертвых не было. Культ Эреш-кигаль уничтожили четыре тысячи лет назад вместе с царством Кут, до последнего сопротивлявшимся союзу семи. Причем, не будь я хранителем и все остальное, не узнал бы про этот исторический факт — тайны прошлого даже для членов старых семей были за семью печатями.
По обе стороны от двери стояли большие каменные урны с изображением глаз.
— Ух ты, — Орес неожиданно обрадовался, — это же Никта. Ее храмы есть на главном материке. Сейчас мало кто верит в старых богов, но вот в моей деревне был храм Эроса.
И покраснел.
— О богах — после, — тактично прервал его я. — Смотри, глаза выплавлены. Что бы это значило?
— Ну я могу предположить, что у жертвы надо было вырезать глаза, и положить по одному в каждую урну, — засмеялся Орес.
Шутит он или нет, но так и есть. Я поглядел на спутника, два глаза в наличии. А потом потянул ручку на себя. Дверь легко поддалась, количество зрячих в нашей компании изменять не пришлось. За дверным проемом оказался низкий коридор, все в стиле местной архитектуры — сплошные вспомогательные помещения. На стенах висели факелы, длина прохода была всего несколько метров, а вот дальше шла тьма. Абсолютная, словно фотонная ловушка. Или черная дыра. Или еще что-то, куда свет мог только входить, а выходить — нет.
— Может, не пойдем? — мне резко захотелось вернуться в лабиринт.
— Да ты что! — Орес хлопнул меня по плечу. Схема откровения — дело хорошее, вот только излишнее воодушевление и восторженность идут побочными эффектами, без этого сознанию трудно растормозиться. Можно, правда, еще в глубокую тоску вогнать, но в такой компании тяжело было бы. — Там же самое интересное, во всех храмах Никты так — мрак непроницаемый, а сделаешь шаг, огромная светлая комната со статуей богини и жрецом-иерасом.
Нам иерас точно был не нужен. Но Орес, не слушая меня, рванул в проход.
Как я пропустил эту тонкую оранжевую линию, понять не могу. Может быть, слишком пялился на тьму. Но стоило лейтенанту-безопаснику ее пересечь, факелы на стенах ярко вспыхнули. Их свет не разогнал тьму, но от каждого светильника на плиту пола стекла зеленая нить и вместе они сложились в простой орнамент. Орес занес над ним ногу, я рванул за ним, чтобы остановить, но инерция была быстрее меня.
Мой спутник впечатал подошву прямо в гущу зеленых нитей. Схемы снесло напрочь, вот только обновил их, и все — пропали. Лицо Ореса поменяло выражение с восторженного на осмысленное, он остановился, начиная движение в обратную сторону. Я тоже.
Но поздно, каменная дверь захлопнулась, отрезая нам путь назад.
— Так, что-то мне нехорошо, — Орес прижал ладонь ко лбу, оранжевые нити сложились в схему исцеления. — Как в тумане все было. Чего мы сюда поперлись? Эмпо, да? Как там тебя звать?
— Марк Аврелий, — подсказал я. Телепортироваться никогда не поздно.
— Так, Марк Аврелий. Держи руки на виду, чтобы я не волновался. Кроме метателя, оружие есть?
Я продемонстрировал топо на другой руке
— Гражданский? Таким только птиц пугать. Стрелять из метателя умеешь?
— Да, я же торговец, — напомнил я лейтенанту сложившийся статус кво. — Мы что только не умеем. И стрелять, и…
— Потом расскажешь, — перебил меня Орес. — Контролируй дверь, чтобы никто в спину не ударил, а я посмотрю, что за этой стеной из тьмы скрывается.
Я уж думал, что лейтенант попрется вперед, как герой, но он подошел, засунул руку с коммом внутрь тьмы, замер на секунду.
— Гамисе та! — выругался он, снял комм, зачем-то потряс его, снова надел на руку. — Эта хрень сдохла. Эмпо, есть комм?
— Откуда, — я развел руками, — отобрали, когда на каторгу оформляли.
— Имплантат? Хотя откуда у бедного торговца такие деньжищи. Или есть?
Я помотал головой.
— Ладно. Идешь первым. Метатель давай сюда, это оружие для военных, а не для таких как ты неумех. Попробуешь обернуться, всажу заряд. — И, отобрав у меня ружье, в подтверждение попробовал зажечь плазменный шарик над рукой. Такими только детишек пугать, во-первых. А во-вторых, стоило схеме появиться, зеленый орнамент тут же с ней расправился. Лейтенант офигевшими глазами посмотрел на свою ладонь, попробовал еще пару раз создать предмет устрашения, выругался, прицелился, и приказал мне побыстрее и побольше шаги делать вперед, пока он тут занимается созданием защиты для нас обоих. Нет, все таки Дрищ.
Тьма ласково поглотила меня и бережно выплюнула в огромное помещение, с белоснежными мраморными колоннами шагом примерно в шесть-семь метров, делящими зал на нефы. На месте тьмы со стороны зала была дверь, обычная, деревянная, с золотой ручкой в виде кольца. От двери до конца зала было метров восемьдесят, не меньше, я насчитал двенадцать колонн с каждой стороны. Шахматный пол из плит черного и бежевого гранита был расчерчен по их границам зелеными линиями, приподнятыми над поверхностью пола на несколько сантиметров. Пришлось, как в детстве, сыграть самому с собой в игру — не наступать на трещины. То есть на эти линии. Вдруг они не только схемы удаляют.
Осторожно сделал шаг, другой. Бежевые плиты были девственно чисты, а вот черные, не все, но где-то пятая часть, попадались с зелеными ловушками. Значит, играем в зеркальные шашки, ходим только по белым клеткам. До середины зала я добрался без приключений, огляделся. Шесть колонн до меня, шесть — после. В конце виднелось обособленное помещение, кажется, в греческих храмах оно назвается аддитион, место для сокровищниц и алтарей. И, если уж аналогию с храмами проводить, сейчас я стоял прямо в трансепте — поперечном нефе, по ширине на еще один шаг колонн больше самого зала, с отдельными комнатами по бокам.
В боковых комнатах стояло по скульптуре. Я бы охарактеризовал стиль автора одним словом — мерзость. В левом мраморном изваянии несколько мужчин разделывали женщину. Со всеми анатомическими подробностями. А в другом, служившем продолжением первого — над тем, что от женщины осталось, проводили кулинарные эксперименты. За последнее время много чего повидал, но вот там, в этих зальчиках, чуть не стошнило. Автор, бесспорно, был мастером, так все передать, в деталях, подробностях — казалось, фигуры извращенцев-людоедов вот-вот оживут, и поскольку из еды я тут был один, решил, ну их, лучше дальше пойду.
Аддитион, последняя комната, был выделен дополнительными колоннами, стоящими между основными. Густая зеленая вязь покрывала все проходы, кроме одного. В правом дальнем углу клубилась такая же тьма, как и на входе. А по центру самой комнаты в пол был вделан небольшой бассейн с черной жидкостью. По правой и левой стене стояла совершенно обычная мебель — кресла, большой стол, даже диванчик. Кто-то тут явно бывал, оставив крошки на столе и под столом. В левом дальнем углу большой черный куб, с полутораметровыми гранями, поблескивал чем-то нехорошим. Оранжевые искорки были не просто тусклыми, в них явно присутствовала примесь черного. И черная нить тянулась от бассейна к кубу прямо по полу. Стоило мне к ней приблизиться, нить дернулась, словно собиралась вцепиться мне в ногу, но потом снова спокойно улеглась.