— Вот что, дорогие товарищи, на вашем участке границы есть дыра. И по-видимому, большая. Не знаю уж где и как она проходит, но по ней непрерывно, как мне докладывают контрразведчики и спецназовцы МВД, поступает контрабанда. Ищите этот канал! Найти его надо во что бы то ни стало. Вот вам мой самый строгий наказ. Пока не выполните его, не будет покоя ни вам, ни нам. Не провожайте меня. До свиданья!
Круто повернувшись, он размашисто зашагал к стоящему чуть поодаль вертолету (винты его уже начали раскручиваться). За генералом последовал, как это и было ему положено, только один Агейченков. У трапа они распрощались. И не успела захлопнуться дверца, как винтокрылая птица взвилась в воздух и быстро пошла между гор Аргунского ущелья. Еще несколько минут стоял в воздухе шум двигателя быстро удалявшейся вертушки. Но скоро и он смолк. Над горами повисла настороженная тишина.
Глава 6
Последняя ночь рейда оказалось особенно тяжелой. Если первые два дня еще держался морозец, и снежный наст был довольно твердым, то к вечеру третьего дня резко потеплело. Сугробы (а их по склону встречалось немало) превратились в холодную липкую кашу. Солдаты тонули в них по пояс. Группа не шла, а практически ползла в гору. Как Вощагин ни старался приободрить бойцов, движение все больше замедлялось. Усталость валила людей с ног. Вершины они достигли далеко за полночь.
— Привал, — скомандовал Вощагин, тяжело опускаясь на плоский камень, лежащий возле одинокого дерева. Только тут он почувствовал, как вымотал его этот последний переход. Спину ломило. Ноги стали ватными. А ведь он был испытанным спортсменом, имел пояс по карате и первый разряд по альпинизму. Каково-то солдатам, не имеющим подобной закалки? Конечно, в ДШМГ люди подбирались крепкие, физически развитые. Да и готовились они к подобным рейдам основательно. И все же…
Подошел один из взводных, молодой лейтенант, недавно прибывший к ним из училища. Это был невысокий крепыш с крупным лицом. Цвета его щек было не разглядеть, но Вощагин мог поклясться, что они у него были багровые. Да и дышал он тяжело, с придыханием.
— Там вроде костерок горит, товарищ подполковник, — сказал лейтенант, показывая вправо.
Вощагин достал прибор ночного видения и посмотрел в указанном направлении. Вокруг еле тлеющего костерка располагалась группа вооруженных людей. Именно здесь, по предварительным разведданным, и должно было находиться бандформирование, направляющееся из Грузии в Чечню.
«А лейтенант-то оказался глазастым, — подумал Вощагин одобрительно. — Молодец! Не всякий разглядит в висящей над головой белесой мгле багровое пятнышко».
Вощагин так и сказал взводному, похвалил за наблюдательность, зная, что, как любила выражаться Верка, доброе слово и кошке приятно.
С этой Веркой вечно была морока. Всякое воспоминание о ней вызывало у Бориса неприятное ощущение дискомфорта и какой-то острой неудовлетворенности. Верка, или как она себя любила именовать Верчик-перчик, уже лет пять была подружкой Вощагина, и вот уже год как числилась невестой. Но все это там, на далекой родине, под Петрозаводском, куда нынче от Чечни и на самолете-то не долетишь. Рейсовые самолеты из Грозного практически не ходят, а ежели и бывают, то крайне редко. Попасть в Ханкале на военный борт можно только с разрешения начальства. Надо ходить, клянчить, что для Вощагина, как нож острый. Стать попрошайкой он считал ниже своего достоинства. Если надо для людей, для дела, тут он готов зубами выгрызть, а для себя…
Так что Верку он видел в лучшем случае раз в году, да и то, ежели удавалось вырваться в отпуск, что для пограничника, тем более разведчика в практически воюющих войсках весьма и весьма проблематично. Ехать же с ним на границу Верка ни за что не хотела… Он не раз предлагал ей пожениться.
— А что я там делать буду? — спрашивала она насмешливо, сверля его своими синими брызгами. Уж лучше бы у нее не было таких бьющих наповал огненно-искристых голубых глаз! — Мужику портки стирать?
И добро бы имела хоть какую-то значительную специальность: инженера-конструктора, например, известного модельера или астронома, — тогда еще куда ни шло, можно и покуражиться. А то ведь простая училка с захудалым провинциальным педвузом за плечами…
Вощагин быстро определил местоположение как свое, так и боевиков. Благо у него был теперь такой чудо-прибор американского производства, как «Магеллан», позволяющий моментально получать координаты любых местных предметов на карте. Он достался ему в качестве трофея, отобранного у одного из чеченских полевых командиров. Все-таки здорово снабжают из-за рубежа этих гадов! Что только не захватывали пограничники в стычках с боевиками: и стреляющие ножи разведчиков, и австрийский пистолет «Гирос» с лазерным наведением и разрывными пулями, и приборы вроде того же «Магеллана». Некоторые из них позволяли определять на значительном расстоянии и установленные минные поля, и стационарные пограничные точки и благополучно обходить их. Подобную аппаратуру невозможно создать без выхода на космические технологии.
Артиллеристы не заставили себя ждать. Получив по рации координаты цели, они уже через десять минут открыли огонь. Снаряды стали рваться именно там, где находились боевики. Среди них началась паника. В прибор ночного видения можно было разглядеть, как ошалело метались бандиты, спасаясь от разящих осколков. Огонь был точный, шел с нарастающим темпом и, по-видимому, давал неплохие результаты. Вощагин только дважды подкорректировал его, когда несколько снарядов дали большое отклонение.
Хорошо работают пушкари, подумал он с удовлетворением. Значит, не зря разведчики мучились три ночи. Пожалуй, такая тактика, перенятая у врага, может действительно принести успех. Прав полковник Агейченков, не раз повторявший, что новое — это хорошо забытое старое. Ведь в Афгане, не говоря уж о Великой Отечественной, наши разведчики уже совершали такие рейды и наносили противнику неожиданные ошеломляющие удары. Да и Аргунская операция — лучший тому пример. Если бы ее не подготовили в такой глубокой тайне, ни о какой внезапности не могло быть и речи…
Сам Вощагин участвовал в операции с первого ее дня. Руководимая им десантно-штурмовая группа была в центре нападения и высаживалась с вертолетов на склон горы, ведущей прямо в логово боевиков. Там находились и основные склады их, и узел связи, а следовательно, и координирующий все штаб. Район был сильно укреплен в инженерном отношении и казался неприступным. Появление здесь русских пограничников ошеломило боевиков. Они, вероятно, рассчитывали, что начатая с ночи бомбежка и артобстрел — обычный огневой налет. На том все и кончится. Так уже бывало. Федералы-де, не решатся высадить живую силу в горную Чечню, надежно охраняемую и сильно укрепленную бандформированиями. Им и в голову не могло прийти, что падающие с неба бомбы и снаряды — настоящая артиллерийско-авиационная подготовка большого наступления погранвойск. Поэтому и сопротивление было оказано незначительное, и потери они понесли минимальные, занимая практически всю Аргунскую долину…
Из-за гор стал медленно выползать рассвет. Сначала посветлели заснеженные вершины Главного Кавказского хребта. Совершенно темными они, правда, никогда не были. В синее звездное небо всю ночь врезались пепельно-серые пики. Но как только начало подниматься солнце, они будто ожили и заиграли разными цветами. Из блекло-синеватых превратились в ярко-голубые, затем в белые с фиолетовым отливом и, наконец, в ярко-серебристые, по расцветке напоминающие фату невесты. Точно такую фату мать его, известная в Петрозаводске рукодельница, сварганила весной к их свадьбе с Веркой. Все было уже почти на мази. И эта оторва наконец-то дала согласие выйти за Вощагина замуж. И винные запасы были кое-какие сделаны. И день регистрации был назначен. Все поломалось в один момент. Как только Верка узнала, что Вощагин вновь возвращается в Чечню (а до этого говорили, что его переводят в другое место), она вновь встала на дыбы.
— Люблю я тебя! Люблю, Борька! — заявила со слезами на глазах. — Но вдовой стать сразу не хочу!
Напрасно он убеждал, что там, на чечено-грузинской границе, не очень теперь опасно, что их отряд стоит в самом прекрасном месте. Ведь Аргунская долина по красоте может сравниться со Швейцарией. Ничего не помогло. Верка посмотрела на него уже со злом и сказала ядовито:
— То-то там каждый день гибнут люди! Но даже не это главное. Чем я там буду заниматься? Чем? Школы в Итум-Кале твоем нет и не предвидится. А без детишек, ты же знаешь, я не могу. Не могу — и все!
Ну что ты с ней поделаешь?
Вощагин считал, что женитьба для пограничника, — это проблема номер один. Причем вполне объективная. Нужно очень любить человека, чтобы ехать с ним в тьмутаракань, жить там на уровне прошлого века в лучшем случае, забыв о все благах цивилизации. Причем не год, не два, а гораздо больше: пока твой суженый не получит больших звезд, не повысится по службе и, возможно, будет переведен в более или менее приличный город. Многих девчат такие перспективы просто пугают. Часть из них, согласившись вначале, затем не выдерживает и с границы сбегает. И только уж самые стойкие, беззаветно любящие остаются и до конца разделяют участь мужей. Верка к последнему, самому надежному слою не принадлежала. Получив очередной отказ уехать с ним, Вощагин проклял все на свете и, хлопнув дверью, уходил от этой зануды с твердым намерением никогда больше к ней не возвращаться. Он пробовал знакомиться с другими представительницами слабого пола, даже переспал с одной-двумя, но ничего хорошего из этого не получилось. Они были для него слишком пресны и неинтересны. И только Верчик-перчик притягивала его к себе, как магнит. Ноги сами несли, как только он появлялся в Петрозаводске, к знакомой выщербленной пятиэтажке, где жила эта чертова зазноба. Она встречала его, как ни в чем не бывало, словно они вчера расстались, а не год назад. Первым делом спрашивала: «Есть хочешь? У меня особые блинчики с мясом (пончики с вареньем или голубцы). Вкуснятина, пальчики оближешь. — И частенько повторяла, радостно глядя, как он уплетает ее кулинарные изделия за обе щеки: — Я всегда говорила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок»…