Арсен начал засыпать, когда у шлагбаума раздался резкий сигнал машины. Он еще подумал: «Кого это нелегкая принесла? Начальство в такую рань вряд ли заявится. Оно еще небось дрыхнет без задних ног…»
Выскочив на крыльцо, он увидел подъезжающий уазик. Передняя дверца открылась, и из машины выпрыгнул молоденький лейтенант в новенькой «с иголочки» форме, высокий и худой, как верстовой столб. Гокошвили сразу понял, что это и есть его новый зам. Ему прислали явно выпускника училища. Но все равно это было здорово!
Арсен чуть не воскликнул: где же ты раньше был, дорогой! Но суровый вид лейтенанта, евшего, как говорится, начальство глазами, сдержал его.
Молодой офицер, кинув руку к головному убору, отчеканил два шага и представился по всей форме:
— Товарищ капитан, лейтенант Найденыш прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!
Гокошвили хотелось по-братски обнять своего юного помощника, сказать, что рад его приезду, потому как очень ждал его. Но официальный вид того не допускал никаких вольностей. Поэтому Арсен сделал соответствующее выражение лица, отдал честь и молча принял рапорт, ограничив неформальную часть коротким энергичным рукопожатием.
Следом за лейтенантом из машины выползла маленькая толстушка с очаровательной круглой мордашкой, усыпанной, как гриб-мухомор, желто-розовыми конопушками. «А это что за явление?» — не без замешательства подумал Гокошвили о юной особе, мысленно сразу окрестив ее Пуговицей. Но самое удивительное было, что на ней оказалось не партикулярное платье, а военная форма с погонами сержанта. Она тоже представилась официально: назначена, мол, на заставу связистом.
— Моя жена Анастасия Павловна, — немного смущенно прокомментировал лейтенант ломающимся баском.
— О да вы вдвоем приехали сразу! — обрадованно воскликнул Гокошвили, зная, как тяжело живется офицеру одному на далекой, оторванной от привычной цивилизации, заставе. — Это хорошо! Жилье для вас у нас есть. Специально домик выстроили для семей военнослужащих. Сейчас я вас, товарищ Найденов, сам туда провожу.
— Простите, товарищ капитан, — насупился молодой офицер. — Не Найденов, а Найденыш. Прошу не путать!
— Понял, — усмехнулся Гокошвили, окидывая «коломенскую версту» оценивающим взглядом. Лейтенант, как видно, был самолюбив и не без гонорка. Но это даже лучше, подумалось, чем если бы он оказался мямлей, боящейся слово сказать поперек начальству.
Арсен любил волевых людей, с характером, как говорят русские, не сахар. Он любил русские поговорки и старался их запоминать.
— Ну а по батюшке-то как? — спросил Гокошвили уже строже.
— Григорий Данилыч.
— Да какой же он Данилыч? — всплеснула руками Пуговица, и ее маленькая, усыпанная милыми веснушками курноска забавно сморщилась. — Брось ты, Гриша, эту официальщину. Нам же всем вместе служить на заставе! Тут не училище: «Так точно, никак нет…»
— Жена, наверно, права, Найденыш, — согласился с улыбкой Гокошвили. — Нам, понимаешь, в одном котелке действительно вариться. Так что давай в неформальной обстановка как-то попроще быть друг с другом. Я, Арсен Зурабович, ну а ты просто Григорием у меня будешь. Русские отчества как-то плохо, понимаешь, запоминаются.
— Раз вы хотите, не возражаю, — угрюмо согласился лейтенант. Видно, училищная муштра сидела в нем крепко.
Гокошвили снова отметил серьезность парня и порадовался. Такие обычно с большой ответственностью подходят к порученному делу. А это как раз то, что нужно для пограничной службы.
Однако сразу оставить на лейтенанта заставу и умчаться в отпуск Гокошвили не мог. Слишком уж тот был неопытен. Теорию-то знал хорошо, а вот практику… Пришлось Арсену лично провести Найденыша по всему участку охраняемой границы, рассказать о его особенностях, показать наиболее коварные места, используемые нарушителями, пытающимися или проникнуть к нам или уйти за кордон.
Лишь на третий день Гокошвили наконец освободился и стал быстро паковать чемоданы. Но недаром же говориться, что человек предполагает, а судьба располагает. Арсен собирался уже покинуть заставу, как его позвала Пуговица:
— Товарищ капитан, вас к аппарату командующий. Срочно!
Это было что-то из ряда вон выходящее. Обычно сам генерал напрямую с заставами не связывался. Все его команды и распоряжения шли через штабы отрядов и комендатур. А тут вдруг— на тебе!
— Слушаю вас, товарищ Первый, — заскочив в радиорубку, как на заставе звали комнату связистов, крикнул взволнованно Гокошвили в микрофон.
Пуговка постаралась усилить громкость до максимума. Она была как раз дежурной. Арсен не мог не отметить, что она оказалась довольно шустренькой.
Командующий не зря беспокоил Гокошвили. Случилось действительно очень серьезное ЧП. Границу нарушит тяжелый бомбардировщик американского производства без опознавательных знаков. Он шел из Турции — страны НАТО — и углубился в нашу территорию километров на двести. Навстречу ему были подняты два перехватчика. Один из них вскоре дал сигнал нарушителю идти на посадку. Но тот на него не отреагировал. Повернув, он пошел на восток, вдоль границы. Нашему летчику ничего не оставалось делать, как, получив разрешение с земли, открыть огонь на поражение. Но бомбардировщик был оснащен новейшей, возможно, нам еще неведомой, антиракетной системой. Цель не была поражена. Нарушитель спокойно повернул обратно и взял курс на юг, в Турцию. До границы оставалось километров двадцать, не более. Он мог свободно уйти. Ракет у летчика уже не осталось.
«Что делать? — запросил он землю. — Ведь удерет же!»
Но диспетчер молчал, растерявшись. Он не знал, что ответить перехватчику. Время шло. Еще какой-нибудь десяток километров — и нарушителя поминай как звали. И тогда пилот принял отчаянное решение: пойти на таран! Пользуясь преимуществом в скорости, он напал на неприятеля и врезался в него концом правой лопасти. Оба самолета — и наш истребитель, и вражеский бомбардировщик рухнули на землю близ границы, но на советской территории.
Закончив сообщение о случившемся, генерал сказал:
— Вот что, Гокошвили, летчик мог вполне катапультироваться. Есть такое мнение. Подобная возможность у него была. — Командующий помолчал, как бы собираясь с мыслями, и совсем неприказным тоном добавил: — Это произошло в твоем районе, капитан. Попробуй поискать пилота. Подымай всех свободных людей: поваров, шоферов, связистов, отдыхающую смену, — и вперед на поиск. Сейчас наши летуны передадут тебе координаты возможного места падения самолета. Ищи вокруг него. А помощь мы подошлем!
Естественно, что мысль об отпуске мгновенно отлетела на второй план. Через полчаса они уже выступили к границе. Трое суток почти без сна, по пояс в снегу лазили по окрестным горам. Однако найти ничего не смогли. Гокошвили отдал должное Найденышу. Тот не отстал от него ни на шаг, хотя было видно, что дается ему это нелегко. Он же не был альпинистом, как Арсен. За эти трое суток лейтенант еще больше потоньшел. Лицо осунулось, стало остреньким и смуглым, будто его сбрызнули охрой, а не опалило жарким, южным солнцем (лучи его могут запросто обжечь: отражаясь от белоснежных вершин, они приобретают здесь злую колючесть).
Не отстала от мужа и Пуговка. Она тоже, несмотря на кажущуюся хилость, проявила завидную выносливость. Тем более что в группе поиска она была не налегке, а с тяжелой рацией за плечами, и все время держала связь с заставой, где за старшего оставался прапорщик. Арсен с удовлетворением отметил, что Настя, как звали ее все солдаты, с честью выдержала первое трудное испытание. А это значило, что застава приобрела двух достойных бойцов…
А летчик с истребителя был все-таки найден. Он действительно катапультировался. Пытался выбраться из снежного плена, в который попал, самостоятельно. Мог вполне замерзнуть. К счастью, его падение заметили чабаны с ближайшего пастбища. Найти пилота им, опытным верхолазам, не составляло особого труда. Принеся его к себе, чабаны отогрели и накормили летчика.
Лишь неделю спустя после назначенного срока прибыл Арсен в Ереван. В Доме офицеров его встретила злобно глядящая на вошедшего офицера будущая теща.
— И где же это вы, уважаемый, пропадали столько времени? — спросила она ядовитым, ничего хорошего не предвещавшим голосом. — Ах, неотложные служебные дела… И вы не смогли при всем желании…
Помолчала и еще более ядовито спросила:
— А вы знаете, сколько людей было приглашено на свадьбу? Нет, конечно. Так вот сообщаю вам: около ста человек. И для всех была приготовлена отменная закуска… Где она теперь, догадываетесь? Да-да, на помойке!
Нинон отказалась даже встретиться с ним, сообщив в записочке, что не может связывать свою судьбу со столь необязательным человеком. «Ведь ты даже не позвонил», — стояло в конце. Последнее слово «прощай» ударило его в самое сердце…
Арсен попытался еще несколько раз встретиться с девушкой. Но его даже на порог дома не пустили. А потом ее и вовсе увезли куда-то родители. Как заявила при последнем свидании несостоявшаяся теща, от греха подальше, сердце у девочки слабенькое… а вас, подлого обманщика, прощать нельзя!
Через полторы недели Гокошвили, плюнув на все, покинул Ереван и задолго до окончания отпуска прибыл на заставу. Его все-таки беспокоило, как там правит новый кадр. Но все оказалось в порядке.
Несостоявшаяся женитьба надолго отбила у Арсена охоту к таким делам, как ухаживание и сватовство. Через пару-тройку лет он сделал еще одну попытку жениться на понравившейся девушке. Та пообещала сразу же поехать с ним, но в последний момент струсила и отказалась. А иметь жену где-то, живя на границе в одиночестве, Гокошвили никак не улыбалось. Так и остался он до тридцати пяти несчастным бобылем, над которым по этому поводу подтрунивали приятели. Привык! И все-таки одиночество порой так осточертевало, что он готов сам из себя выпрыгнуть. Не зря, наверное, говорят, что холостяцкое существование, несмотря на его кажущуюся вольность и веселье, укорачивает жизнь…