— Покажите-ка мне нашу героиню. Хочу лично поздравить ее с наградой, — сказал Улагай.
— Вы имеете в виду Антонину Павловну Найденыш?
— А у вас что, есть другая Анка-пулеметчица? — усмехнулся контрразведчик.
Гокошвили сам сходил за радисткой. Пуговка вышла из казармы красная, смущенная. Но к контрразведчику подошла четким строевым шагом и, вскинув руку к головному убору, доложила, что сержант Найденыш прибыла.
Улагай с чувством пожал руку этой смелой женщине и сказал немножко церемонно:
— От всей души поздравляю вас, многоуважаемая Антонина Павловна, с правительственной наградой! Здоровья вам, счастья и удач в жизни! То же просил меня передать вам генерал Ермаш.
Пуговка смутилась еще больше. Она еще больше покраснела и вместо уставного «Благодарю за поздравления!» — пунцовые губки бантиком прошептали:
— Спасибо, товарищ полковник! И генералу спасибо! Но я право же, ничего особенного…
— Скромность, конечно, украшает человека, — засмеялся Улагай, — но ваш подвиг, да-да, именно подвиг, оценен, по-моему, по достоинству. Носите свой орден Мужества с честью!
Он еще раз пожал руку радистке и тепло с ней попрощался.
В Кривой балке стояла удивительная тишина. Ветра не было, листья на деревьях замерли и не шелестели, как обычно. Осмотрев найденный пограничниками лаз и все подходы к нему, Улагай спросил коменданта:
— Значит, никто сюда с грузинской стороны уже не наведывается?
— Так точно, товарищ полковник! — отчеканил Гокошвили. — Почуяла кошка, чье мясо съела.
— Вероятно, боевики заподозрили неладное, — добавил Найденыш. — Мы почти по всему туннелю прошли. Дальше уже сопредельная сторона. И никого!
— Ничего удивительного. Они же не дураки, — поддержал своих подчиненных Агейченков. — Мы двух гонцов взяли, а раз те не возвращаются, значит, вывод напрашивается сам собой: лаз обнаружен и утратил свое значение.
— Разрешите взорвать этот чертов ход, товарищ полковник, — попросил Гокошвили. — Морозим тут, понимаешь, людей ночью
— Не будем торопиться, майор, — остановил расходившегося коменданта Улагай. — Подождем еще недельку. Разрушить всегда успеем. Терпение может принести свои плоды.
Вернувшись в отряд уже поздно вечером, Улагай спросил, где Метельский.
— Я его в третью комендатуру сегодня посылал, — сообщил Агейченков. — Там у нас резко увеличился расход патронов. Надо было разобраться, почему так много стреляют.
— Так не где-нибудь в тьмутаракани стоите или в Заполярье, где только белого медведя и встретишь, а на переднем крае. Уж лучше пусть пуль сами пограничники не жалеют, чем получают их от противника. Значит, Метельский на правом фланге?
— Наверное, уже вернулся. А он что, нужен вам? Вызвать?
— Нет, погоди, — остановил командира Улагай. — Пожалуй, мы с ним завтра побеседуем, сразу после завтрака. — Он задумался и, выдержав длинную паузу, неожиданно добавил: — Но вы, Николай Иванович, сегодня его как-нибудь предупредите, что ровно в девять его вызывает к себе полковник Улагай.
Агейченков вскинул на него удивленный взгляд, но ничего не сказал. Излишнее любопытство было не в его характере. Улагай же не стал ничего объяснять, решив, что полковнику Метельскому надо дать время подумать над тем, почему его вызывает начальник контрразведки. Пусть прокрутит в голове все свои грехи. Авось поймет что-нибудь и посговорчивей будет…
Однако утром Улагаю не удалось побеседовать с Метельским. Еще до подъема личного состава его разбудил посыльный из штаба.
— Прошу прощения, товарищ полковник! — извиняющимся тоном сказал солдат. — Меня командир послал. Он уже и машину вызвал. Вы поедете с ним?
— А что случилось?
— В Кривой балке бой идет! — выпалил посыльный. — Полковник туда едет.
— Передай, что я сейчас буду, только оденусь.
Через минуту они с Агейченковым уже мчались по серпантину в сопровождении бронетранспортера с охраной.
— Ну, расскажите поподробнее, что стряслось, — повернулся к командиру отряда, сидевшему сзади, Улагай.
— Деталей не сообщали, — ответил тот. — На месте уточним. Пока что доложили одно: из известного нам лаза вывалились сразу три бандита. Напоровшись на пограничников, открыли шквальный огонь. Капитан Найденыш поднял заставу «в ружье» и с тревожной группой сразу же выехал к месту происшествия.
Улагай задумался. Что могла означать сия вылазка террористов? Вернее всего, это разведка. Не дождавшись возвращения своих «гонцов», боевики решили все-таки проверить безопасность туннеля: уж больно удобен был тайный путь из Грузии в Чечню. Не хотелось им терять его.
Своими соображениями Роман Трофимович поделился с Агейченковым. Тот согласился с ним. По-видимому, так и есть. Тем более что если «гонцов» посылали по одному, то сейчас боевиков оказалось трое, ежели не больше. Не исключено, что в туннеле спряталось еще несколько человек, чтобы в случае нужды поддержать своих.
— Я тоже так думаю, — заметил Улагай. — Это проверка лаза на чистоту.
Кривая балка встретила их глубокой тишиной. Но когда офицеры вылезли из машины, то сразу почувствовали запах порохового дыма. Погода стояла тихая: ни малейшего дуновения ветерка, и едкая гарь еще не рассеялась.
Увидев прибывшее начальство, к ним сразу же поспешил капитан Найденыш. Он доложил, что бой уже окончился. Один боевик убит, два других скрылись в туннеле. Преследовать их не стали, боясь напороться на мину или фугас. Боевики всегда стараются сделать для пограничников какую-нибудь пакость.
— Это вы правильно решили, капитан, — одобрил Улагай действия начальника заставы. — рисковать зря людьми никогда не стоит. Боевиков вы в туннели вряд ли догнали бы. А выйти на том конце из лаза, значит, вступить на территорию сопредельного суверенного государства, что уже противозаконно.
— Потери есть? — спросил Агейченков у Найденыша.
— Двое ранены. Один легко в руку, другой потяжелее— в грудь, — четко отрапортовал начальник заставы. — Медицинская помощь на месте уже оказана. Сейчас отправим их в лазарет.
Улагай с Агейченковым осмотрели поле недавнего боя. Тем временем солдаты под руководством капитана Найденыша тщательно обыскивали труп. Никаких документов, удостоверяющих личность, разумеется, не нашли. При убитом бандите вообще не было ничего лишнего. Даже обычного НЗ продовольствия не оказалось. В рюкзаке имелся только изрядный запас патронов и гранат.
— Это еще раз подтверждает нашу с вами догадку, Николай Иванович, — сказал Улагай Агейченкову, когда обыск трупа был закончен и, повернувшись к начальнику заставы, добавил: — Ну а лаз, капитан, теперь можете взорвать. Вызывайте саперов. И пост отсюда снимите. Будем считать, что туннель отныне закрыт и, по всей вероятности, навсегда!
— Будем возвращаться в отряд, товарищ полковник? — спросил Агейченков.
— Да, нам здесь больше делать нечего. Поехали, — сказал Улагай и первым шагнул к машине…
Разговор контрразведчика с Метельским состоялся уже после обеда. Сначала он был совершенно спокойным. Покурив свою завитулистую трубку, Улагай расспрашивал первого зама Агейченкова об особенностях службы в Итум-Калинском отряде, о его наблюдениях за людьми, находящихся в столь экстремальных условиях. Он не торопился переходить к главному вопросу, который его интересовал. И Метельский, очевидно, это чувствовал. Плечистый, осанистый, он сидел против контрразведчика настороженный, сосредоточенный. Маленькие хитрые глазки его сверлили собеседника, как буравчики; словно вопрошая: что вы от меня хотите? И Улагай понимал его состояние. Недаром же еще вчера он позволил Метельскому узнать о предстоящем разговоре. Тот, очевидно, уже все обдумал и был настороже. Однако Улагай все же не спешил, давая полковнику время успокоиться, и своего в какой-то мере добился. Метельский стал отвечать на вопросы не столь односложно, как вначале, давать более подробные комментарии к своим выводам. Вот тогда-то Улагай и спросил его эдак спокойненько, знаком ли Максим Юрьевич с неким господином Густавом Порклендом. У председателя краевого комитета по печати он заранее узнал все данные о корреспонденте радио «Свобода», давшем информацию в «Таймс» об Аргунской операции.
Вопрос был для Метельского столь неожиданным, что он даже поперхнулся на полуслове и не смог скрыть своего волнения. Глаза его метнулись в одну сторону, в другую. Ведь дело-то было давнее, и полковник наверняка надеялся, что все быльем поросло. Но надо отдать ему должное: собой он владел неплохо и быстро оправился.
— А какое это имеет значение? — спросил нагловато. Голос, правда, слегка дрожал.
Улагай не вспылил. Не стукнул кулаком по столу, как, наверное, ждал Метельский. Он выдержал длинную паузу и насмешливо сказал:
— Не будем играть в кошки-мышки, уважаемый Максим Юрьевич, вы же знаете, кто я такой. Мне точно известно, что именно вы принимали два года назад корреспондента «Свободы» господина Поркленда и отвечали на его вопросы.
— Да вроде бы, — выдавил из себя Метельский. — Признаться, я уже и забыл об этом эпизоде. Слишком много воды утекло с тех пор. Даже имя этого господина выскочило из памяти.
— А о чем у вас шла речь?
— Точно теперь уже и не скажу. Так, об общих делах наших на Кавказе.
— Значит, забыли… — все с той же насмешливой интонацией констатировал Улагай. — Позвольте тогда напомнить. Разговор у вас шел о готовящейся Аргунской операции. И вы, милейший, рассказали о ней Поркленду.
— Разве, что в общих чертах, — пожал плечами Метельский. — Все же знали, что готовится какая-то операция в недалеком будущем. Не мог же я назвать конкретные сроки или привлекаемые силы в самом деле!
Он вполне уже овладел собой, прекрасно понимая, что отказываться от встречи с иностранцем вообще глупо. Тем более, что это было поручение начальника штаба.
Улагай посмотрел на него скептически и подумал: а этот полковник не так прост, как кажется, и держится подобающе. Теперь он был уверен, что именно Метельский ввел корреспондента «Свободы» в курс тогдашних дел пограничников и не исключено, что получил за секретную информацию солидный куш. Иначе зачем бы ему было болтать? Однако сам он не признается в этом. Но Улагай был слишком опытным контрразведчиком, чтобы отступать. Тем более, что в запасе у него была козырная карта. Пора было пускать ее в дело. Он, не торопясь, достал из кармана взятую у Ермаша газету «Таймс», развернул ее и разгладил на столе.