— Тогда скажите мне, уважаемый, почему здесь, — контрразведчик ткнул пальцем в обведенную красным карандашом заметку, — господин Поркленд сообщает читателям все подробности Аргунской операции. А газета вышла в день ее начала. Корреспондент больше ни с кем, кроме вас, не беседовал.
Лицо Метельского побагровело. Пухлые щеки взволнованно заколыхались. Он не издал ни звука. И Улагай, выдержав паузу, вынужден был напомнить ему, что ждет объяснений. Но офицер продолжал молчать, потупив глаза.
— Вы поставили под угрозу Аргунскую операцию, — отчеканил Улагай. — Если бы на другой день командующий не принял превентивных мер, это вполне могло бы случиться. Боевики были бы предупреждены, и мы наверняка понесли бы большие потери.
— Но я ничего… — начал было Метельский.
Улагай перебил его:
— Перестаньте, полковник! Имейте мужество сказать правду. Сколько вы получили за данную информацию?
— Я? Я… — вскочил Метельский. — Я ничего… Ей-богу!
Улагай тоже поднялся и неторопливо выбил трубку.
— Ну, с этим наши товарищи разберутся… — сказал спокойненько.
— Вы не верите? — воскликнул Метельский.
Но контрразведчик пропустил его вопрос мимо ушей и уже иным — суровым тоном проговорил:
— А пока от имени командующего я отстраняю вас от занимаемой должности. Поедете сегодня вместе со мной в Ставрополь. Там дадите все объяснения. Генерал Ермаш очень хочет их послушать.
Глава 15
Совещание у Агейченкова проходило ранним утром, задолго до завтрака. Он любил в такое время, когда рабочий день только стартует, собирать своих ближайших помощников. Можно поговорить спокойно, обстоятельно, без нервотрепки.
На сей раз их было всего трое: вместе с ним в тесном кругу сидели начальник штаба и командир разведчиков. Вопрос, который они обсуждали, был очень серьезным. На участке границы, охраняемой отрядом, складывалась острая, напряженная обстановка. Нужно было принимать какие-то превентивные меры.
Первым докладывал Вощагин. Его сообщение не было для Агейченкова громом среди ясного неба. Тот уже знал, что в Панкисском ущелье в Грузии оставалось немало чеченских боевиков. Но, чтобы численность их доходила до двух — двух с половиной тысяч, не предполагал. Это была уже значительная сила. Тем более, что «чехи» были хорошо подготовлены и прекрасно вооружены.
— А данные-то точные? — недоверчиво спросил Ерков, слушавший разведчика с сердито сдвинутыми бровями. Начштаба по натуре был скептиком, недаром же он частенько повторял: «Не семь, а семнадцать раз отмерь, а уж потом отрезай».
— Источник информации точный, — обидчиво ответил Вощагин, несколько покоробленный недоверием начальства. Непроверенными фактами он никогда не оперировал. Ежели ему кто докладывал, вроде бы видел или краем уха слышал что-то, разведчик тут же обрывал его и сердито говорил: «Казала, мазала, бабке сказала». Первое сообщение всегда должно подтверждаться другими реальными фактами. И их набиралось уже достаточно. — Да и авиаторы подтверждают, что визуально наблюдают разбивку боевиками новых лагерей в Панкиссии. Развели милые «союзнички» целое бандитское гнездо!
Зелень глаза Вощагина побелела и стала почти прозрачной, точно ее разбавили ледяной водой. Взгляд колючий, холодный. Это означало, что он оскорблен недоверием к своим словам. Разведчик, и Агейченков давно это заметил, был самолюбив и терпеть не мог, когда сомневались в приводимых им сведениях. Он не бросал слов на ветер. Николаю Ивановичу импонировало, что Вощагин был всегда немногословен, и уж если открывал рот, то только по делу, оперировал проверенными и перепроверенными данными.
— Если так, то против нас действительно собираются тучи, — проворчал Ерков. — Не пойму только одного: как грузины такое допускают? Они что, не знают?
— Им прекрасно все известно, — хмыкнул Вощагин, — скажу более: их военные постоянно контактируют с Магомедом Цаголаевым, координирующим всю подготовку боевиков в Грузии.
— Это какой же Цаголаев? — спросил начштаба, приглаживая жесткий ежик волос, в которых седина не просто пробивалась отдельными пучками, как раньше, а захватила огромную территорию в полголовы. — Неужели тот самый полевой командир, который приказывал не просто расстреливать наших пленных, а и отрезать им головы для устрашения?
— Он самый, — подтвердил разведчик. — Гад первостатейный. Другого такого живодера трудно сыскать.
— Все они одним миром мазаны, — махнул рукой Ерков, — один другого стоит! Но грузины… Как они-то допускают такое безобразие? Ведь их республика входит в состав СНГ, а руководит ею бывший член политбюро, министр иностранных дел Советского Союза. Был же одним из самых высокопоставленных у нас и вроде бы дружески относился к русским. Я ему, во всяком случае, верил…
— Был да сплыл, — усмехнулся Агейченков. — Шеварнадзе, как флюгер, сперва в одну сторону повернулся, потом в другую. Да и не пользуется он таким уж большим авторитетом у себя на родине. Правит не Эдуард Амвросиевич, а его команда.
— Что-то вроде Ельцинской семьи? — спросил начштаба.
— Вот-вот, — кивнул головой Николай Иванович. — Он бы, может, и хотел что-то против террористов сделать, угодить и нам, и всему белу свету, да руки коротки.
— Между прочим, Шеварнадзе и у нас нафардыбачил, когда был у власти, — добавил Вощагин. — До сих пор расхлебываем.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Ерков.
— Так ведь это он подписал соглашение с американцами по Берингову проливу. Отдал им самые рыболовные места. Теперь они гребут там морепродукты лопатой, а наши сейнера с пустыми сетями ходят.
— А Ельцин куда смотрел? — возмущенно хмыкнул начштаба.
— У него, как сейчас у Шеварнадзе, руки были связаны. Олигархи всем заправляли.
Агейченков постучал по столу костяшками пальцев, явно подражая командующему, и строго сказал:
— Не будем отвлекаться на исторические экскурсы. Теперь и дураку ясна позиция Шеварнадзе. Мы это на своей шкуре чувствуем. Он ведь даже на совместную операцию против боевиков в Панкисском ущелье не соглашается. Будь на сопредельной стороне все чисто, не пришлось бы нам отправлять в Россию «груз-200»…
На некоторое время все замолчали, как бы отдавая дань павшим от рук бандитов в недавних вооруженных столкновениях. Потом Агейченков, кашлянув для солидности, сказал, что надо закругляться. Пора завтракать и по коням — аллюр три креста. У них уже заранее все было расписано: кто в какую командировку едет и с какой целью. В связи с осложнением обстановки, не исключающим крупных провокаций со стороны боевиков, нужно было готовить людей к боям, повышать бдительность. В том, что грозные события надвигаются, никто не сомневался. Тем более, что у Вощагина были данные, что «чехи» в Панкии получили от своих покровителей немалый куш «зеленых». Их надо отрабатывать. Ведь те, кто дает средства, непременно спросят у вожаков бандформирований: где отдача? Вы проедаете наши денежки, болтаясь по лагерям, и только разглагольствованием отделываетесь. Извольте трудиться по-настоящему!
И это были не досужие домыслы. Нет, такова была логика войны, что вели с федералами боевики и наемники из других стран. Все превращалось в валюту, в том числе жизнь и смерть людей…
— Уточняем, — после длинной паузы сказал Агейченков. — Ты, Семен Яковлевич, едешь на самый правый фланг нашего участка.
— Помню, на стык с Ингушетией, — качнул головой начштаба, соглашаясь с командиром.
— Свяжись там с соседним погранотрядом и проверь организацию взаимодействия с нами, — добавил Николай Иванович. — На стыке очень важно действовать четко и слаженно.
— Это и ежу понятно.
— Смотри только в районе заставы Гули на что-нибудь не напорись, как в свое время Даймагулов, — усмехнулся Агейченков.
— Да знаю я эти «Ворота в ад», — отмахнулся Ерков. — Так, кажется, переводится?
— Совершенно верно, — подтвердил Николай Иванович. — А ты, Борис Сергеевич, — повернулся он к Вощагину, — займись левым флангом, наиболее опасным.
— Еще бы, — криво усмехнулся разведчик. — Ведь там сходятся тайные тропы из Чечни на Дагестан и в Грузию. Недаром же боевики в свое время создали около аула Хуланды мощный опорный узел.
— А мы его все-таки раздолбили при проведении Аргунской операции, — подал реплику начштаба. — Я как раз там участвовал.
— Да, скакун был силен и быстр, — засмеялся Вощагин.
— Почему скакун? — поинтересовался Агейченков.
— Вы разве не знаете? Аргун переводиться как скакун.
— Ах, вот в чем дело. Мне уже, кажется, кто-то об этом говорил, только я запамятовал, — заметил Агейченков и снова обратился к разведчику: — Обрати тоже внимание на взаимодействие с соседом. Ну, тебе не надо объяснять, что делать. Двигай! — протянул он руку Вощагину.
— А мне, выходит, следует все разжевывать? — язвительно усмехнулся Ерков, когда разведчик вышел из палатки.
— Ошибаешься, Семен Яковлевич, — возразил ему Агейченков, — считаю, что мы теперь разногласий с тобой не имеем. Сработались, как говорится, — улыбнулся он.
Говоря так, Николай Иванович нисколько не кривил душой. Давний их спор, разница во взглядах постепенно сходили на нет. Ерков на практике убедился, что охранять границу старыми методами, да еще в их горных условиях — не годится. Он давно согласился с тем, чему прежде противился: и со слепыми рейдами ДШМГ; и с созданием рубежей охраны по хребтам, руслам рек с вытягиванием туда погранзастав; и с организацией системы визуального и радиационного наблюдения. Словом, почти со всем, что предлагал Агейченков.
— Ну что ж в путь! — поднялся Николай Иванович и протянул руку Еркову. — А то у тебя дорога длинная. Скорее завтракай и топай! А я еще с прибывшими вчера бумагами разберусь и поеду во вторую комендатуру. Там еще много недоделок.
Оставшись один, Агейченков с тоской взглянул на кипу документов, лежащую на столе. Каждый из них нужно было прочесть и принять по нему решение, расписать исполнителей. А канцелярскую работу Николай Иванович не любил. Но делать было нечего, и он, вздохнув, придвинул к себе бумаги.