Однако Жиль Бекдельевр пребывал в должности лейтенанта по уголовным делам не так долго, как можно было предполагать. Вмешались внешние обстоятельства. Первые две религиозные войны почти обошли Бретань стороной — военные действия велись в соседней Нормандии. Ожесточенные сражения между сторонниками Католической лиги и роялистами будут раздирать эту провинцию позже, в 80-е и особенно в 90-е годы XVI века. Однако тучи над головами бретонских гугенотов сгущались. Во время Третьей религиозной войны (1568–1570) сторонники новой веры были отстранены от должностей. Сен-Жерменский мир, завершивший эту войну, предусматривал, что представители «так называемой реформированной религии» сохраняют свои должности. Но это положение не распространялось на должности, которые мы сегодня назвали бы «силовыми»: бальи, сенешали и их генеральные лейтенанты, лейтенанты по уголовным делам (распространение ограничений на последнюю категорию в Бретани потребовало специального постановления Частного совета короля[201]). Лицам, отстраненным от этих должностей, предоставлялась либо денежная компенсация, либо должность советника в местном парламенте. Ждать денежной компенсации можно было очень долго, поэтому более престижная, хотя, возможно, и менее выгодная должность советника парламента Бретани (к тому времени уже переехавшего из Нанта в Ренн) показалась Жилю Бекдельевру привлекательнее[202].
Королевское письмо о наделении его должностью советника парламента Бретани в Ренне от 23 февраля 1571 года содержало любопытную формулировку:
Господин Жиль Бекдельевр, лейтенант по уголовным делам сенешальства и президиального суда города Ренна, ранее лишенный этой должности исключительно по причине религии, просил нас о предоставлении ему должности советника из числа местных уроженцев (de conseiller original) в парламенте Бретани взамен его должности лейтенанта по уголовным делам[203].
В этом письме содержится сразу два указания на факты биографии Бекдельевра, которые он не без выгоды для себя сумел использовать. Дело в том, что половина мест в парламенте Бретани отводилась местным уроженцам, чтобы гарантировать соблюдение законов и обычаев края. Парламент Бретани, кстати, в выполнении этой задачи не всегда был на высоте. Так, знакомый нам сенешаль Бертран д’Аржантре, комментатор бретонской кутюмы[204], критиковал парламент за нежелание отстаивать бретонские свободы[205]. Что касается Бекдельевра, то он, родившийся в Ренне, вполне проходил «по квоте», отведенной для местных уроженцев, а будучи протестантом, он проходил и по «гугенотской квоте», оговоренной статьями Сен-Жерменского мирного договора. Парадоксальным образом оказалось, что быть гугенотом в краю ревностных католиков — довольно выгодное дело. И Жиль, до того времени достаточно скрытный в проявлении религиозных предпочтений, начинает активно использовать аргументы своей конфессиональной принадлежности в судебных процессах.
Так, 30 апреля 1573 года во время тяжбы в парламенте по поводу своей городской недвижимости Жиль Бекдельевр заявил об отводе Жаку Бедье, генеральному прокурору короля,
по причине великой вражды указанного генерального прокурора по отношению к советнику Бекдельевру, поскольку указанный господин советник придерживается реформированной религии, а указанный Бедье — римско-католической[206].
Для парламента Бретани, имевшего репутацию достаточно толерантного по отношению к гугенотам судебного учреждения, это был весомый аргумент. Во всяком случае, парламент отказался зарегистрировать письмо губернатора провинции Филиппа-Эмманюэля Лотарингского, герцога Меркёра от 24 августа 1572 года с призывом учинить расправу над протестантами.
После Варфоломеевской ночи, когда королевская политика по отношению к гугенотам в очередной раз резко изменилась, Жилю Бекдельевру пришлось все-таки принести клятву верности католической вере, чтобы сохранить должность советника парламента. Тем не менее в завещании, составленном в 1573 году[207], он проявляет себя как протестант: в преамбуле нет обращений к святым и к заступничеству Девы Марии, нет упоминаний о деньгах, пожалованных на помин души, — всего того, что было характерно для завещаний католиков. В 1576 году была сыграна свадьба его дочери Жюльенны, получившей полноценное протестантское образование, с представителем дворянского протестантского клана Фрелонов.
Но был ли Жиль Бекдельевр непреклонным кальвинистом? Его сестра Роза, монахиня обители Св. Клары в Динане, сомневалась в этом. В 1578 году она пишет уже очень больному брату, предварительно поблагодарив его за 20 франков, переданных за год до этого обнищавшему монастырю:
Господин мой брат, я весьма озабочена, поскольку мне рассказали о вашей болезни, что вселило в меня великую грусть, ведь я боюсь, что наш Господь Бог повелит вам оставить сей мир. Я умоляю вас пребывать в страхе Божием и в святой вере в Него, по примеру наших добрых родителей. В их примере вы увидите нечто лучшее, чем пребывание в новом законе, что является величайшим несчастьем. И вы знаете, что когда мы умрем, времени на раскаяние у нас уже не будет… Я прошу Господа дать вам в этом мире возможность заслужить рай в конце жизни.
Но Бекдельевру не суждено было осуществить просьбу сестры. Даже если бы он и захотел вернуться к вере отцов, ему, уже тяжело больному и прикованному к постели, заботливая жена и новые родственники — ярые кальвинисты — не дали бы такой возможности. К тому же жизнь давно уже развела Жиля с его родными из клана Бекдельевров, конфликт с ними приобрел всеобъемлющий характер, став конфликтом социокультурным, политико-конфессиональным, нравственным и главное — имущественным.
Жиль Бекдельевр, как и подавляющее большинство адвокатов и судей того времени, вел сразу несколько судебных процессов. Помимо главной тяжбы своей жизни — против сенешаля Бертрана д’Аржантре и его «партикулярного» лейтенанта де Кайдёка — и вполне обычных конфликтов с арендаторами и соседями[208], он судился с родственниками, прежде всего по поводу родительского наследства. Оставшись старшим в семье, Жиль Бекдельевр выступал опекуном сестер и брата. Он же считался хранителем их доли родительского имущества. В 1555 и 1556 годах между братьями и сестрами был произведен раздел наследства. Однако позже его результаты были опротестованы младшим братом Жиля Этьеном Бекдельевром, ставшим со временем советником президиала Ренна, и сестрой Жюльенной, женой судебного секретаря Анн Жарара[209]. Процесс растянулся на многие годы, породив великое множество документов: исковых заявлений, договоров о назначении оценщиков (prizeurs), оценке имущества, встречных исков, поручительств прокурорам, соглашений о компенсации, отводов судей[210], протоколов мировых соглашений.
В судебных документах можно обнаружить немало упреков со стороны ответчика (Жиля) в адрес истцов (Этьена и Жюльенны). Они опротестовали раздел имущества в трудный для Жиля момент, когда он отсутствовал в Ренне, ведя тяжбу в Большом королевском совете против сенешаля Бертрана д’Аржантре и его «партикулярного» лейтенанта Франсуа де Кайдёка.
Процесс имел величайшую важность, поскольку под вопрос была поставлена честь и жизнь, когда вследствие злодейских и зловещих происков указанных д’Аржантре и Кайдёка была отменена должность судьи по уголовным делам… —
именно поэтому у ответчика не было средств, чтобы удовлетворить истцов. Более того, он прямо обвиняет родственников в том, что они
вошли в сговор с д’Аржантре и Кайдёком, отвлекая ответчика от тяжбы в Большом королевском совете, хотя в таком деле надлежит использовать помощь всех родных и друзей одной стороны для благоприятного исхода, что было бы естественным благом, и как хорошие родственники они должны были бы помогать указанному ответчику[211].
Но если отвлечься от обвинений в неблагодарности и выделить суть дела, то она сводилась к принципу раздела наследства. С точки зрения Жиля Бекдельевра, коль скоро их родители были людьми благородными, владевшими землями в благородном держании, то и раздел должен осуществляться соответствующим образом. Согласно Бретонской кутюме, в дворянских семьях две трети всего недвижимого имущества отходило старшему наследнику, тогда как имущество движимое могло делиться в равных долях[212]. Противоположная сторона настаивала на том, что отнюдь не все земли родителей находились в благородном держании, а их дядя по матери Пьер д’Оти, контролер Ренна, не имевший детей и передавший земли Жилю Бекдельевру, вообще не имел дворянского статуса. Следовательно, раздел должен быть не дворянским, а ротюрным, как у простолюдинов, — земли должны делиться поровну. Кроме того, истцы утверждали, что Жиль растратил значительную часть наследства их родителей, особенно матери, когда управлял имуществом как старший в семье.
На это следовали пространные возражения ответчика. Жиль перечислял свои расходы на содержание семьи: выплаты пансиона сестрам, отданным в монастырь, расходы на обучение Этьена Бекдельевра в университетах Парижа и Пуатье; да и вернувшись в Ренн, Этьен еще долгое время жил и столовался в доме брата (как мы знаем, даже привлекался к ведению «домашних» уголовных процессов). И если речь идет о денежной компенсации Этьену, то из нее должны быть удержаны затраченные на него суммы. (Трудно здесь не вспомнить аргументы Шарля Дюмулена против его неблагодарного брата.)