Во дворце сразу бросаются в глаза произошедшие здесь перемены. На обтянутых дорогими тканями диванах и креслах развалились пахнущие лошадьми и дешевой выпивкой дижанцы. На прекрасных столешницах из Айлинского мрамора стоят грубые бутыли с крепкой брагой, любимым питьем моряков. Никого из тех, кто прежде считал своим долгом проводить время в королевской приемной, сегодня нет, и вжавшийся в свое кресло лощеный секретарь Маннейга чувствует себя явно неуютно.
Не обращая внимания на дижанцев, подхожу к нему и прошу сообщить королю о моем приходе. Он неохотно покидает кажущееся ему безопасным кресло и робко отворяет двери в кабинет. Через пару секунд секретарь вылетает оттуда как ошпаренный, подгоняемый грозным рыком навоиспеченного короля.
– Входите! – шепчет мне несчастный, ныряя в свое кресло.
Живенько он однако перевоспитался! Раньше я даже шутил, что он носит за пазухой полный стакан воды, потому и ходит так торжественно, чтобы не намочить штаны. Теперь он больше напоминал мышку, вынужденную жить в одной клетке с котом.
Ободряюще подмигнув секретарю, решительно вхожу в кабинет. Пифал сидит в мягком кресле у распахнутого окна, положив ноги на подоконник и грызет темную полоску вяленого мяса. Всюду, на полу, на диванах, креслах, и даже на подоконнике сидят, лежат и играют тощие дижанские собаки. Эти мохнатые звери грязно желтого цвета, пользуются особой любовью всех дижанцев. Каждый уважающий себя варвар должен иметь не менее трех таких псин. Здесь же их было раз в десять больше. Теперь мне понятно с помощью чего произошло столь быстрое перевоплощение секретаря.
Стараясь не наступить на чью-нибудь лапу, прохожу ближе к Пифалу и, поглядывая, как он облизывает грязноватую руку, мысленно поздравляю Дариналь с удачным выбором.
– Я Эзарт, – Вдоволь налюбовавшись этим зрелищем, холодно сообщаю белобрысому молодцу, именующему себя королем.
– А я Король Пифал! – С вызовом бросает он, вытащив для этого изо рта свою жвачку.
– Угу.- С почти неприкрытой иронией киваю я.
Мы снова молчим некоторое время, разглядывая друг друга. Наконец мне надоедает стоять, и бесцеремонно спихнув псину с ближайшего кресла, я спокойно усаживаюсь в него. Пифал высокомерно приподнял брови в ответ на это святотатство, и, бросив свое лакомство псам, спрашивает, вытирая пальцы об обивку кресла:
– Что ты делал для Маннейга?
– Я тайный советник.
– Что это такое? – Подозрительно скривился он.
– Я выяснял для короля мнение народа о его делах, и давал ему советы как лучше поступить в том или ином случае. – Туманно поясняю я.
– И он тебя слушал?! – Презрительно раздувает ноздри Пифал.
– Не всегда. – Честно признаюсь я.
– Так вот, мне не нужны твои советы! – Надменно заявляет самозванец. – Но ты можешь быть мне полезен! Я хочу казнить тех, кто осмелился перечить мне, и ты должен показать эту казнь всей стране!
Неожиданное предложение. Однако не стоит отвергать его с ходу. Возможно, из этого может что-нибудь получится, соображаю я и осторожно пробую прозондировать почву:
– Я должен ответить немедленно, или могу подумать над вашим предложением?
– Можешь думать до завтрашнего дня, – усмехается он, – только не в своем замке, а в моем, в подвале. Эй, Заманай! Отведи старика в подвал, да не к тем, кого я собираюсь казнить, а к тем, кто должен подумать!
Дюжий хмурый воин, появившийся на этот крик, красноречиво махнул мне топориком. Пожав плечами, я поднялся с кресла и, не прощаясь с королем, направился к дверям. И, уже выходя из кабинета, лицом к лицу столкнулся с Сапаном. Не ожидавший увидеть меня здесь, дижанец остолбенело замер, отвесив челюсть, и я, подмигнув ему, независимо продефилировал мимо.
Заманай провел меня через приемную, мимо затравленно глянувшего из-за местной книги, свернутой рулончиком, секретаря и равнодушных дижанцев, цедивших свою брагу.
Воин, сидящий у входа в подвал, завидев нас, отложил в сторонку свой топор и принялся откручивать тяжелые винты запора. Еще не поздно садануть ему кулаком по затылку, и развернувшись, приложить Заманая носком ноги в ухо, мелькает малодушная мысль, но, стиснув кулаки я заталкиваю ее подальше, и, внешне спокойный, прохожу впереди своего конвоира в открывшуюся дверь. Крутые ступеньки ведут, закручиваясь спиралью, в подвальные камеры. Около первой из них Заманай останавливается и, наскоро обыскав меня, распахивает дверь. Вот когда я порадовался, что так предусмотрительно сложил все свои штучки в потайные кармашки жилетика!
– Иди туда! – угрюмо бурчит он, и едва я успеваю войти, захлопывает ее, чуть не ударив меня по спине.
Может, все-таки зря я ему не врезал?!
В камере полутемно, и я несколько минут стою возле двери, давая глазам привыкнуть к скудному освещению.
Легкие шаги, быстро приближаясь, шуршат по соломе, разбросанной по полу, и внезапно хлесткая пощечина обжигает мою щеку. И сразу же вторую. Я обхватываю драчуна за плечи одной рукой и, прижав к себе, другой рукой стискиваю его руки. Он извивается, пытаясь меня укусить, и перехватив обе его руки в левую руку, правой я стараюсь держать его на расстоянии. Свет от неяркой лампочки заключенной в металлическую сетку падает на растрепанные длинные локоны и вышитое золотым шелком платье.
Только теперь до меня доходит, что это женщина. Причем хорошо мне знакомая.
– Успокойтесь, Принцесса Дариналь, – увещеваю я драчунью, – Вам все равно не справиться со мной, лучше давайте поговорим спокойно!
– Мне не о чем с вами говорить! – рыдая, выкрикивает она, – Я хочу только одного, убить вас! Это все из-за вас, мой отец в тюрьме, и я и десятки лучших граждан королевства! Эти звери расположились во дворце, как у себя дома! А виноваты во всем вы! Вы! Вы!
У нее, по-моему, начинается самая обыкновенная истерика, а от этого недуга я знаю только одно действенное средство. Повернув принцессу к себе лицом, я с удовольствием возвращаю ей пару хлестких пощечин. Захлебнувшись криком от возмущения, принцесса старается вырваться из моих рук, пытаясь ответить мне тем же, и, когда ей это не удается, заходится горьким плачем.
– Достаточно, Эзарт, – выступая из тени, знакомая фигура Симона ласково обнимает Дариналь за плечи и отводит на широкую скамью, прикрученную к стене.
– Как скажешь, – усмехаюсь я, пробираясь к противоположной, свободной скамье.
Устроившись с возможным комфортом, начинаю рассматривать собратьев по неволе.
А общество то, собралось, вовсе не заурядное! В углу, отвернувшись от остальных, сидит, завернувшись в алый шерстяной плащ, расшитый золотыми вензелями и украшенный застежкой из золота с крупными жемчужинами, сам Маннейг. Почему-то он не счел нужным заступиться за дочь, когда я приводил ее в чувство, похоже, вражда между ними зашла слишком далеко. Неподалеку от него ничком лежит, разом ставший каким-то невзрачным, прежде блистательный Малат. Я узнал его лишь по ярко синему костюму, обильно увешанному разностильными украшениями. Другие скамьи занимают еще двое знакомцев, главный священник храма трех богов, фанатичный Айсел Тии и главный казначей королевства Кегелат Митир, неподкупный воспитанник Симона. Сам Симон, успокоив кое-как принцессу, потихоньку перебирается ко мне на скамью. Мои глаза уже достаточно привыкли к полутьме подземелья, чтоб разглядеть, что соратник заметно прихрамывает и держится за правый бок.
– Что с вами?! – тихонько спрашиваю я, вскакивая и помогая ему сесть, и пока стою, загородив директора от остальной публики, успеваю сунуть ему запасной браслет.
– Спасибо! – отвечает Симон и, прикрыв руку плащом, одевает мику. – Как ты узнал? – шепчет он на межгалактике.
– Послал запрос,- так же тихо отвечаю я.
– Меня немного помяли дижанцы, – на Афийском объясняет Симон – они хотели, чтоб я уговорил Кегелата открыть казну. Пифал дал мне время подумать до завтра, Кегелату тоже. Самозванцу нужны деньги.
Ну, это то мне понятно. Только дело в том, что королевскую казну не так просто открыть. Выдолбленный в монолите скалы проход в огромную природную полость в горе перекрывает хитроумно поставленный огромный камень. Если не знаешь на что и в какой последовательности нажимать, можно сидеть у входа до скончания века. Даже король не знает шифра, а Кегелата легче убить, чем уговорить.
– А остальных за что сюда? – интересуюсь я.
– Принцессу, чтоб не сбежала до свадьбы, Малата за то, что не пожелал транслировать речь Пифала к народу, но он похоже, уже раскаивается, тюрьма для него слишком тяжелое испытание. Король не пожелал добровольно отрекаться, однако видимо тоже жалеет о своей принципиальности, хотя из гордости не показывает этого. Айсел не стал короновать Пифала без официального отречения короля, и его обещали казнить первым. А ты за что?
– Мне предложили показать всей стране казнь неугодных, и дали время подумать до завтра. – И, наклонившись к самому уху Симона, объясняю тихо, – но я сам хотел сюда попасть. И на межгалактике добавляю – чтобы помочь тебе сбежать.
– А возможно?!- оглянувшись, одними губами спросил Симон.
– Да. Только уж больно заманчиво предложение Пифала, можно ведь транслировать что захочешь. Главное чтоб коротко и доходчиво, пока не догадаются отключить! – так же тихо объясняю я.
– Эзарт, хватит секретничать, – Не выдерживает наконец Маннейг, – Расскажите всем, что там у вас за новости!
– Простите Ваше Величество, я вас в темноте не узнал! – насмешливо отзываюсь я.- Ах, извините Маннейг, я оговорился, вы же теперь не король?!
– А вы уже и рады! – С ненавистью шипит принцесса.
– Впрочем, я готов рассказать новости, причем очень интересные, но только если вы расскажете, как произошло, что вы оказались здесь?! – Старательно игнорируя принцессу, продолжаю разговор с ее отцом.
Маннейг не отвечает так долго, что я начинаю уже жалеть, что назначил за свои новости такую высокую цену. Но, в конце концов, повздыхав, он все – таки решается сам рассказать то, что вскоре так или иначе станет известно всему королевству.