Но это было невозможно. Эмма расправила плечи.
– Филип, это мой сосед, сэр Дэвид Мартон. Сэр Дэвид, позвольте представить кузена моего покойного мужа, мистера Филипа Каррингтона.
– Сосед, да? – Филип отвесил Дэвиду поклон. – Я смотрю, ты быстро тут освоилась, кузина.
– Разве не для этого нужен дом, мистер Каррингтон? – тихо произнес Дэвид. – Это место, которое всегда будет твоим вне зависимости от того, как давно ты его покинул.
– Я уверен, мой покойный кузен хотел бы, чтобы его жена жила в семье, – ответил Филип.
– Отчего же его собственная семья так долго не давала о себе знать?
Эмме показалось, что они говорят на иностранном языке. Ей это совсем не нравилось. И еще ей не нравилось, как мрачно и внимательно Дэвид изучает Филипа. Из-за этого у нее возникло ощущение, что она сделала что-то ужасное.
– Мистер Каррингтон застал меня врасплох, – проговорила она. – Я думала, он путешествует по Европе.
– Ты так поспешно уехала, – вставил Филип, в его голосе звучало раздражение.
– Что ж, позвольте мне откланяться и оставить вас наедине, – сказал Дэвид. – Благодарю за чай, миссис Каррингтон. Я или мой дядя в самом скором времени свяжемся с вами по поводу книг.
Он поклонился, вышел из дома и зашагал по садовой дорожке к воротам, где была привязана его лошадь. Как быстро он ушел… как будто не было ничего – ни танца, ни поцелуя…
Эмме захотелось побежать за Дэвидом, схватить его за руку, рассказать ему все. Умолять его поверить в то, что она не ждала Филипа. Но Эмма знала, что не может этого сделать. Он будет думать о ней еще хуже и все равно не поверит ни единому ее слову. Да и с какой стати он должен верить? В его глазах Эмма, наверное, выглядела самой настоящей распутницей, как его жена.
Рядом с Дэвидом она чувствовала себя неуверенно. Один шаг – или поцелуй – вперед отбрасывал ее на десять шагов назад. Эмме нужно было от него нечто большее, но она знала, что об этом не стоит и думать.
– До свидания, сэр Дэвид! – крикнула она, когда его лошадь повернула на дорожку, ведущую прочь от Бартона.
Он взмахнул рукой и пришпорил лошадь, пустив ее галопом. Вскоре он исчез из вида.
– Надеюсь, не все твои соседи такие мрачные, Эмма, – сказал Филип.
Эмма обернулась к нему, ее руки сжались в кулаки.
– Сэр Дэвид вовсе не мрачный. У него много обязанностей, и он очень ответственный человек. В отличие от Каррингтонов.
Филип поднял руки, словно прося пощады, и печально улыбнулся:
– Мир, Эмма. Прости, что был так нетерпелив и не написал тебе. Но я действительно соскучился по тебе.
Вздохнув, Эмма потерла виски, у нее разболелась голова. Разве Филип виноват в том, что приехал в неудачное время? Когда Эмме приходилось совсем плохо, он оставался единственным человеком, который был добр к ней.
Не его вина, что он был частью прошлого, о котором она старалась забыть.
– Проходи, Филип, – пригласила она. – Я позвоню, чтобы нам принесли чай, и ты расскажешь обо всем, что делал с тех пор, как мы виделись в последний раз.
Самоуверенная улыбка снова заиграла на губах Филипа. Он предложил Эмме руку.
– В основном скучал по тебе. Без тебя и Генри моя жизнь стала невыносимо тоскливой.
– Трудно поверить, что ты не нашел себе развлечений по вкусу, – сказала Эмма.
Она поспешно спрятала за софу пустую бутылку из-под шампанского, поставила пустые чашки на поднос и позвонила в колокольчик. В ней все еще боролись противоречивые эмоции, но она вдруг поняла, что рада присутствию Филипа – по крайней мере, она не одна.
– Ты бы удивилась, если бы узнала, какую примерную жизнь я вел, – пробормотал Филип.
Сцепив руки за спиной, он прошелся по маленькой гостиной и нахмурился, когда его взгляд упал на Мюррея. Пес тявкнул и сел, насторожившись. Эмма помнила, что Мюррей никогда не любил Филипа.
– Я, признаться, удивился, когда дворецкий в Бартоне сказал, что ты живешь одна в крошечном коттедже. Только не говори мне, что твоя сестра выставила тебя из дому.
– О боже, нет, конечно, ничего подобного. Джейн сейчас в Лондоне, а мне в большом пустом доме одиноко.
Эмма села и предложила Филипу кресло рядом с собой, пытаясь не думать о том, что совсем недавно в нем сидел Дэвид. И о том, как близко к нему она была… и как он оттолкнул ее.
– Странное место для сестры графини, – заметил Филип, вертя в руках китайскую безделушку. Он с любопытством посмотрел на Эмму.
– Ты же знаешь, что Генри ничего мне не оставил. – Эмма не желала углубляться в детали.
Да, отчасти Филип был виноват в том, что Генри не слишком усердно заботился о семье, но не вина Филипа, что Генри не мог справиться с собой. А он не мог. Филип пытался стать Эмме другом, а теперь проделал такой долгий путь только ради того, чтобы повидать ее.
– Неужели? – пробормотал Филип. В его голосе прозвучали мрачные нотки, Эмма беспокойно поерзала в кресле. Но Филип тут же улыбнулся, и его лицо просветлело. – Да, боюсь, кузен не слишком хорошо обошелся с нами под конец.
Мэри внесла поднос с чаем. На мгновение глаза ее изумленно расширились, увидев в гостиной совсем другого мужчину. Но Филип одарил ее лучезарной улыбкой, и она хихикнула, со звоном поставив поднос. С пылающими щеками она скрылась за дверью. Ангельский облик Филипа неотразимо действовал на женщин.
Эмма вспомнила, что его последней пассией была смуглая и экзотическая польская графиня. Интересно, подумала она, что заставило Филипа покинуть столицу и примчаться в мрачный старый Бартон.
– Ты прав, – ответила Эмма.
Разливая чай, она мысленно пообещала себе никогда не предлагать гостям вино. От него одни только проблемы.
– Он тебе совсем ничего не оставил?
В голосе Филипа прозвучало странное напряжение.
Эмма внимательно посмотрела на него:
– Ты же знаешь, что нет. Но я в состоянии позаботиться о себе.
– Твоя семья, без сомнения, тебе поможет. Или ты собираешься выйти замуж за своего чрезмерно серьезного соседа?
Эмма невольно рассмеялась. Выйти за сэра Дэвида? Да ей легче на луну слетать.
– Я не та женщина, которую сэр Дэвид готов был бы назвать своей женой.
– Ну, ему же хуже. – Филип улыбнулся, принимая протянутую Эммой чашку чая. На этот раз его улыбка была другой – более спокойной и интимной. – Ты в самом деле выглядишь прелестно, Эмма. Жизнь в сельской местности тебе пошла явно на пользу.
– Я здесь вполне счастлива, – сказала она. – Желаю и тебе найти место, где ты обретешь счастье. Ты был мне хорошим другом, Филип, и заслуживаешь лучшей судьбы, чем Генри.
– О, думаю, сейчас я гораздо ближе к счастью, чем когда-либо, – загадочно ответил Филип. – Расскажи мне, как ты живешь, Эмма. Мне ужасно любопытно…
Дэвид гнал коня по дороге, вокруг свистел ветер, живая изгородь превратилась в сплошную зеленую ленту. Зевс радовался этой скачке и мчался все быстрее. Но эта гонка не принесла Дэвиду долгожданного покоя.
Обычно ему достаточно было проехаться верхом, чтобы снять напряжение, но не сегодня. Сегодня его охватили безрассудство и гнев, так долго сдерживаемые им. Он заставил Зевса перескочить через канаву.
У него не было никакого права ревновать Эмму, но Дэвид знал, что именно ревность сейчас сжигает его. Когда он увидел Эмму в объятиях другого, ему захотелось схватить это ничтожество за лацканы щегольского плаща и хорошенько приложить его кулаком.
А потом ему захотелось прижать Эмму к себе и целовать ее, пока она не запросит пощады, пока не будет шептать лишь его имя.
Свирепость его первобытных инстинктов ужасала Дэвида. Он не узнавал себя. Куда исчез человек, которого он с таким упорством воспитывал в себе? Ответственный, серьезный, не подверженный неконтролируемым вспышкам гнева. Он успешно держал свои эмоции под контролем.
А потом появилась Эмма. Она принесла в его жизнь безрассудство, с которым он так долго боролся. Даже Мод, которая когда-то была так желанна ему, не вызывала в нем такой бури чувств. Скандальное бегство жены заставило Дэвида еще строже контролировать свою жизнь, чтобы защитить дочь и семейную честь.
Но Эмма… она вызывала в нем давно забытые эмоции. При каждом взгляде на нее, ее улыбку, зеленые глаза, сияющие, как теплый летний день, Дэвиду хотелось быть ближе к ней. Стать частью ее жизни, увидеть мир таким, каким видит его она.
Ее муж обидел ее, так же как Мод разочаровала его. Но Эмму это не сломило. Как ей удалось сохранить в себе радость жизни? Дэвид хотел бы этого для себя, он хотел ее как никого и никогда – безудержно и страстно.
Он должен побороть в себе эту страсть, как поборол все прочие чувства. Страсти не место в его жизни, она пагубна. Ему нужен порядок, а Эмма – олицетворение хаоса.
Но отчего же тогда он все время вспоминает, как держал ее в объятиях? Вкус ее губ, аромат духов, ее дыхание? Танцуя с ней, целуя ее, Дэвид не желал останавливаться, не хотел отпускать ее.
А потом появился этот мужчина, Филип Каррингтон. Увидев Эмму в его объятиях, услышав их смех, Дэвид ощутил гнев, такой же сильный, как его желание. Впрочем, он должен быть благодарен мистеру Каррингтону за его своевременное появление. Случившееся лишний раз напомнило Дэвиду, кто он и какой должна быть его жизнь. И о том, кто такая Эмма.
Вполне очевидно, что Эмма и Филип Каррингтон когда-то были близки. То, как он касался ее, взгляды, которыми они обменивались, – все это говорило о тесной дружбе. Кто знает, как жила Эмма с разочаровавшим ее мужем? Возможно, Филип Каррингтон стал для нее утешением.
Новая волна гнева всколыхнулась в нем при мысли об этом «утешении», но умом Дэвид понимал, что не вправе винить Эмму. Генри Каррингтон обманул ее ожидания, в чужих странах она оставалась одна, далеко от семьи. Она совершила ошибку, обманулась в Генри, но ведь и сам Дэвид обманулся в Мод. Эта ошибка едва не погубила его и Беатрис.
У него больше нет права на такие ошибки, и не важно, что Эмма красива, что ее поцелуи сводят его с ума. Он должен быть очень осторожен.