Женщина лежала в чугунной ванне без сил. Даже не ответила на мое заключение, к которому я готовился, как сейчас мне казалось, всю свою медицинскую практику.
«Надо чем-то ребенка обтереть», – скомандовал я. Отец убежал в комнату.
«Он не найдет», – прошептала обессиленная девушка.
«Ладно, у меня тут вроде свое есть», – передал мальчика обратно в руки матери и начал рыться в сумке.
В этот момент явился отец с улыбкой на лице и двухметровым вафельным полотенцем с нарисованным тигром.
«Ну, папаша… Такое не подойдет».
А что я хотел? Мужикам надо ставить конкретную задачу, чтобы получить нужный результат.
Дверь открылась, когда я начал понимать, что ничего сложного здесь нет, но катастрофически не хватает рук. К самой роженице я еще даже не прикасался, а она лежала в ванне бледная, уставшая. Это был явно тяжелый день. Для всех нас.
Зашла врач акушерской бригады. Я стоял с ребенком на руках, которого запеленал по методу «как уж получилось». В ванне лежала женщина с половиной пуповины во влагалище. Акушерка заглянула внутрь, наворчала на женщину, думая, что та нарочно решила родить дома. Далее аккуратно надавила на живот еще недавно беременной женщины, после чего послед просто выпал наружу. Видя мои удивленные глаза (ведь мне говорили, что послед рожают в течение суток), ответила: «Третьи роды, – далее немного задумалась и выдала: – Ведь третьи?»
Получив утвердительный кивок, закинула послед в желтый пакет, забрала у меня малыша и пошла пеленать по новой. Я же решил заняться роженицей. К моему удивлению, та уже пришла в себя, попросила меня выйти, чтобы принять душ. Вежливо попросил ее не закрываться и вышел. Правду говорят, что раньше в поле рожали, после чего продолжали на земле работать.
И вот мы вышли. Акушерка с ребенком на руках, я с сумками, за мной роженица. Усадил всех по местам, ушел в свою машину. Карта вызова не написана от слова «совсем», да и времени на ее написание уже не было.
«Все нормально?» – поинтересовался Серега.
«Да», – ответил я и заметил, что к нам бежит водитель родовой бригады.
«Там это… Вы послед забыли».
«Тьфу ты…» – плюнул я и пошел за сомнительной, но такой необходимой «посылкой».
История 12
Если выбирать между травмами, алкоголиками с делирием, наркоманами в передозе либо кровотечениями из женских половых путей, то я бы выбрал все вышеперечисленное. Лишь бы не ездить к онкологическим пациентам с болью, которую бывает невозможно купировать всей своей аптечкой. От которых уходишь – нет, убегаешь под плач родственников, проронив слова незначительной поддержки, которая им, сквозь слабый стон пациента, совсем не нужна. Но еще хуже, когда вызывают на такого пациента, который уже теряет сознание, но Бог, если он есть, почему-то не дает ему уйти быстро. Чем он провинился перед ним?
Пытаться победить рак путем бесконечных облучений, после каждого из которых человек увядает, как цветок, который лишили влаги. Не суметь победить и остаться на паллиативе, принимая наркотики не по собственной воле, а по воле этой сволочи.
«Ты чего погрустнел?» – начало ночной смены выдалось довольно продуктивным, поэтому после приема вызова Серега обратил внимание на перемену моего настроения.
«Без сознания, онко», – тихонько сказал я, назвал адрес, и мы молча двинули в сторону нужного дома.
Ехать оказалось недалеко. Вы можете со мной не согласиться. Говорить, что скорая должна быть быстрой. Несомненно, это так. Но сейчас я не хотел доехать за четыре минуты.
Взяв из машины все необходимое и убедившись, что в пятиэтажке на четвертом этаже домофона, естественно, нет, позвонил диспетчеру. Та брякнула на адрес, и вот уже, еле ковыляя, вниз спустилась старушка.
«Здравствуйте, доктор», – поприветствовала меня бабулька.
«И вам доброй ночи», – ответил я и начал подниматься на нужный этаж.
«Четвертый этаж, направо», – сказала бабушка, понимая, что ей за мной не успеть.
Зашел в квартиру, прошел в комнату. На кровати лежал мужчина, тяжело дыша и не реагируя на меня. Правый глаз красивого голубого цвета открыт. Левый закрыт. Открыл его, понял, что правый глаз – стекло. Пока поднималась жена пациента, я измерил некоторые показатели: давление – 50/20 мм рт. ст.; сахар – 8,4 ммоль/л; оксиметр ничего не показал.
Бабушка зашла ровно в тот момент, когда я начал устанавливать венозный катетер. Я понимал, что это бесполезно, но раз дед еще жив, то надо было чем-то помогать. Хотя бы для родственницы.
«Бумаги на столе, доктор», – сказала бабуля.
«Бабушка, прочитай мне, что в них написано», – попросил я, сам при этом искал хоть какой-то намек на вены, коих тут не было и в помине.
Женщина нашла очки, надела и…
«Я все равно не вижу, что написано, доктор».
«Давай сюда, бабуля, посмотрю».
Онкология без первоначального очага. Метастазы в лимфатических узлах шеи, печень и т. д. Выписан на паллиатив.
«Пу-пу-пуу», – сделал, как делают российские мужчины на балконе, зажигая сигарету. Думая о том, что в стране бардак и надо бы все поменять в лучшую сторону. Очень бесперспективный звук.
Истыкав все руки бедного деда, я все-таки нашел что-то похожее на вену. Понимая, что, если чуть увеличу напор, она лопнет, как и вся надежда помочь в последний раз. Помочь не ему, а в данном случае его жене. Помогать деду было уже бесполезно.
«Бабуля, ты понимаешь, что он умирает?» – начал серьезный разговор я.
«Понимаю, сынок…» – руки у бабушки затряслись, слезы побежали по щекам, а лицо стало ярко-розового цвета.
Встал из-за стола, усадил старую в кресло, измерил давление. Некритично. Сел писать карту.
«Доктор», – шепотом, боясь помешать самому ответственному этапу моей работы, позвала бабушка.
«Слушаю», – оторвался от бумаг я.
«Сколько?» – чуть громче спросила жена пациента.
«Я не знаю, бабуля. Боюсь, что мне придется даже оставить тебя с ним. Ночью это точно произойдет. Давление он уже не держит».
Бабушка села к мужу и взяла его за руку.
«Дорогой. Помнишь я говорила, что ты меня не переживешь? Что ты ворчливый, а такие долго не живут. Прости меня, пожалуйста. Я очень хочу, чтобы ты пожил еще. Но милый доктор сказал, что это конец. Спасибо тебе за эти прекрасные пятьдесят два года. Оглядываясь назад, я понимаю, что это была длинная жизнь, но оказалось, что этого так мало… Если бы мне предложили повторить их, я бы согласилась, не раздумывая», – старушка взвыла, и я, пряча мокрые глаза за медицинской маской, подошел к ней и положил руку на плечо.
После этих слов деду бы перестать дышать, только вот мы не в кино. И даже не в красивом романе. Это жизнь, которая бывает беспощадна к нам самим и окружающим. Ломает нас. Поднимает высоко в небо, а потом швыряет о землю и смотрит, сможем ли мы подняться. Сука.
Нет человека, который бы жил вечно. И раз уж мы сегодня живы, надо сделать этот день максимально счастливым.
История 13
Знакомые часто спрашивают меня: «Какие вызовы для тебя самые любимые?» Вообще, самый любимый вызов – тот, которого не было. Ну, допустим, дают любое обращение, мы начинаем движение в сторону нужного адреса, но, не доезжая до него, диспетчер вызов забирает. Это происходит в двух случаях.
1. Пациент передумал и отказался, позвонив на пульт 103.
2. Освободилась бригада, которая находится ближе к адресу.
Во всех остальных случаях, какой бы повод к вызову ни был, он всегда непредсказуем. Далеко ходить не надо. Не так давно я ездил к мужчине с декомпенсацией сахарного диабета. В карте вызова повод значился как «повышение сахара до 32 ммоль/л». Ни за что не догадаетесь, с чем я его госпитализировал. С переломом двух ребер. И сломал их не я, а он сам днем ранее, но не сообщил этот факт диспетчеру. На момент приезда сахар, кстати, был 11,1 ммоль/л, что для него не являлось критичным.
И таких историй масса. Очень не радует повод к вызову: «человеку плохо, причина неизвестна». Еще одна «любимая» нами подпись: «вызывает дочь с другого адреса». Туда хоть все содержимое машины возьмешь, все равно не угадаешь. Благо диспетчер подписывает ниже, что, вероятнее всего, беспокоит данную особу. Но получается очень размыто: болит голова, сердцебиение, чешется левая пятка, потеют ладони, вчера выписана из неврологии.
На деле же оказывается совсем другая патология. И это вина не диспетчера, а непосредственно самого обратившегося, который не смог описать то, что беспокоит больше всего в данный момент. Как правило, скорая здесь и не нужна совсем, но, как и везде, случаются исключения.
Пока ехали на вызов, Серега записывал голосовые сообщения своей очередной пассии. Та отвечала ему теми же голосовыми, и от этого мне становилось некомфортно. Нет, вроде ничего пошлого, но сам факт того, что я, не по своей воле, лезу в чужую личную жизнь, меня смущал. Сергея же это совершенно не волновало, и он активно договаривался о завтрашней встрече. Я подозревал, что девушка будет платить за себя сама, либо, после смены, надо заблокировать сидящего за рулем абонента. Свободных денег у меня пока не было.
В квартире бегал очень беспокойный дед в поисках документов. Жена наблюдала за его активными действиями, периодически глотая чай из дорогого фарфора.
«Успокойся дед. Что беспокоит, скажи», – усадил пациента на кровать.
«Да помочиться не могу с вечера. Живот уже распирает».
«Было такое раньше?»
«На той неделе первый раз. Возили к урологам, вывели полтора литра трубкой. Сегодня вот опять», – грустным тоном сообщил дед.
Предложил старику вывести мочу дома, чтобы уже не ехать никуда. Тот удивился, что скорая, оказывается, и на такое способна. Согласился.
«Принесите трехлитровую банку», – обратился я к жене пациента.
Та, сделав очередной глоток из красивой чашки, неспешно поставила ее на тумбочку и пошла на поиски. Я же достал вазелиновое масло, стерильные салфетки, катетер нелатона и сел рядом с кроватью в ожидании заветной тары.