Под вой сирены скорой помощи. Записки фельдшера — страница 11 из 21

Жена принесла банку с рассолом, в которой плавало несколько огурцов.

«Уважаемая, либо доедайте, либо пустую несите», – слегка удивился я.

«Давай быстрее, Марина! Ну чего ты копошишься?» – подгонял жену пациент.

Женщина вышла на балкон, вернулась в комнату с пустой банкой и направилась в сторону ванной комнаты: мыть.

«Дед, тебя жена любит?»

«Теперь не знаю… Ты зачем ее мыть пошла? Я ее сейчас обоссу!»

Жена осознала свой прокол и вернулась в исходное положение. Я уложил деда на кровать, попросил снять все ниже пояса до колен. Дед спустил трико – я замер.

«Может, моча просто долго идет?» – задумался я, глядя на двадцать сантиметров безобразия и вспоминая длину катетера.

Дед покраснел, бабка хихикнула. Я взял катетер большего диаметра.

Зашло как по маслу, и вот уже соломенно-желтая жидкость зажурчала по пыльной банке. Из глаз старика тоже потекло, но от надвигающегося облегчения.

«Это теперь так постоянно будет?» – спросил меня пациент.

«Я не могу сказать. К урологу запишитесь».

«Уже. Завтра на прием».

После этих слов я вышел из квартиры под искреннюю благодарность.

Я редко делюсь с водителями происходящим на вызове, но сейчас мне не терпелось рассказать Сереге и увидеть его лицо. Так и произошло.

«Да ладно, Серый, мы ж не выбираем».

«Да я не расстраиваюсь. Несправедливо просто».

«Зато нам с тобой к бедру привязывать не надо».

«И то верно».

История 14

Сегодня была уж очень «жесткая» смена. Что ни вызов, то какой-то треш. То ли в меня поверил диспетчер, то ли я оказываюсь в нужное время в нужном месте. Непонятно, но усталость дает о себе знать. Уже ночь, и против физиологии организма не пойдешь. Дома я стараюсь ложиться максимум в 23:00. Желательно раньше. Ночная жизнь меня уже давно не привлекает. Как и ночные гуляния. Как и все, чем занимаются ночами. Стараюсь успеть до наступления темноты, чтобы ничего не отвлекало от сна. Старость? Или хронический недосып? Я работаю ночными сменами уже тринадцать лет без перерыва, и этот стаж начал сказываться на самочувствии. То ли еще будет…

Повод к вызову: «Человеку плохо. Упал, хрипит. 59 лет, м.». Такая формулировка не сулила ничего хорошего, а я действительно находился совсем не далеко от указанного адреса. Пока ехали по пустым ночным улицам, вспоминал, где у меня реанимационный набор. Хотя долго вспоминать не пришлось, так как в последнее время он, к сожалению, пользовался популярностью.

«Егор, помощь нужна?» – Серега зарулил в нужный двор. У подъезда стояли три человека и активно жестикулировали.

«Похоже, что нет. Вон сколько помощников».

Выскочил из кабины, заскочил в салон.

«Быстрее, быстрее!» – крикнул кто-то с улицы.

«Берите оборудование!» – крикнул я и передал пару сумок подбежавшему мужику. Сам же обвешался, как новогодняя елка, и поспешил в подъезд.

На удивление пациент оказался в квартире на втором этаже, а не на пятом, как это обычно бывает в таких случаях. Я забежал в открытую настежь дверь. Женщина указала на кухню. Побежал туда.

На полу лежал мужчина без признаков жизни. По щекам его «от души» лупила еще одна женщина. Как потом выяснилось, жена. Кухня была настолько мала, что некуда даже было поставить сумки, которые мы принесли.

«Выйдите отсюда», – скомандовал я, и жена, переступая через пациента, оборудование и свои амбиции, вышла в коридор.

Достал дефибриллятор, чтобы оценить ритм. Прямая линия. Дыхания нет. Реакция зрачков слабая, но есть.

«Что случилось?» – спросил я, начав реанимационные мероприятия с надавливания на грудную клетку.

«Ночью проснулся, пошел на кухню. Мы проснулись от грохота. Как выяснилось, это он упал. Он до вас еще дышал», – выпалила благоверная.

«Вечером жаловался на самочувствие?»

«Нет. Все хорошо было».

Я раскидал присутствующим по сумке и попросил открывать и кидать мне содержимое. Установил надгортанный воздуховод, «посадил» какого-то мужика дышать за пациента мешком Амбу. Установил периферический катетер и умудрился ввести адреналин. Третьей рукой позвонил диспетчеру и попросил помощь.

До момента приезда реанимационной бригады я не оставлял надежды на появление хоть какого-то ритма на мониторе. Ведь пациент нестарый, времени прошло немного, поэтому были все шансы «завести мотор». Эх, медсестру бы толковую либо… Но что имеем. Все это время я не слышал, чтобы кто-то в коридоре плакал. Не плачут, значит, верят в мой успех. А если в меня верят, значит, и я верю в себя. Хуже, когда машут рукой, мол, «да тут все уже», хотя мы еще работаем над ситуацией. Тогда появляется мысль: «А надо ли? Если им не надо…» Правда, потом появляется красная обложка Уголовного кодекса перед глазами, и ответ приходит сам собой: «Мне почему-то надо!», но, вероятно, уже без дополнительных капель пота между ягодицами.

Помощь в виде врача и медбрата прибыла через семь минут активной реанимации. Выгнали мужика из тесного помещения, продолжив спасать пациента силами укомплектованной бригады. Бились до последней минуты, но сердце все не хотело работать. По стандарту Министерства здравоохранения, реанимация проводится в течение тридцати минут. Не меньше. Но и дольше реанимировать уже было бессмысленно, если не появилось никакой сердечной активности.

«Ладно, закругляемся», – холодно сказал врач, в последний раз прижав электроды дефибриллятора к холодной груди. Пусто.

Я собирал свое оборудование по сумкам, врач морально готовился сообщить печальную новость родственникам, которые еще не подозревали о том, что у нас не получилось вырвать пациента из костлявых лап. Самый тяжелый этап работы. Морально тяжелый, конечно. К сожалению, так бывает. Мы не боги. Достав из безжизненного тела катетер, я услышал знакомое: «Мы сделали все, что могли». Слышу, как зарыдала жена. В последний для себя раз посмотрел на пациента. Вышел на улицу, надев на себя все оборудование, которого, казалось, стало еще больше.

«Спасли?» – водитель врачебной бригады стоял около открытой задней двери «форда», готовясь доставать каталку.

«Не получилось», – грустно ответил я, после чего первый закрыл дверь и закурил.

«А где мои?»

«Объясняют дальнейшие действия родственникам».

Сел в машину. Нажал на планшете кнопку, сигнализирующую о необходимости пополнения лекарственных средств. Получил ответ: «Вернуться на п/с[6]».

История 15

Правильная Лена не спала. Время – 02:00, а она обрабатывала чемоданы бригад новой смены специальным раствором. А для этого необходимо вынуть содержимое укладки, протереть и без того чистый пластик, все пакеты, сложить все обратно. И таких чемоданов шесть штук. Поймал себя на мысли, что я был бы самым безответственным работником на этой должности.

В нашей бригаде три фельдшера, которые приходят друг за другом через каждые два дня. То есть я всегда сменяю одного, а меня всегда сменяет второй. Мы привыкли, что для безошибочной работы в данной бригаде необходимо придерживаться одного правила: если что-то потратил, пополни. Если потратил кислород – пополни, бл…! Не забудь маску, иначе как кислородом дышать, если ее не окажется? И все же казусы случаются. Человеческий фактор. Забегался, забыл. После чего услышал про себя три этажа нецензурной брани и больше ничего не забывал.

«Адреналин, Амбу, воздуховод номер четыре», – сказал я, и спустя семь секунд все было на столе. Попросил шприцы, периферический катетер, систему, раствор и еще несколько наименований лекарств с предыдущих вызовов.

Зашел на кухню – никого. Включил чайник. В чашку бросил пакетик чая и три кубика сахара. Спать уже не хотелось, но во рту пересохло давно, а просить воды на предыдущем вызове не повернулся язык.

Все бригады работали. Я, приняв в себя бутерброд из найденного на столе куска хлеба и нарезанного шпика, который периодически приносит один из водителей, находился в ожидании очередного вызова. Что касается примет, в которые я не верю вне работы, здесь они почему-то, как я уже говорил, имеют свойство сбываться. Так, например, если бы я сейчас снял обувь и лег на кушетку, то с вероятностью 102 % тут же поехал к очередному страдальцу. А если учесть, что сегодня выходной, то не исключено, что тот будет избит и пьян. И все же решил рискнуть. Успел полежать целых пятнадцать минут.

«Болит живот. 3 месяца, м. Вызывает отец».

Пока ехал на вызов, вспоминал один случай. Как-то раз я летел из другой страны одной российской авиакомпанией. По громкоговорителю попросили медицинского работника. Я, как сознательный гражданин своей страны, отозвался. Меня подвели к ребенку лет пяти с внезапной болью в животе. Во время сбора информации мама поведала, что стула нет пару дней и подобные колики не впервые. Лекарств с собой нет, попросили стюардессу, а та, в свою очередь, – и это, несомненно, верная тактика, – попросила консультацию медицинского работника. Ребенок лежал спокойно, но указал на больную область около пупка. Ничего хирургического на момент моего осмотра найдено не было, и я попросил у стюардессы аптечку. Та любезно предоставила мне чемодан первой помощи. Когда я его открыл, по моей щеке покатилась слеза, так как в нем лежали упаковка анальгина и бинт. Сразу вспомнился старый анекдот, где ломают таблетку пополам: «Эта половинка от головы, эта – от жопы. Смотри не перепутай».

На мой вопросительный взгляд бортпроводник произнесла что-то типа «чем богаты», и я отправился на поиски спазмолитика либо хотя бы глицериновой свечи. Благо состав аптечки пассажиров авиалайнера был намного богаче целой авиакомпании.

Но одно дело, когда ребенку пять лет. Когда же ему три месяца, особо не поспрашиваешь. Приходится более детально собирать анамнез со слов родителей. Как в свое время говорил мне мой наставник, «младенец плачет только в четырех случаях: он голоден; у него болит живот; разболелось ушко; у тех, кто постарше, режутся зубы».