«Здравствуйте. Что беспокоит?» – начал я опрос, озираясь по сторонам в поисках любого вида живности.
«Живот болит, че».
«Так. Когда заболел?»
«Послушай, сынок. Я свои диагнозы знаю, поэтому не задавай лишних вопросов. Укол поставь и можешь быть свободен».
От такого поворота событий я немного опешил, посмотрел на ухоженного мужчину.
«Ты почему так себя ведешь? Ты же только что корчился от боли и просил скорую тебе вызвать. Вот, врач приехал», – вступился за меня, как выяснилось позже, старший брат пациента.
«Платифиллин пусть поставит, и больше мне от него ничего не надо».
«Подпишите бумагу, что согласны на осмотр и оказание медицинской помощи, после чего я вас осмотрю», – ответил я на хамство, включив правильного фельдшера.
«Я ничего подписывать не буду!» – вдруг закричал пациент и резко принял положение сидя.
«В таком случае я не имею права на осмотр и оказание медицинской помощи».
«Я на тебя такую жалобу напишу, что ты вылетишь с работы!»
Если пациент находится в сознании, будучи в состоянии средней степени тяжести, он должен дать письменное согласие на обработку персональных данных, на осмотр и на оказание медицинской помощи. Это не я придумал, а уж раз для скорой такие правила изобрели, значит, были инциденты, когда пациенты или родственники подавали в суд по абсурдному поводу и выигрывали его. К примеру, увезли пациента в стационар, а он этого категорически не хотел. И даже очень громко кричал, что не поедет, но его все равно увезли, закрыли на десять дней и вылечили, бессовестные. Только вот согласие на это он не давал.
В данном случае брат оказался в авторитете у пациента, и бумагу мне все же болезный подписал. При осмотре живот мягкий, слегка болезненный в эпигастральной области, левом подреберье. На всякий случай снял ЭКГ – тоже без какой-либо патологии. Со слов этого господина, во всем виноват помидор, который он употребил вчера вечером, чтобы закусить очередную стопочку «произведения» Д. И. Менделеева. И уж точно не недельный запой. Нет.
Я ввел под кожу правого плеча платифиллин, отчего сам почувствовал удовлетворение. Дело в том, что это едва ли не самый «больной» укол в укладке СМП. Пациент сразу же дал мне это понять нецензурной бранью и мимикой.
«Спасибо вам, доктор. Вы уж не обижайтесь на него. Он давно на дне. А стыдно почему-то мне», – сказал старший брат. Я кивнул и вышел из квартиры.
Никогда не понимал собачников. Чтобы ни свет ни заря выходить гулять? Ну уж нет. В это утро я насчитал сразу троих «счастливых» владельцев лучших друзей человека. Но если с бабушкой, у которой каждый день расписан прямо с 05:00, все более-менее понятно (ведь после прогулки она, скорее всего, поедет на автобусе в поликлинику, что на другом конце города, чтобы быть там к 07:00, хотя ее врач принимает с 09:00), то двух серьезных мужиков, курящих сигареты так быстро, что собаки даже не успевают за это время сделать свои дела, я понять не смогу.
Но это лишь мое мнение, которое никого не должно волновать. Им нравится, а от этого и я становлюсь чуть счастливее. Когда у людей есть хобби, это здорово. Но не ранним утром же, прости господи.
История 18
Серега больше не хотел работать: его полуоткрытые глаза буквально кричали об этом. Он дремал на руле, пока я проявлял свои навыки оказания помощи. Далее лихо довез меня в соседний двор, где вновь заснул, пока я, с полной выкладкой, поднимался по этажам. А потом мне же жаловался, что совершенно не выспался. Но я уже не срываюсь по этому поводу, ведь это mood всех водителей скорой. Как ни крути, работать нам еще минимум два с половиной часа при условии, что получится вовремя сдать смену. Но наша бригада, по задумке авторов, должна перекрывать пересменку восьмичасовых бригад, поэтому последним вызовом часто «прилетает» что-нибудь из срочного, и с вероятностью 99 % придется госпитализировать. И с вероятностью 90 % – на носилках.
«Мать моя женщина. Серега!» – всколыхнул я водилу.
«Чего ты орешь?» – вздрогнул рулевой.
Я указал пальцем в планшет.
«Ты знаешь такую деревню?»
Серега забил название в навигатор и ахнул. Ну не ахнул, конечно, а выразился крепким словом, но я понял, что путь не близкий.
«Сколько?»
«Ну, туда час ехать. Минут сорок пять, если постараться».
«Ну, ты уж постарайся. Там пожар».
В вызове и правда значилось дежурство на пожаре, и понятно, почему туда ехали именно мы. Переработаем меньше остальных. Вообще, я люблю дежурить. Но, разумеется, чтобы не было пострадавших. Иначе не люблю. Чаще всего мы дежурим на пожаре именно для пожарных. Эти герои бегают в обмундировании, которое весит, кажется, тонну, и умудряются тушить открытое пламя. Они могут отравиться продуктами горения либо получить ожог. Как я понял, им почему-то невыгодно официально получать медицинскую помощь. То ли за это им что-то «срезают», то ли объясняются у начальства. А то и вообще увольняют. Однажды пожарный обратился ко мне за помощью и попросил ничего не заполнять. Я все сделал, что называется, по блату. Но официально ни он меня не видел, ни я его. Не исключено, что он просто не хотел тратить свое время на заполнение мной бумаг. А может, его и вовсе не было, и мне все приснилось.
«Серый, держишься?» – посмотрел я в уставшие глаза водилы.
«Да, нормально», – успокоил он.
Мы выехали на трассу и втопили в сторону далекой деревни. Уже почти рассвело, поэтому могли себе позволить. Но встречаться с лосем совершенно не хотелось. Лось на дороге так же непредсказуем, как девушка во время ссоры. Может прыгнуть от тебя, а может и прилететь в лобовое. Ездил пару раз на сбитого лося. Удивлялся потом, как люди живы остались после столкновения с таким животным. Лось же в обоих случаях лежал на трассе без признаков жизни. Говорят, что они умирают не от удара, а от испуга, так как сердце у них для такой массы тела слабое. Я где-то вычитал это, можете и не верить на слово. Только вот люди с ожирением тоже ведь не живут столько, сколько могли бы. Хотя… а сколько могли бы?
Дорога заняла минут сорок. Дыма не было видно, но, заехав на нужную улицу, увидели мерцание красных машин. Подъехали. Я направился искать старшего пожарной команды в надежде услышать: «Пострадавших нет, сейчас мы закончим, и свободны». Но что-то пошло не по плану.
«Док, там в доме два старика. Отказываются покидать свое жилище. Но что-то им нехорошо. Там матрац горел, мы его залили, так что зайдите сами», – сказал один из пожарных.
Взял с собой кислород и укладку. Зашел внутрь. Запах гари, конечно, неприятный, но, судя по тому, что окна и дверь в доме уже отсутствовали, риск получить неприятные последствия для себя приближался к нулю. На диване сидели дед и бабка. У обоих одышка, сатурация 80 % и 84 % соответственно; головокружение, тошнота. У деда пару раз рвота без патологических примесей – типичное отравление продуктами горения. Исходя из рассказа пожарного: «Загорелся матрац. Пожилые люди не стали выходить из дома. Позже это увидели соседи, дверь открыть не смогли, вызвали нас. Ну, мы быстро подъехали, все выбили и потушили. Пламя на стол уже перекинулось к тому моменту».
«Давайте в машину, старики. Вы чего удумали?» – оказывая помощь, начал я уговаривать пациентов на госпитализацию в город.
«Не поеду я. На кого дом оставить?» – проговорил дед и стал задыхаться еще сильнее.
«Соседи присмотрят».
«А жену?»
«Обоих заберу, разумеется».
«Ну, ладно…»
Совместно с пожарными вытащили стариков в мою машину. Дед еще мог сидеть, поэтому посадил в кресло. Бабушку положили на носилки. Кислорода у меня было достаточно, но взрослая маска и переходник в одном экземпляре.
По пути в город под шипение кислорода начали появляться интересные мысли. Почему тех, кому нужна госпитализация, приходится уговаривать? А те, кому госпитализация не показана, уговаривают меня.
«Увезите меня».
«Куда?»
«Ну как куда? Куда-нибудь. Вы же врач, вам виднее».
«Как врач, не вижу показаний для госпитализации. Но здесь я уже не врач, а таксист. Поэтому куда?»
Либо была такая ситуация, когда ждали скорую три часа на транспортировку не ходячего, но сидячего деда в лор-отделение. Присутствующие мужики вынесли мне пациента в машину, посадили на кресло, а сын поехал за нами на личном автомобиле. На мой закономерный вопрос: «Почему? Ведь в данный момент кто-то меня очень ждет» – ответил вполне спокойно: «Мы вызвали скорую, дождались своей очереди, а все остальное меня не волнует». Ну и в чем он не прав?
Старики были переданы в токсикологическое отделение, вылечены и выписаны. Надеюсь.
Цинизм? Несомненно, да. Многие обижаются на нас за него. Но это наша обыденность, и никуда от данного непристойного поведения не убежать. Мы треть, а то и половину жизни проводим в условиях работы. Даже когда собираемся вместе за бокалом пива, то все темы для разговора ненамеренно сводятся к медицине и каким-нибудь клиническим случаям о застрявшем тампоне, сгнившей ноге, умерших людях, неизлечимых детях… и т. д.
Время – 09:18. В филиале, разумеется, пусто. Все восьмичасовые бригады трудятся, и лишь мой сменщик стоит на крыльце в ожидании машины. Мы перекидываемся парой фраз, пожимаем друг другу руки и направляемся в разные стороны: он – в машину проверять оборудование, я – на базу пополнять кислород и сдавать сумки.
Переодеваюсь. Поняв, что до дома так просто не дойду, завариваю кофе. В очередной раз проклинаю тот день, когда начал работать в самом дальнем от дома филиале. Но после чашки бодрящего напитка, когда появляются силы, я всегда беру свои слова обратно. Лучший филиал.
В голове появляется распорядок дня на мои законные выходные. Сперва приду домой, смою в ванне всю сегодняшнюю смену. Лягу спать. Проснусь вечером и до ночи буду как овощ. Затем снова лягу спать и проснусь следующим утром с мыслью о том, что завтра на работу. М-да. Надо что-то менять. Два года хочу начать ходить в бассейн, но все время нахожу оправдания, чтобы этого не делать. Все. Завтра пойду в бассейн. Ну, может, не в бассейн, а на йогу. Решено, что-нибудь сделаю. Но завтра.